И я все шел и шел.
И увидел много каменных полок, одну над другой. И все они были заполнены совсем небольшими плоскими плитками, сделанными из обожженной глины.
Я приблизился и взял в руки одну такую плитку. На ней какие-то непонятные знаки были прочерчены.
И вдруг я понял, что среди всех этих творений человеческих рук я забыл ту, к которой шел; забыл ту, которую искал; забыл ту, чья одежда — целый лес живой.
И как только я понял это, я упал на колени и беззвучно, без слов просил о прощении. Но я просил не так, как человек просит некий смысл; некий смысл, который он, человек, воображает себе человекоподобным. Нет, я просил ее, как живую ее; как ту, к которой я шел; как ту, которую я искал; как ту, чье платье — целый лес живой; как ту, которой я хочу овладеть, с которой я слиться хочу в наслаждении; как ту, от которой я хочу наслаждения, и которой я могу наслаждение дать.
И я знал, что без нее я не пойму этих странных знаков, прочерченных на твердой глине.
И она понимала, она простила меня. Она вложила в мое сознание слова, запечатленные в древности:
«И будет ниспровергнут Богом город, краса царства и гордость царства. Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей в нем. Пастухи со стадами не будут отдыхать, и не раскинет вождь племени шатра своего. Но будут обитать звери пустыни, и домы наполнятся филинами; и страусы поселятся и косматые будут скакать. И шакалы будут выть в чертогах, и гиены — в домах веселья.
И зарастут дворцы колючими растениями, крапивою и репейником крепости и твердыни зарастут. И будет жилище шакалов, пристанище страусов. И звери пустыни встретятся с кошками и псами одичалыми. И косматые будут перекликаться один с другим…» note 1
Я не знал, как понять это; не знал, что она хочет мне сказать, зачем привела меня сюда и дала мне понять эти слова, начертанные в древности…
И тут я услышал ее голос.
Голос ее был страшен и дик и значим; был он голосом птицы и зверя, гиены, шакала и льва, и филина и обезьяны, и человеческой дочери, кричащей в восторге диком совокупления. Был веселым этот голос и был свободным в своем веселье.
И я приложил ко рту ладони и стал перекликаться с ней громко; как перекликаются в нашей земле юноши с девушками, когда веселятся, поют, играют и танцуют.
И все мое существо предалось этому перекликиванию. Я знал, что она здесь; я кричал и звал ее. Она откликалась мне, я хотел найти и взять ее. Я не двигался с места, на котором стоял, и звал ее, криком звал ее, показывая криком, как сильно тело мое и сильна моя любовь. И она откликалась, и показывала мне своим криком силу своего тела и своей любви…
— У-у!
— У-у-у!
— Ха!
— Ха-ха! У-у!
— У-у!
— Ха!
— У-у!
— У-у-у!
— У-у-у! Ю-ю!..
И глиняная табличка с надписями лежала у ног моих на земле…
И я почувствовал, что нарушаю некий запрет, но я уже не мог сдержаться.
Человеческими словами я закричал громким криком:
— Выйди и покажись мне! Принадлежи мне! Я хочу тебя! Я люблю тебя и я знаю, что и ты любишь меня!..
37
И тотчас я почувствовал, что она будто утратила частицу своей свободности и замерла. Это было так странно и настолько человечески, настолько женственно — этот ее внезапный словно бы страх…
Сделалась вдруг давящая тишина. И тишина эта казалась бурей.
И в этой буре, из этой бури, из самой ее сердцевины, вложились в сознание мое слова. То не были ее слова, слова сомнения и ласковости, слова нежной женщины. То была величественная речь грозного правителя. То был смысл непонятный и бесконечный, то был Ягве, Бог.
Я чувствовал страх и смирение; я и боялся подумать, что эти слова — всего лишь то, что я сам придумываю о бесконечном смысле, уподобляя его себе, человеку. Нет, и тени такой мысли не было теперь во мне; а только страх, смирение и трепет. Со мной говорили слова Бога:
— Кто ты, омрачающий Замысел словами без разумения?
Разве ты распростер небеса, твердые как литое зеркало?
Разве ты заложил основание земли?
Разве ты выпустил море из утробы земли?
Разве ты сделал облако одеждой неба?
Разве ты приказываешь утру,
и заре сообщаешь место ее,
чтобы ей охватить края земли?
Доходил ли ты до источников моря
и по дну океана разве ходил ты?
Открывались ли для тебя врата смерти?
Обозрел ли ты ширь земли?
Где дорога к жилищу света?
И тьма — где ее место?
Знаешь ли ты время родов горных коз и олених?
Ты ли пустил дикого осла на свободу?
Ты ли дал коню его мощь?
Ты ли облек его шею гривой?
Твоим ли умом летает сокол,
и простирает крылья свои на юг?
По твоему ли слову орел возносится
и в горах устраивает свое гнездо?
Он живет среди скал и ночует там,
на зубце утеса и скалы.
Он оттуда высматривает себе корм,
и глаза его видят далеко.
И птенцы его с жадностью пьют кровь.
Где убитые, там и он!..
note 2 38
И я понял, что никогда она не будет принадлежать мне. Я, человек, никогда не буду владеть ею. И, быть может, и она — всего лишь мое воображение о жизни, окружающей меня; как и эти слова — всего лишь воображение человека о непонятном и бесконечном смысле.
Я не буду владеть ею.
Должно быть, если бы мы испытали наслаждение обоюдное, это было бы навсегда, как первые люди жили навсегда в саду Бога, но сами сделали себе иной путь, и теперь у них иное «навсегда». У меня — человеческое «навсегда», у нее — иное «навсегда». И, должно быть, пока невозможно, чтобы я переменился и стал бы не человеком, а чем-то иным. И потому я ухожу сейчас.
И тут появилась на мне моя набедренная повязка. И я вдруг понял, что больше не будет далекого долгого пути. А, может, и не было никогда? Она отпускает меня и я ухожу. Я могу думать, что она любит меня, и что я люблю ее.
39
Я стою у палатки на песке. Я стою здесь, как будто бы я и не уходил никуда. Нет, я не уходил, все привиделось, придумалось. Но все смотрят на меня так, будто я уходил и вернулся.
Отец и мать сидят на песке.
Отец больше не спрашивает, за что он наказан; не спрашивает, за что наказаны дети его.
Отзвучали в воздухе пустыни и в сознании человеческом все «за что?», «зачем?» и «почему?»
Отец никуда не уходил, но познал то самое, что познал и я; казалось, уходивший далеко.
Но что познано? Разве что-то познано? Нет, ничего не познано.
Смысл бесконечен и непонятен.
И только память об этой радости, когда Косматая на тропе любви…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
