отвечал, что боюсь ехать к гетману. Тогда мне боярин сказал: правда, и мне гетман добра не желает. Поживи, коли так, в

Москве, пока великий государь не воротится из-под Азова, и никуда

не ходи, ни в приказ, ни к боярам, а как царь воротится в

Москву, тогда подашь на гетмана челобитную в мои руки, а я

сам представлю ее великому государю и буду ходатайствовать об

оказании тебе милости. По какому боярскому обнадеживанию я.

и остался в Москве. Винюсь в том, что злоречил, наводил

изменническую потвору на гетмана и на мать его, говорил, будучи

пьяным без разума и памяти. Впрочем, не было у меня наставника

и советника ни здесь в малороссийских городах, ни в Москве>.

Дело показалось важнее. Данило притягивал к нему

первейшего царского боярина. Данила подвергли пытке, взяли на

встряску, продержали полчаса в висячем положении. Он говорил то

же, что и перед пыткой, и только <поносил> себя самого за то, что понадеялся на слова, сказанные ему боярскими людьми, поехал в Москву и через то пришел <вот в какую муку!>.

Его спустили на землю, допрашивали, кто был ему

наставником и советником, и, ничего не допросившись, подняли опять

на дыбу; он, <вопия, криком великим>, твердил все одно и то же: <Я лаял по своему безумному обычаю, будучи пьян и без памяти, 508

ни от кого к тому не было у меня подущения и ни от кого о том

ни единого слова не слыхал>.

Судьи прекратили пытки и допросы и положили такой

приговор:

<Данилка Забела, от своей злости и безумия, наводя на

высокую честь гетманскую и на всечестную его матерь тяжкие по-

клепные потворы, хотел тут же и войсковые, и народные

малороссийские порядки развратить, а того ради такой безумный

лживец и зломысленный наветник за ту свою вину подлежит

смертной казни, имущество же его взять в войсковой скарб, ибо и

прежние гетманы так поступали с подобными>.

Не знаем, был ли пытан товарищ Данила Андрей Солонина, но его подвергли допросу, из которого видно, что он был родом

из Волыни, по смерти отца с матерью переехал в Козелец, служил

двенадцать лет у киевского полковника Солонины, потом три года

у генерального судьи Вуеховича и, наконец, у гетмана. Ему

отказали от службы на том основании, что у гетмана и без него

много челяди, и он уехал в польские владения; там увидал его

боярин Шереметев, пригласил в Москву, и жил он у него на

боярском иждивении, а когда боярин уехал в свои вотчины, то

пристал к Забеле. Денег гетманских он не крал.

И этого Андрея Солонину суд приговорил как соумышленника

к одинакой каре с Данилом Забелою.

Гетман, представляя в приказ приговор войскового суда, приложил к нему собственное милостивое смягчение наказания

Ничто не подрывало царской благосклонности к гетману. В

1700 году в январе гетман отправился в Москву по царскому

приглашению с 48 особами. В этот раз ему оказали прием, превосходивший ласковостью прежде бывшие приемы. Гетману

заявили признание за ним заслуг, оказанных в течение тринадцати

лет сряду, и важности его успешных действий ъ войне против

турецкого султана и крымского хана, в особенности же его

подвигов над Днепром, когда были покорены пять турецких городков

и взято множество пленных. За это за все государь возложил на

гетмана только что установленный орден св. Андрея

Первозванного. Мазепа был вторым, получившим этот орден, после

Головина. Сверх того, на отпуске пожаловали ему венгерский золотой

кафтан с алмазными запонками, подбитый соболями. Бывший в

Москве разом с гетманом генеральный писарь Кочубей получил

почетное звание стольника. Тогда же, по ходатайству гетмана, оказано было внимание хвастовскому полковнику Палею, главному в то время воскресителю козачества в Правобережной Украине: к нему отправили в подарок денег, сукон, камок, соболей, а на

полчан его 1000 ефимков. Но подьячему, который повез царские

подарки, приказано было передать их Палею секретно, чтобы не

509

дать повода полякам подозревать какого-нибудь против них под-

ущения, потому что поляки очень неблагосклонно относились к

восстановлению ненавистного для их памяти козачества во

владениях, на которые простирали свои виды. Гетман испросил у

царя отдать под его гетманский регимент город Новобогородск со

всеми жителями, исключая служилых царских людей, которых

положено было вывести в другие города. Гетман обещал

правительству принять для укрощения запорожских своевольств и

побегов украинских беглецов в запорожские степи меры, более

деятельные, чем были те, какие употреблялись прежде воеводами, управлявшими Новобогородском.

Но тогда же последовали распоряжения верховного

правительства, которые вообще не совсем нравились малороссиянам. В

последнее время в Малороссии распространилось селитренное

производство. По царскому указу предписывалось продавать селитру

не иначе,’как в казну. Цена на селитру была указана по два

рубля с полтиною за пуд. Но после заключения мира с Турцией

царский указ вдруг сбавил цену селитры на полтора рубля за

пуд на том основании, что селитренные майданы теперь не будут

разоряемы неприятелями, производство селитры будет требовать

, менее расходов и хлеб стал дешевле, хотя гетман, в видах

охранить выгоды местных производителей, докладывал, что если по

замирении с турками и татарами не нужно-беречь майданов от

неприятелей, то необходимо держать караулы для охранения -их

от разбойников, и расходы на производство вовсе не уменьшились.

Не могло быть малороссиянам приятным строгое запрещение

возить на продажу в Великороссию горячее вино и табак, который

сделан был в то время предметом казенной монополии и отдан

на откуп англичанам. Гетман публиковал, что корчемные

продавцы вина и табаку, кроме наказания, которое постигнет их на

месте преступления, не уйдут от вторичного наказания войсковым

судом, когда возвратятся домой. Однако торговля вином и табаком

была до того выгодна, что, несмотря на такие угрозы, <огурливые1

и легкомысленные люди всетаки дерзали возить табак на продажу

в великороссийские города>, как выражался гетман в своем

донесении.

По возвращении гетмана в Украину от царя вскоре началась

у него хлопотливая возня с запорожским своевольством, которое

час от часу все более разгоралось. Когда в начале 1701 года

прибыл в Сечу генерал .Кольцо-Мосальский с тем, чтобы разорить

турецкие городки, запорожцы заартачились. Гетман приказал им

содействовать доставлению орудий и боевых припасов из Таванска

и устроить у себя в Сече склад для их хранения. Запорожцы с

^ Праздные.

510

бесчестием встретили гетманских посланных, посылали гетману

ворчливые ответы и хотя не отказывались, по приказанию

царского генерала, беречь царскую казну, но не хотели допустить в

Сечу ни единого из царских ратных людей, показывая к ним

недоверие и нерасположение. Всего более пришлось запорожцам

не по нраву то, что генералу князю Кольцо-Мосальскому дан был

указ строить новые городки близ Сечи вместо прежних

разоренных городков в низовьях Днепра. Место для постройки

ближайшего городка было избрано у Микитина Рога (где ныне

Никополь). Гетману указано было содействовать этой постройке, и

он послал 6000 Козаков своего регимента на работы в прибавку

к 3500 ратным, бывшим у князя Кольцо-Мосальского.

Запорожцы около того же времени наделали новых хлопот-

своими своевольствами. Толпа сечевиков напала на греческий

караван. Турецкие подданные греки, торговцы, прибыли из своей

страны в Очаков с товарами, оттуда поплыли вверх по Бугу, а потом, приставши к берегу, наняли у малороссиян, занимавшихся