Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Кай принялся останавливать проезжающие легковые машины. Трос? В ответ с сожалением качали головой. Тогда он преградил дорогу первому же туристическому автобусу. Целый рой пассажиров с любопытством высунулся наружу.

Кай вступил в переговоры с водителем и на самом деле раздобыл у него трос. Дав этому человеку свой адрес, он пообещал, что отошлет трос в автобусный парк.

Но у водителя взыграло профессиональное честолюбие. Он бросил свой автобус и пассажиров, залез под поврежденный автомобиль и, лежа между колесами, выкрикивал, что он там обнаружил.

Его спутник с мегафоном стал его звать. Но тот только глубже забирался под машину. Смирившись, гид в ожидании водителя стал подробно рассказывать пассажирам о здешней местности.

Наконец, с некоторым применением силы, удалось-таки вытащить водителя из-под машины. Но прежде чем он перестал заниматься поломкой и вспомнил о своих обязанностях, пришлось надавать ему полные руки сигарет.

Шофер Льевена крепко соединил тросом оба автомобиля и сел в двухместный, чтобы им управлять.

Выяснилось, что его владелица – мисс Мод Филби – направлялась в Геную.

– Мы едем туда же, – заметил Льевен, – и по пути завернем в ремонтную мастерскую.

Они сидели все трое рядом. Машина тронулась. Обернувшись назад, Льевен крикнул:

– Тормоза работают?

– Да!

– Тогда, несмотря на прицеп, мы можем ехать быстрее, – сказал он, успокоившись, и принялся беседовать со своими спутниками.

Двадцатью километрами дальше они увидели светящуюся вывеску автомастерской. Машину втащили вовнутрь и демонтировали мост. Через час вышел шофер и сообщил, что срочный ремонт не имеет смысла, надо заказать запасные части. Через три дня машина будет на ходу.

Льевен вопрошающе взглянул на Мод Филби. Она кивнула:

– Я оставлю машину здесь. Если вы можете довезти меня до Генуи…

Он вежливо сказал:

– С удовольствием. Но мы едем дальше Генуи. Может быть, вам тоже надо дальше?

– Нет, только до Генуи. Меня там будут ждать.

– Так что, поехали?

Время поджимало. Льевен ехал быстро. С моря дул бриз. Вода была совсем синей. Небо и море составляли хороший фон для профиля американки. Лицо ее казалось произведением скульптора. Оно было виртуозно накрашено.

Кай предоставил Льевену вести разговор. Незнакомка принадлежала к тому типу женщин, которых с первого взгляда нельзя вполне точно классифицировать. К тому же она была американка, а это чрезвычайно затрудняло задачу. Будь она европейкой, ее можно было бы принять за изысканную даму полусвета; будучи американкой, она могла с таким же успехом оказаться женой страдающего печенью биржевого маклера.

Судя по всему, она была женщина экзальтированная, с претензиями, и отличалась особым, вполне американским свойством – путать вежливость с галантностью.

В Генуе она с ними распрощалась. Кай и Льевен поехали дальше, в Милан.

– Хорошенькая девушка, – сказал Льевен, – ее желтый кабриолет уже не раз попадался мне на глаза. Она, видимо, живет в Ницце.

– При обгоне она немножко неосторожна, Льевен.

– Зато тем осторожнее в разговорах.

– Стало быть, она здесь одна и, вероятно, не замужем. Это происшествие она приняла так легко, что не трудно угадать: подобные происшествия для нее не редкость и она не придает им значения.

– Если вы правы, Кай, то открывается довольно-таки неплохой шанс.

– Напротив: будь с нею здесь муж, тогда и впрямь был бы шанс.

– Я вообще-то нахожу, что она очень даже ничего, – задумчиво проговорил Льевен, – и, кажется также, не из тех, кто устраивает сцены при расставании.

– Какой вы практичный человек, – похвалил Кай собеседника, – это же замечательно удобно – начинать любовную связь сзади наперед и принять необходимые меры предосторожности, прежде чем рельсы чувств пойдут под уклон. Фантастически практично.

Льевен приосанился.

– Долгая жизнь…

Кай, смеясь, перебил его:

– Знаю-знаю: она научила вас во всех любовных делах первым делом обозначать границы, ибо ни в одной другой сфере катастрофа не может разразиться по такой пустяковой причине, как в этой. Но на меня это не производит впечатления – предусмотрительность, и ничего больше.

– Если исходить из задачи стопроцентно использовать данную тебе жизнь, тогда то, что вы называете предусмотрительностью, заслуживает более лестного определения: это знание, знание, дарующее человеку превосходство, умение предвидеть.

– Ваше знание несколько сурово обходится с начальными стадиями. У вас замечательные представления о конце; можно надеяться, что вы знаете столь же безошибочные рецепты для начала. Сегодняшнее происшествие, в сущности, принесло вам скудную добычу.

Льевен подмигнул ему.

– Вы забываете о кабриолете, отданном в ремонт. Это же просто подарок небес. Продолжение тут напрашивается так явно, что эта история могла бы стать хрестоматийной, служить упражнением для начинающего. Я готов даже отказаться от этого приключения, уступить его Хольштейну.

– Кто такой Хольштейн?

– Парень, который сегодня участвует в гонке от нашей фирмы. Двадцать три года, великолепен за рулем, в остальном, правда, идеалист, – задатки многообещающие, молодая гончая собака, хороша в травле, для выслеживания негодна.

– Я пришел к выводу: в течение двух лет, что мы с вами не виделись, вы даже стали щедрым. Этот дар…

– Окончательно я пока не решил, и кроме того, по этому вы можете судить, что моя щедрость сочетается со здравым смыслом – она простирается только на те области, где я сам еще чувствую себя неуверенно.

– При такой позиции вам редко придется мучиться раскаянием.

– Тем-то она и полезна. Позиция настолько эгоистичная, что с обратной стороны невольно затрагивает сферы высокой человечности – оберегать других…

Воздух потускнел. Придорожные кусты казались гипсовыми слепками – до такой степени они были запудрены пылью. Между небом и землей висел светлый известковый туман и широкими белыми полосами стелился по полям. Машина за машиной проносились по дороге. Это было шоссе, которое вело к гоночной трассе в Монце.

Солнце мерцало в облаках пыли, отчего его еще труднее было разглядеть. Вереница автомобилей за несколько километров до трассы смыкалась в цепь, которая разрывалась только в местах парковки.

Трибуны были полны, и от них исходило то беспокойное ожидание, какое всегда возникает в переполненных общественных местах, будь то театральные залы или спортивные арены – легкая лихорадка, охватывающая каждого, кто туда попадает. Хлопали флаги, висели в небе рекламные воздушные шары, и гудели, пробуя силы, невидимые моторы.

Льевен был поражен количеством публики. Вместе с Каем он прокладывал себе путь к складу запасных частей, чтобы заглянуть в отсек своего завода. Там царило волнение. Механики стояли группой и что-то живо обсуждали. К Льевену быстро подошел молодой человек. Правая рука у него была забинтована.

– В чем дело, Хольштейн, что это за повязка?

– Я немного защемил себе руку.

– Но ведь с этой повязкой вы не можете ехать! Что же нам теперь делать? – Льевен разглядывал туго забинтованную руку. – Как это случилось?

– Сегодня днем я хотел еще разок проверить масло и для этого поднял задние колеса. Но, должно быть, плохо установил домкрат, потому что пока я заливал масло, машина соскользнула и одно колесо зашибло мне руку.

– И что же?

– Ушиб, ничего страшного. Я поеду.

Льевен недовольно покачал головой. Хольштейн подавленно улыбнулся.

– Я могу ехать, честное слово! Рулить буду главным образом левой рукой. Я прекрасно умею вести левой, правая мне даже и не нужна. Кроме того, для торможения и переключения мы тут с ребятами смастерили крючок. Я примотаю его ремнем к запястью. Будет что-то вроде руки.

Он вынул крючок и показал, как намерен им пользоваться. На Льевена он смотрел боязливо и с какой-то безнадежностью. Потом, в поисках поддержки, обратился к Каю:

7
{"b":"23097","o":1}