пострадавших с Полуботком он считает миргородского полковника Апо-

стола^ хотя тут же помянул его недобрым словом, назвавши

клятвопреступником за переход от мазепиной стороны на царскую

сторону, Орлик не знал того, что этот человек после возвращения

от Мазепы к царю находился постоянно в чести и доверии у

верховного правительства, а потому и достиг гетманского звания. Далее

Орлик в своем послании припомнил и то, как московское

правительство посылало десятками тысяч малороссиян на земляные

работы и множество их поморило непомерным трудом и дурною

пищею, желая, по толкованию Орлика, не только обессилить, но и

выгубить все Войско Запорожское. Уверяя в справедливости своих

слов, Орлик ссылался на тех из запорожцев, которые были

самовидцами всего этого и могут подтвердить все сказанное им.

Возможность примирения и дружбы с Московскою державою признавалась

Орликом только тогда, когда бы эта держава оставила*

неприкосновенным гетманский сан в Украине, предоставляя вольному

избранию как этот сан, так и прочие чины, не навязывала бы Войску

Запорожскому в начальство каких-то москалей, волохов, сербов и

перекрестов, не отзывала бы Козаков от их служебных обязанностей

посылкою их на тяжелые работы, возвратила бы под гетманскую

власть города и села, розданные чужеземцам, изъяла бы от постоя

своих войск малороссийские города, кроме Киева, Чернигова и Пе-

реяслава, не вмешивалась бы отнюдь в права малороссийские, не

794

учреждала бы своих судов, карающих малороссиян смертною

казнью; отнятием имуществ тяжелыми поборами. Запорожцы, вступая

под власть Московской державы, всего этого не вытребовали от нее

в условиях, следовательно, и не могут ожидать себе ничего

хорошего под московскою властью. Притом, в московских владениях и

Сечи основать уже негде: край на левой стороне Днепра, в тех местах, где прежде были старые запорожские угодья, Москва уступила в

область турецкую и татарскую по реку Орел, а на правой стороне

Днепра Москве не принадлежит уже ни одной пяди земли, кроме

Киева, Триполья и Василькова; даже и то место, где находилась

старая Сечь, отошло от ней навеки. Негде Московской державе

приютить запорожцев и уж она наверное не станет заводить войны с

турками и татарами, чтобы завоевать земли, лежащие по Днепру, для поселения там запорожцев; напротив, еще будет довольна, когда

имя Войска Запорожского исчезнет с берегов Днепра, чего давно

уже хотел царь Петр Алексеевич. За невозможностью поселить

запорожцев в приднепровских странах, Московская держава

переведет их куда-нибудь за Волгу, и тогда уже ни турки, ни татары, ни

ляхи не захотят подавать им помощи к освобождению.

Оканчивая свое послание, Орлик счел нужным сообщить

запорожцам, что, проживая двенадцать лет в Салониках, он не сидел

сиднем без дела, а вел письменные сношения и заручился

обещаниями королей: французского, шведского, польского, Оттоманской

Порты и крымского хана помогать в деле освобождения Украины.

Красноречие Орлика не подействовало. Запорожцы в

письменном ответе ему выставили на вид разные недавние выходки

татар: как они угоняли у запорожцев стада овец, табуны лошадей

и невозможно было добиться управы в татарских судах, вспоми-

* нали, как ногаи присвоивали себе степное пространство, которым

с незапамятных времен пользовались одни запорожцы для

пастбищ,- но более всего упрекали татар за ловлю людей русских в

яссыр, что препятствовало запорожцам быть заодно с татарами.

Они с своей стороны советовали Орлику, по примеру других, просить милости и прощения у государыни, в надежде, что она

оставит его при давних угодьях и маетностях.

В таком смысле ответ отправлен был и к крымскому хану

Каплан-Гирею с изложением разных несправедливостей от татар.

Хотя возбуждения Орлика не подействовали тогда на

запорожцев, мы не имеем данных указать, насколько в Украине в то

время была живучею идея независимой Гетманщины, но есть

доказательства, что в верхних слоях, как российского правительства, так и дворянского сословия, существовало опасение, что при

первой возможности козацкая Украина заявит поползновение

освободиться от московского господства. Представители иноземных

дворов, бывшие свидетелями эпохи восшествия на престол Анны

795

.Ивановны, в своих депешах сообщали, что такое опасение было

одною из главных причин, почему шляхетство не захотело

ограничения самодержавия в Российском государстве.

Эти сношения между Орликом и запорожцами происходили

в то самое время, когда запорожцы покидали свой приют в

Алешках на земле Крымского ханства, где поселились они после

разорения их последнего гнезда в русских пределах близ устья

Каменки. Теперь они вели переговоры с генералом Вейсбахом о

переселении в державу Российского государства. Орлик пытался

всеми мерами удержать запорожцев в ханских владениях, надеясь

иметь в них постоянное орудие вражды против России.

Надежды Орлика и его партии опять ни в чем не

осуществлялись. Запорожцы перешли весною 1734 года в пределы российские, заложили Сечь на, реке Подпольной, вблизи прежнего своего

пепелища, и послали Орлику письмо, в котором объявляли себя

верными подданными русской государыни, и просили уже более не

писать к ним.^

Не вспыхнуло европейской войны в том виде, в каком

желательно было мазепинцам для их видов; не утвердился Станислав

Лещинский на польском престоле, не помог ему зять его, французский король, которого малороссияне считали

могущественнейшим государем между всеми христианскими государями; не

удалось поссорить Швецию с Россиею. Более надежды, казалось,-, было на Турцию; и действительно, вскоре началась война, прославившая имя Миниха. Орлик на этот раз хотел сюда связать

украинский вопрос и опять попытался в 1730 г. послать в

Запорожье послание, в котором представлял, что он принес присягу

избавить Украину от мучительства московского; упрекал запорож-.

цев за то, что они отступили от него, избранного вольными

голосами гетмана, и-отдались под протекцию неприязненной

Москвы;, выражался, что они тем змею у себя на груди пригрели и

отчизну свою и самих себя погубили, что они не жалеют

несчастной своей матери Украины, не трогаются воплем матерей, отцов, сестер и братьев своих; извещал, что на немировском конгрессе, куда съезжались уполномоченные воюющих держав рассуждать о

мире, русские послы называли запорожцев плутами и ворами, которые, верно не служа ни русским, ни полякам, ни туркам, только производят нарушение мира между соседними державами.

Орлик уверял, что у российского правительства есть намерение

взять за караул кошевого атамана и с ним всех старшин сечевых, всех же остальных запорожцев оставить на произвол турок и

татар: хотят - всех истребят, хотят - всех в неволю заберут.

Таким образом окончательная погибель угрожает козачеству.

Эта грамота послана была генерал-фельдмаршалу Миниху, не

только не бывши прочитанною, но даже распечатанною.

796

Воротившись в прежнее отечество, запорожцы на первых

порах вели себя самым одобрительным образом. Они деятельно

участвовали в войне против турок и помогали Миниху в его славных

подвигах.

Орлик с своим малочисленным кружком эмигрантов не мог

помешать заключению белградского мира, прекратившего войну

России и Австрии с Турциею. Вопрос украинский не выступал

тогда на сцену. Тогда уже можно было видеть, что он был

вычеркнут из ряда вопросов европейской политики.

Только, так сказать, последушки прежнего проскальзывали еще

некоторое время, но то были искорки, не дававшие ни света, ни