Москву: поехали нежинский протопоп и генеральный есаул Грибович
с товарищами. Демьян Игнатович писал в Приказ снова о недог
204
разумениях, возникших с поляками по поводу рубежа; Андрусов-
ский договор устанавливал какой-то старый рубеж, а поляки в
старом рубеже считали Стародуб, Чернигов и другие местности
по ту сторону Десны. Это посольство разминулось с московским, которое ехало от царя к гетману.
Танеев приехал в Батурин 7-го марта и в тот же день
представился гетману, вручив ему царскую грамоту. Гетман Демьян
был в этот день в возбужденном состоянии и, кажется, пьян.
Приказавши прочитать грамоту4 и заметивши, что царь не велит
ему иметь никакого опасения, Демьян говорил: <Как нам всем не иметь опасения, когда его царское величе; ство тайно отдает в сторону короля польского свою вечную
отчину - преславный град Киев с малороссийскими городами и со
всем Войском Запорожским в вечную и нестерпимую неволю!
Были в Москве договоры польских послов с царскими боярами; по глуховским договорным статьям должны были с послами сидеть
и наши посланцы от Войска Запорожского; а наши посланцы, киевский полковник Солонина с товарищами, не допущены в
посольскую избу для прислушивания и для вольного голоса; держат
наших посланцев в Москве как невольников, отговариваются тем, будто польские послы и комиссары их не допустили, - называя их
своими холопами. Нет. Не польские послы и коммиссары, а
царские бояре и думные люди то учинили, - все для того, чтоб
Войску Запорожскому была неведома отдача Киева и
малороссийских городов! Этим вы Войску Запорожскому вечное бесчестие
нанесли и у поляков посмех учинили. Как польские послы и
коммиссары приедут в свою землю, король пошлет по Украине
сбои грамоты и в тех грамотах напишут: видите, что вам Москва
учинила! От этого настанет великое смятение в народе. Да и в
хроники свои поляки впредь для верности запишут, что Москва
в посольство Козаков не допустила. Коли кому на лбу учинят
рану, так после ту рану хоть и залечат, а знак от нее р,о смерти
будет оставаться! Так и у нас, в Войске Запорожском, это
бесчестье вечно забвено не будет! Его царское величество преславный
наш город Киев и малороссийские городы не саблею взял: поддались мы под его высокодержавную руку добровольно для единой
православной христианской веры и для обороны от
неприятельских иноверных сил. А когда великому государю город Киев и
малороссийские города и все Войско Запорожское не надобны, -
пусть велит государь своих воевод и ратных людей из Киева и
из малороссийских городов вывести; тогда мы с Войском
Запорожским сыщем себе иного государя. Бруховецкий, видя
московские неправды, много терпел, да не стало терпения, и хотя смерть
принял, а на своем поставил! И я, гетман, видя неправды ваши, уже велел Чернигов большой город от малого города отгородить: 205
что из того выйдет,
- про то Бог ведает! Видно время пришло
нам искать себе другого государя, только уж никак не польского
короля. Польский король был бы рад, еслиб мы под его руку
захотели идти: и теперь уже он призывает нас, -поступается нам
своей королевской вотчинььк малороссийскому краю по Слуцк и
по Березу-реку со всеми городами и землями и вольностями, только с тем, чтоб мы его королевских и сенаторских и шляхетских
маетностей не трогали. Однако, мы, козаки, полякам не верим
ни в чем, да и весь наш народ малороссийский не захочет идти
под власть польскую: хоть до ссущего младенца все помрут, а
под Польшею отнюдь не будут. Знаем мы и про то, что польские
послы в Москве выговаривали для усмирения Козаков Дорошенка
либо 30.000 человек московского войска, либо денег на такое
число войска, а бояре и думные люди приговорили дать им на 30.000
войска денег. И прежде, по Андрусовскому договору, переслали
уже из Москвы в Польшу сколько-то десятков тысяч рублей. Куда
как умно и мудро чинят поляки: продают то, чего сами в руках
не имеют и чего никогда иметь не будут. Мы, козаки, не
проданные и не купленные! Коли поляки, наполнившись московскими
деньгами, пойдут на Дорошенка, чтоб его усмирить и потом
принять под свою власть Киев со всеми малороссийскими городами, так мы, козаки, соединимся с турским войском и с татарами и
пойдем против польских сил; хоть все помрем, а Киева и
малороссийских городов Польше не дадим! Не станем дожидаться, пока поляки соберутся с силами: тотчас после Светлого Воскресения
сами пойдем в польское государство великим собранием! Города
один за другим будут нам сдаваться, потому что во всех городах
православных-людей много. Устоит разве один
‘Каменец-Подольский, да и то не на долгое время! Ни одного поляка не останется
у нас, - только православной веры люди, и те будут под
державою турского султана. Те времена приходят, что, конечно, тому
быть! Ну, а как над Польским государством что-нибудь учинится, тогда и кому-то иному достанется>.
Такая смелая речь, сказанная в глаза московскому
посланнику, по тогдашним понятиям была уже поводом к подозрению в
измене. Демьян в эти минуты высказал весь свой характер. Он
говорил то же, что некогда Богдан Хмельницкий Киселю, но
правду надобно сказать, что при своем положении показал в своей
речи еще более смелости, прямоты и геройства, чем Богдан
Хмельницкий.
После этой решительной речи Танеев вел с гетманом разговор
о других предметах и между прочим насчет договоров, какие
велись в Москве польскими послами, сказал, что великий государь
сообщит ему через Солонину список с тех статей, какие будут
постановлены у бояр с польскими послами.
206
Демьян сказал: никаким спискам вашим мы не верим; чего
наши очи не видали и уши не слыхали - ничему тому не верим!
Много к нам писаного из Москвы присылают, только бумагою да
ласковыми словами нас утешают, а подлинного ничего не объявят.
С польскими послами толкуют, а границ не проведут, и поляки
мало-помалу .малороссийский край заезжают (захватывают).
Больше всего полковник Пиво нам пакостит: около Киева все за-
пустошил, людей побивает, а царский воевода Козловский не дает
ему никакого отпора и не обороняет бедных людей.
Зашла речь о Гомеле. Демьян сказал:
- Мне гомельских жителей нельзя не принять; Войско
Запорожское никого от себя не отгоняет; если и иные города станут
к нему склоняться, гак не откажет. Время пришло мне свой разум
держать!
- Что ты, гетман, писал о Дорошенке и о запорожцах, так
о том обо всем будет тебе царский указ прислан вскоре с головою
стрелецким, Михаилом Колу паевым.
- Знаю я, - сказал подозрительно гетман, - зачем Колупаев
приедет! Пусть нездоров уедет!
Танеев стал уверять, что Колупаев прибудет не с
какою-нибудь секретною целью, но Демьян перебил его и сказал: - Все вы набрались от поляков их лукавых нравов; и ты, Александр, коли еще раз приедешь ко мне с неправдою, то будешь
в Крыму.
Свиделся Танеев с Нееловым и этот ему сказал: <гетман совсем
не тот стал, что прежде был; уже, конечно, соединился с Доро-
шенком; и со мною, и с моими сотниками, и со стрельцами
обходится не по-прежнему; по се время стояло на карауле у ворот
и у форток малого города стрельцов человек по сту и больше, а
теперь велит ставить только человек тридцать. Старшины: обозный, судьи и Дмитрашко Райча великому государю служат верно
и мне обо всем дают ведомости, только опасаются видаться со
мною в день, потому что гетман приказал своим челядникам
надсматривать за ними, чтоб они ни со мною, ни с тобою и ни с
кем из наших московских людей не сходились; поэтому, если
