218

ссылался о том, чтоб Дорошенко на сю сторону Козаков и татар

не пускал войною, а служили бы мы вместе великому государю

на оборону от неприятелей. К Соже я посылал по совету всех

старшин, а особенно писаря Карпа Мокриевича, полковника Во-

рошилу с полком его, велел ему: по Соже учинить рубеж для

того, чтобы когда станут польские послы говорить с боярами о

рубеже, так малороссийским жителям был бы уже тот рубеж

рекою Сожью по Днепр. Я поступал так не сам собою, а по. совету

всех начальных людей, которые знают, что места эти были в

нашем владении до Андрусовского договора, я о том писал к его

царскому величеству.

Ему возразили: Коли бы, как ты говоришь, малороссийские

жители владели местами по реку Сожь, то для чего было тебе те

места заезжать, минуя три года после Андрусовского договора?

Притом рубеж ты велел заехать по Сожь для того, говоришь, чтоб

рубеж был по эту реку; а ведь город Гомель стоит за Сожью!

Зачем же в этот город велел ты людей ввести и город засесть?

Демьян сказал: В том воля великого государя. Хотя город

Гомель за Сожью, только во время польской войны от того города

малороссийским жителям было великое утеснение; для того-то я

этот город велел занять малороссийским жителям - так, что если

бы от поляков вперед сталась какая война, то-малороссийским

жителям было бы тем городом бережение великое, потому что тот

город стоит за Сожью.

Его спросили: Приезжал к тебе подьячий Михайло Савин, ты

говорил ему: как царь изволит нас отдавать королю понемногу, так лучше бы уже всех разом отдал; король будет рад, а царское

величество нас не защищает, и если б мы сами себя не боронили, так нас бы поляки в неволю побрали, а на московских людей

надеяться нечего>.

- Таких речей не говорил! - отвечал Демьян.

Дали очную ставку с Савиным. Демьян утверждал, что не

помнит этого, а если что говорил, то, быть может, в пьяном

состоянии (<пьяным обычаем>).

Его продолжали допрашивать: <говорил ты гоэлуголове Танееву

и подьячему Щоголеву, что государь обещал полякам отдать Киев

и малороссийские города в вечную неволю и посрамление, а

церкви Божий на запустение и разорение и поэтому королевские

послы не допустили сидеть твоих посланцев в посольской избе, называя их своими холопами>.

- Таких речей я не говорил, - отвечал Демьян, - а вот как

пришла царская грамота о Киеве с Василием Бурковским, то я

сказал писарю Карпу: изволил государь нас о Киеве грамотою

своею обрадовать! Писарь же молвил: “не само ты тому верь; держи свой разум. Не так бы вышло, как прежде было, когда

219

прислали царскую грамоту при Бруховецком, Войско

Запорожское обнадежили, а потом князь Данило Степанович Великогагин

вступил с войском, Золотаренка, Сомка и Силича побили. Вот

что я слышал от писаря и был в сумнении и от царских войск

в опасении; в том виноват, а изменять не думал!

- Зачем же, - сказали ему, - ты на писаря старшинам и

войску не объявил и к царскому величеству не написал? Тебе

что о том опасение иметь, что князь Великогагин с войском

приходил? Он на раду прислан был, а у вас никогда рада совершения

не воспринимала без царских ратных людей. У вас при выборе

гетмана учинился бы на раде бой, кабы царского величества войск

там не было.

- Я человек простой, - сказал Демьян, - не писал

великому государю спроста; чаял, что писарь говорит правду, осте-

регаючи меня; в том пред великим государем виноват.

Из старшин более всех старался вредить Многогрешному

генеральный писарь Карп Мокриевич. Он показывал: <перед нами

всеми, пред генеральною войсковою старшиною, говорил Демкб

такие речи: соберу конного войска тысяч шесть и пойду войною

на великороссийские города, а весною ко мне хан крымский с

ордою прибудет на помощь. Задам тогда я москалям: поймаю за

волосы их лучшего человека Артамона и уж тогда буду знать, что с ним сделать!> то написано было в сказке, поданной Мок-

риевичем. Прочитали эту сказку Демьяну Игнатовичу. Он сказал: в мысли у меня никогда не бывало собирать войско да идти

войною на великороссийские города и Артамона за волосы поймать!

Не говорил я ничего такого. И про хана, чтоб его ждать себе в

помощь не говорил. Вольно писарю Карпу теперь это показывать: он со старшинами в соумышлении хочет меня погубить и для

того такое про меня выдумывает!

Явился у расспроса нежинский протопоп и сказал: <как онг

Демкб, будучи гетманом, посылал меня к царскому величеству, я пред отъездом своим укреплял его, чтоб держался милости

царской; я напоминал ему, что сталось с Бруховецким, а он мне

сказал: поедь-ко ты в Москву, так на Москве будешь в тюрьме>.

Демьян сознался, что было так, и винился.

Думные люди продолжали спрашивать подсудимого: <говорил

ты стрелецкому полуголове, будто посланцев твоих не допускают

царские бояре для слушания дел, чтоб отдача Киева и

малороссийских городов Войску Запорожскому неведома была>.

- Не говорил, - отвечал Демьян.

Его продолжали допрашивать: <говорил ты - великий

государь город Киев не саблею взял, поддались^ вы ему добровольно

и коли теперь не нужен ему Киев, пусть выведет воевод и ратных

людей, а вы найдете себе иного государя, и про Бруховецкого

220

говорил, что он много терпел от московской неправды, да и не

утерпел?>

- Отнюдь ничего такого не говорил, - отвечал Демьян.

-? Зачем, - спрашивали его, - Чернигов большой город от

малого отгородить велел?

Демьян отвечал: <Писарь мне сказал, что слух пошел, будто

войска царские хотят города малороссийские засесть. Я для

осторожности велел отгородить>.

Его продолжали допрашивать: <тому же Танееву и подьячему

ты сказывал, будто польским послам по договору дали 30.000

денег для найма войска на Дорошенка; вы же непродажные и

некупленные пойдете на Польшу войною, а как над польским

государством что учинится, так и иному кому-то достанется. Еще

тому же Танееву ты сказал, что никаким спискам, присланным

из Москвы, ты не проверишь, что вас только ласковыми словами

утешают, а правды ар объявляют. Да еще о Колупаеве ты сказал: что коли приедет, так пускай нездоров уедет, а Танееву грозил, что коли еще приедет, так будет в Крыму; да еще говорил, что

коли польские послы, набравши в Москве денег, пойдут через

вашу землю, то коздки казну у них разделят. Говорил ли ты все

это? Скажи теперь правду и вину свою великому государю

принеси чистым сердцем>.

Демьян все отрицал.

Его спрашивали: <Зачем ты велел Неелову ставить на воротах

стрельцов только человек по тридцати, когда прежде их ставилось

по сту и больше? Зачем обозному Забеле и другим старшинам

запрещал сходиться с Нееловым и челядников своих подсылал

надсматривать за ними, чтоб не сходились с московскими

людьми? Делал ты так? скажи правду>.

Демьян объяснял так: Один раз, шедши в церковь, я

спросил - есть ли караульщики? Мне отвечали: два человека

пятидесятников, а с ними стрельцов человек со сто. Я спросил: нет

ли в кормах скудости? Отвечали - нет, а только много слишком

ставится караульщиков, и то им досадно и скорбно. Я, поговоривши с Нееловым, велел стрельцов на караулах убавить; старшинам же не заказывал сходиться с московскими людьми и

челядников не посылал надсматривать за ними.

Ему сказали: <на тебя сообща все старшины показывают, что

ты изменил великому государю, посылал к Дорошенку чернецов, и. те именем твоим присягу учинили, а Дорошенко присылал в

Батурин своих посланцев с образом, и ты перед ними присягал