допросу. О начале измены Мазепы этот соумышленник не мог
сообщить почти ничего, так как он пристал к Мазепе уже тогда, когда
Мазепа находился с шведским королем в Ромнах; о самом себе по
отношению к этому времени Герцик сказал только то, что, пребывая
с Мазепою и другими соумышленниками в Ромнах, он ради
насущных нужд занимался шинковым промыслом, несмотря на то, что
свойство его с Орликом (женатым на сестре Герцика) давало право
на лучшее место в обществе мазепинцев. После Полтавской битвы
Григорий Герцик, вместе с другими своими братьями, Иваном и
Афанасием, последовал за Карлом XII и Мазепою в турецкие
владения. Там, по поручению Войнаровского, Григорий Герцик отвозил
тело умершего гетмана Мазепы в Галац для погребения, потом
Орлик посылал его к запорожцам с девятью кесами (кошельками), из
782
которых в каждом было по 500 левков, всего 4.500 левков; потом
Герцик был отправлен вместе с Горленком в числе других в
посольство, снаряженное в Константинополь. Вспоминая об этом времени, Герцик в своем показании сообщает интересное известие, показывающее, что между мазепинцами, пребывавшими тогда в турецких
владениях, не было взаимного доверия. Отправляя посольство в
Константинополь, Орлик составил три инструкции: одну
представил он шведскому королю, и в ней старался сколько возможно
подделаться к нему; другая составлена была для Турции: там просили
Порту оказать протекцию, дать денег и провианта и, сколько
помнилось Герцику, посылалось обещание верности Порте. Третья
инструкция была секретная, известная только Орлику да
Максимовичу, бывшему тогда в звании генерального писаря/Ни Горленко, бывший во главе этого посольства, ни Герцик, пожалованный перед
тем от Орлика чином генерального асаула, никак не могли узнать, что заключалось в этой третьей инструкции, а только догадывались, что в ней было что-то такое, что укрывалось и от шведского короля.
Но потом Горленко, вместе с Максимовичем, таились от Герцика и
показывали к нему недоверие: турецкий визирь выдал на
содержание козацкого войска восемь <кес> денег, но не вручил их
посольству, а отправлял с агою при письме к Орлику. Горленко и
Максимович достали себе латинский перевод этого турецкого письма, но
не показали его Герцику. Когда шведский король уезжал из
Турции, Герцик, вслед за Орликом и другими, перебрался в Швецию.
Оттуда-то, уже по кончине Карла XII, Орлик, не без ведома
тогдашнего шведского короля, преемника Карлова, послал Герцика в
Польшу с намерением, при посредстве благосклонных польских
панов, заручиться ходатайством польского короля Августа перед
царем о прощении изгнанным малороссиянам или же высмотреть
возможность приютиться в Польше. Герцик по этому поводу рассказал
в своем показании о такой проделке Орлика: он составил письмо
будто бы от запорожцев к нему, призывающее его, Орлика, к себе
в войско, поручил Герцику найти в Бреславле какого-то
малороссиянина, по имени Костю, служившего когда-то у Войнаровского>
дать ему переписать это письмо, запечатать посланною Орликом
печатью и препроводить к нему, Орлику, через почту. Орлик
надеялся, показавши это письмо в шведской королевской канцелярии, получить из королевской казны денежное пособие и найти лучший
способ к своему отправлению из Швеции. Герцик получил от
Орлика письма к запорожцам и хану крымскому* но сам не поехал с
этими письмами, а с согласия пана Понятовского и с ведома
королевского министра Флемминга отправил туда Нахимовского с Ор-
ликовыми грамотами. Польский король, как сообщали Герцику
паны, был склонен ходатайствовать у царя о прощении Орлику и его
товарищам, советовал, однако, самому Орлику прекратить коррес-
783
понденции с турками, татарами и запорожцами, а написать о
ходатайстве перед царем к английскому королю.
Герцик содержался в Петропавловской крепости под строгим
караулом до 1724 года, а с этого времени в адмиралтействе под
таким же строгим караулом, получая посуточно сперва только по
три копейки, а потом по шести копеек на свое прокормление. По
кончине царя Петра Первого, уже в 1727 г., Герцик бил челом, чтоб
его перевели в Москву и отдали в ведомство коллегии иностранных
дел, дабы можно ему было жить в Москве, где находились его жена
и дети. Прошение его было исполнено в декабре 1727 же года. В
мае 1728 года он жил в Москве с семьею и был отдан под строгий
надзор капралу Быкову и солдату Лободину, которые должны были
находиться в его’помещении неотступно и смотреть, чтоб ни он, ни
семья его не съехали из Москвы. Жена его Анастасия Громыковна
(т. е. урожденная Громыка), привезенная в-Москву с тремя
сыновьями, в 1722 году подавала на царское имя челобитную, жалуясь, что князь Алексей Васильевич Долгорукий, приехавши из
Петербурга в Москву, нашел в своем доме поступившего туда на службу
ее сына Петра, запер его в бане, держал его таким образом шесть
недель, подвергая истязаниям, наконец, отправил в
Преображенский Приказ к розыску. Молодой Герцик сидел <в бедности> и был
помечен в ссылку в Сибирь. О его освобождении и о доставке из
Преображенского Приказа в Посольский, ведавший всех
малороссиян, била челом его мать. Неизвестно, что после того с ним
сталось; как равно неизвестно, в чем был он обвинен и за что послан
был в Преображенский Приказ. Но в 1728 году, когда Григорий
Герцик был водворен в Москве и жил вместе с семьею, в числе лиц, составлявших его семейство, мы встречаем жену его Анастасию
Васильевну, четырех детей: Василия, Семена, Павла и Параскевию, но о сыне Петре нет помина. При Григории Герцике значатся двое
лиц прислуги.
Еще до перевода своего мужа на жительство в Москву, в 1724
году била челом Анастасия Герцикова о дозволении воротиться
на родину, но не получила такой милости.
Вступление на престол государыни Анны Ивановны не
ознаменовалось никаким знаком милосердия к Герцику. В 1732 г. умерла
жена его, а сам он тогда находился в такой нищете, что не мог ее
похоронить на свой счет. Оставаясь в Москве вдовцом, Григорий
- Герцик в 1735 году был освобожден из-под постоянного караула и
стал получать по 25 копеек в сутки. Ему предоставили жить на
свободе, но в Москве, с обязательством не съезжать в Малороссию.
О другой Герциковой, жене Ивана, не возвратившегося в
Россию, в сенатских делах сохранилось сведение, что родитель ее, Лё-
венец, бывший в 1727 году правителем генеральной канцелярии, бил челом о возвращении к нему дочери и не получил желаемого.
784
Из всех сосланных малороссиян счастливее всех обошлось
сравнительно Дмитрию Горленку. Ему легче было переносить’
лишения, как мы уже указывали, а в 1731 году он получил свободу, <ради своей старости и дряхлости>. Ему дозволили жить на
родине, но запрещено было выбирать его в какую то ни было
должность. Ограничение в сущности неважное, так как престарелый
и истомленный невзгодами Горленко едва ли уже и был способен
к исправлению какой-либо должности. Он окончил дни свои при
нежно любимой жене Марье Голубовне и при сыне Андрее и был
погребен в Густынском монастыре.
Из фамилии Максимовичей, обвиненных за участие в измене
Мазепы, мы знаем, что Дмитрий Петрович Максимович, бывший
при Мазепе генеральным асаулом и отдавшийся на волю царя в
день Полтавской битвы, был сослан в Архангельск, где находился
у дел да 1726 года и умер в 1732 году. Брат его, Иван, воротившийся
из Турции разом с Горленком в 1722 г., был сделан справщиком
синодальной типографии; по приговору протектора Троицко-Сер-
