толковали, что не сегодня-завтра возьмут ляхи Киев и рассыпятся

по всему краю. <Все православные, - писал Лазарь Баранович

179

в Москву, - плачут горько и мятутся от этого слуха. Сжалься, государь, над кровью своею, над своим искони вечным отечеством!

Ведь правоверные великие князья киевские, начиная с

равноапостольного Владимира - твои предки, кровь твоего пресветлого

величества! Не отпускай же собственности своей, вещего града

Киева, в иноверные руки на вечное поношение и жалость всего

православного христианского народа>.

В области управления гетмана Демьяна господствовала неу-, рядица. Когда в Светлое Воскресение 1670 года, по обычаю, пол-, ковники съехались в Батурин, двое из полковников не явились к

гетману, а явившихся упрекал Демьян, что замечает в них мало

к себе расположения. Он им говорил тогда такую речь: <Вести

ко мне доходят, что во всех городах меня козаки мало любят; а

если вправду так, что не любят меня, так пусть бьют челом

великому государю об избрании нового гетмана. Я уступлю

войсковые клейноты тому, кого выберете; пока же я буду гетман, то

буду укрощать своевольников сколько мочи моей станет; на том

я великому государю присягал: не таков я, как изменник Брухо-

вецкий, что как Иуда Христа предал; так он великому государю

изменил. Я же обещался за государя помереть, и вперед пусть

слава такова будет на род мой!>

Дмитрашка Райча, ударив по столу, с жаром произнес: <Полно

уж нам таких гетманов обирать, чтоб из-за них кровь

христианская лилась. Будем себе единого государя иметь неотступно, а

своевольников станем укрощать>.

Все положили на общем совете не склоняться ни на какие

неприятельские прельщения, упорно стоять против каждого

неприятеля и во всем быть послушным гетману.

Все это, однако, не оказывалось вполне искренним. 19-го

апреля, на другой день после рады, на которой был дан гетману

обет в послушании, один гетманский челядник сказал

великороссийскому подьячему, бывшему тогда гонцом: <только

переяславский полковник, да староду.бский Петр Рославченко с гетманом

заодно служат государю, а прочие - так и сяк>.

Полтавского й~ Миргородского полков козаки, увлекаемые в

одну сторону универсалами Дорошенка, в другую - универсалами

Многогрешного, все еще сами не знали, к кому им пристать. Они

находились в беспрестанном сношении с козаками других полков

и повсюду распространяли дух непостоянства; не менее их

оказывали на народ влияние запорожцы, которые шатались повсюду

и учили всех никому не повиноваться.

Край малороссийский все больше и больше приходил в упадок

от нескончаемых междоусобий и татарских нашествий; селения

пустели, жители во множестве переселялись в слободские полки

и вообще в царские земли>; обнищало хозяйство остававшихся

180

на родине отцов и дедов. Недавно было еще то время, когда поляки

называли Украину плодородным Египтом, когда даже и после

тяжелых и кровавых войн Богдана Хмельницкого, проезжавший по

Украине араб Павел, архидиакон патриарха Макария, следовал

от подольских границ до Киева посреди потонувших в садах и

пасеках хуторов и хлебных гумен, а приехавши в лавру, был

угощаем вином, добываемым из собственных виноградников; теперь царь Алексей Михайлович пытался добыть из Малороссии

строителей виноградников и овощных садов и посылал затем в

Печерскую лавру, так как в ее волостях этого рода хозяйство

давно уже приобрело славу. Иннокентий Гизель отвечал ему: <таковых строителей не токмо во всей святой лавре ныне не стало, но и на иных местах в наших странах нет, за различными злыми

мятежами здешними и многими обидами и сполохами, для чего

и наши винограды запустевают>. Упало тогда и духовное

просвещение, так озарившее русскую церковь из Киева. Киево-Братский

монастырь с его коллегией, по свидетельству того же Иннокентия, пришел в крайний упадок: церкви его были’ сожжены, братия

бродила, нуждаясь в пище и в одежде; учители и проповедники

слова Божия, пребывая <алчными и хладными>, не могли вести

своего доброго дела. Иннокентий просил для них царской

милости, и царь Алексей Михайлович обещал подавать им пособие.

Из всех вотчин Братского монастыря оставалась одна деревня на

Днепре, дар Петра Могилы, но и та была разорена. И другие

киевские монастыри: Межигорский и Выдубицкий находились в

нужде и просили пособий от благочестивого царя.

VII

Многие городки левобережной Украины сдаются

Многогрешному. - Вопрос о резиденции гетмана в

левобережной Украине. - Полтавский полковник

присягает царю. - Подозрение Демьяна на

Ханенка. - Романовский выправляет у

константинопольского патриарха неблагословенную

грамоту против Демьяна. - Царь успокаивает

Демьяна и ходатайствует за него пред патриархом. -

Посольство Дорошенка в Польшу. - Проект

примирения с поляками. - Острожская комиссия. -

Ханенко принимает польские условия и признается

гетманом от Речи Посполитой.

Беспокойства, угрожавшие власти Дорошенка на правом

берегу Днепра, снова побудили его отложить намерение подчинить

себе левобережную Украину. Он вызвал чс левой стороны Днепра

и своих Козаков, и присланную ему от силистрийского паши

белгородскую орду. Но едва только вышли с левой стороны дорошен-

ковы козаки и татары, городки, прежде державшиеся Дорошенка, стали сдаваться Многогрешному и присягать на подданство мос-

181

ковскому государю. Так поступили гадячане, рашевцы, лохвичане, лубенцы, сорочанчане, бурченцы, лютенчане, сенчане, лукомляне, оржичане, боромцы, пирятинцы. Их посланцы перед святым

евангелием произнесли присягу и целовали крест на верное и

неотступное подданство законному государю в батуринской церкви

св. Николая, и об этом известил гетман царя через генерального

асаула Гвинтовку, в начале 1670 года.

Весною того же года городки левобережной Украины

продолжали один за другим сдаваться Демьяну, и в половине апреля

он извещал царя, что уже прчти вся левобережная страна

склонилась в подданство великому государю; он просил указать, где

ему иметь гетманскую резиденцию, в Гадяче ли, где она была

при Бруховецком, или в Батурине, где находился тогда Демьян

сам. Гетман также просил прислать московских стрельцов, которые бы находились при нем безотлучно для оберегания гетманской

особы, потому что иначе, при непостоянстве и шатости

малороссийского народа, он не может быть безопасен. 2-го мая на эту

челобитную последовал царский указ, что гетман может жить, где

пожелает, но лучше было бы, если бы он остался в Батурине. С

тех пор Батурин стал постоянною резиденциею гетмана, что и

продолжалось вплоть до измены Мазепы. На просьбу Демьяна

послали ему приказ московских стрельцов под начальством Ко-

лупанова, с тем, что Многогрешный обязан был давать им

содержание. С той поры вошло в обычай посылать гетману

великороссийских стрельцов для составления около него отряда

телохранителей: это было подручно московской политике, потому

что стрелецкие начальники вместе с тем могли и надсматривать

над поведением гетмана. В конце мая и полтавский полковник

Федор Жученко, недавно избранный, принес от имени полка

своего присягу царю на верность в батуринской церкви св. Николая.

Несмотря на успехи, гетман должен был постоянно опасаться

и явных, и тайных врагов. Беспокоил Многогрешного Ханенко

тем, что, живучи в Сече, именовался гетманом Войска

Запорожского и посылал своего посланца, запорожца Степана Обиду, в

Москву с уверением, что ему удалось вынудить у крымского