Ребят тянет к Семёну, и не только потому, что он старше и вдвое сильнее их. Он привлекает своим хладнокровным отношением к житейским невзгодам, которых у него очень много, своей смелостью и решительностью, когда надо выполнить какое-либо дело, своим упорством, с которым он стремится к поставленной цели: во что бы то ни стало закончить семилетку, поступить в ремесленное, стать электриком.

Спокойное и постоянное стремление стать электриком уберегло Семёна от дурных влияний. Он честен, смел и прям в отношениях со взрослыми и товарищами. Больше всего он старается походить на рабочих и льнёт к рабочим всей душой. И, конечно, среди рабочих самыми значительными ему кажутся те, кто связан с электричеством. Монтёр с железными когтями на плечах, перетянутый широким предохранительным поясом, — для него самый неотразимый человек. Семён часами может наблюдать за монтёрской работой и охотно помогает электрикам, их поручения выполняет аккуратно, добросовестно, основательно, — впрочем, как и всё, что ему поручают сделать.

Сейчас, взобравшись на платформу лесовоза, он располагается основательно, по-хозяйски, точно ему ехать не какой-нибудь час, а по меньшей мере сутки. Он аккуратно расстилает старую, дырявую телогрейку, сбрасывает куртку, прикрывает ею узелок с едой и ложится, явно намереваясь загорать. Полуприкрыв глаза выцветшими белёсыми ресницами, он наблюдает за Митей и Павликом.

Митя — мамкин баловень. У него тоже нет отца. Мать не чает в нём души, и Митя верховодит ею, к великой зависти других ребят, у которых отношения с родителями не так хороши. Это живой непоседа, вспыльчивый и горячий, беспечный и добрый, весь отдающийся первому впечатлению и первому порыву.

На лесовозе Митя чувствует себя превосходно, Машина катится ходко, с ветерком, кепку пришлось натянуть на самые брови, чтобы не сдуло. Вцепившись в крышу кабины, он бойко посматривает по сторонам чёрными выпуклыми глазами и сообщает обо всём, что видит, лежащим на платформе приятелям:

— Глядите, глядите, орёл парит! Вон куда его занесло! Крылышки — будь здоров!

Полюбовавшись на орла, он машет девчатам, окучивающим картошку на большом поле подле автострады. Девчата пользуются случаем разогнуть усталые спины и машут ему в ответ.

Навстречу вдоль обочины идёт вереница пожилых женщин. И Митя кричит во всю силу своего голоса:

— Тётеньки! Ягоды уже поспели, не видали?

Женщины что-то отвечают, но их не слышно.

Да Мите и не нужно знать ответа: он снова озирается вокруг, выискивая, к чему бы прицепиться, с кем бы перекинуться словечком, над кем бы посмеяться. Митя наслаждается своей свободой, царящим кругом привольем…

На прицепе тяжко грохочет балка. Звенят и лязгают цепи, которыми стягиваются брёвна. Платформа усыпана щепой и кусками сосновой коры. Павлик вымазал руки в сосновой смоле, которой густо закапан настил, и чем больше он оттирает смолу, тем грязней и черней становятся руки, пальцы неприятно слипаются. Павлику не по себе и от этого, и от грохота балки, и главным образом оттого, что уехал он всё-таки без спросу и теперь дома никто не знает, где он. Чем всё это кончится?

По натуре своей Павлик склонен к задумчивости, и чем больше он размышляет, тем сильнее его томят тяжёлые предчувствия, а бурное оживление Мити, уже распевающего какую-то песню, кажется несносным…

Для рыбалки облюбовали Крутики — гряду утёсов, пятиэтажной стеной нависшую над озером. Лес растёт только на вершинах скал, а голые, серые бока утёсов отвесной, неприступной стеной опускаются в воду. Однако в одном месте к Крутикам привалилась длинная цепь громадных валунов. Переходя с одного на другой, можно уйти далеко в озеро, до самых глубоких мест.

Здесь, на последнем валуне, очень хорошо: если не оглядываться назад, на Крутики, то легко вообразить, что ты на борту броненосца и плывёшь к далёкому противоположному берегу. Греет солнце, обдувает лёгкий ветерок, стеклянные волны облизывают чёрный, покрытый плесенью бок валуна. Только вот рыба никак не клюёт…

Вода удивительно прозрачна. Павлик спустил в неё ноги, и они как будто переломились пополам, торчат в разные стороны. Павлику становится смешно: да полно, его ли это ноги?

— Сёма, посмотри-ка! Ноги у меня… Чудеса! — обращается он к Семёну.

Да видел уж. Это от воды: прозрачная больно, лучи преломляются, — равнодушно отвечает Семён.

— Тихо вы! Рыбу распугаете! — шипит на приятелей Митя.

Павлик молчит и продолжает любоваться необыкновенной прозрачностью воды. Поплавки плавают словно не в воде, а в загустевшем воздухе, лесу видно до самого крючка. Стайки мальков, расположившись кружком и пошевеливая хвостами, рассматривают извивающегося на крючке червя, точно стараются разгадать, что это такое.

— Сытые, чертяки, вот и не клюют! — сердито бормочет Семён, — Поздно мы приехали, вот что…

Он переходит на другой валун, поближе к берегу. Вслед за ним перебирается на соседний камень и Павлик. На дальнем валуне остаётся один Митя.

И надо же так случиться: лишь только ребята покидают валун, как у Мити начинается клёв. Сначала он выдёргивает из воды чебачка сантиметров на пятнадцать, за ним ещё двух подряд — помельче.

Семён хмурится, Павлик с завистью посматривает на Митю. А Митя таскает и таскает рыбёшку, еле успевая нанизывать её на кусок шпагатика с привязанной на конце спичкой.

— Которого, Мить? — не утерпев, спрашивает потерявший счёт Павлик.

Митя оглядывается, но смотрит не на ребят, а куда-то поверх них. По лицу видно: доволен, еле удерживается от смеха.

— Ерунда. Мелочь одна идёт, — пренебрежительно отвечает он.

Павлик уныло смотрит на свой неподвижно замерший поплавок, а Митя тем временем вытаскивает порядочного окунька. Павлик не выдерживает: сделав вид, что ему понадобился червяк, он перебирается обратно на митин валун. Пока он нанизывает червяка, Митя смотрит насторожённо и молчит. Но когда Павлик закидывает удочку рядом с ним, чёрные глаза Мити загораются:

— Ну, это ты брось! Моё место!

— Это почему же? — спрашивает Павлик, собирая всю свою решимость. Вообще он довольно смирный и уступчивый паренёк, но сейчас на него накатило упрямство: так обидно видеть рыбацкую удачу соседа!

— Потому! Вы ушли, вот и рыбачьте там, куда ушли!

— Вот ещё хозяин какой нашёлся! Где хочу, там и рыбачу.

— А я говорю, уходи!

Дальше — больше. Павлик упорствует, Митя настаивает, перебранка разгорается, удочки падают в воду и плавают там, отданные на волю разыгравшейся рыбёшке. Долговязый Семён, вытянув шею, поглядывает то на приятелей, то на поплавок. Но он не успевает вмешаться: сжав кулаки, Митя налетает на Павлика, тот отстраняется, и Митя, не удержавшись, плюхается в воду.

Павлик с ужасом смотрит на вспененную воду, в которой мелькнули и исчезли синие трусы и голые пятки приятеля. Митя и так не особенно высок, а под водой он кажется совсем коротышкой. Тысячи серебряных пузырьков поднимаются вверх, а сам Митя, по-лягушечьи раскинув руки и ноги, погружается всё глубже и глубже.

— Сёма! Митька тонет! — кричит Павлик изо всех сил.

Семён уже здесь. Он освободился от штанов и готовится нырнуть за Митей. Но этого уже не нужно: Митя вынырнул сам и карабкается на скалу, отплёвываясь и отфыркиваясь. Семён и Павлик протягивают ему руки, чтобы помочь выбраться, но Митя головой отталкивает их и даже не смотрит на приятелей. Трясясь от злости, он достаёт удочку, укладывает в полевую сумку банку с червями: явно собирается уходить. Ребята молча смотрят на него, молчит и Митя. Он только громко сопит.

— Ты куда, Митя? — нерешительно спрашивает Павлик. Он уже не рад, что затеял это дело, и готов помириться.

Митя не отвечает. Собрав в охапку всё своё имущество, он уходит. Куда? Вряд ли он знает это сам. Он уходит, потому что твёрдо знает, что надо уходить. Он никому не может позволить так издеваться над собой. Хватит! Теперь он понял, какие у него друзья! Место отобрали, удочку чуть не утопили, самого в воду сбросили… Конечно, сбросили: не вернись Павлик, разве он упал бы в воду?