угодить <царской богоподобной воле>.
Раннею весною получены вести, что крымский хан собирается
громить Таванск, и в апреле гетман, по царскому указу, уговорился
с князем Яковом Федоровичем Долгоруким идти в плавной поход
вниз по Днепру от Новобогородска и выступать тотчас, как только
пригонятся к устью Самары суда, изготовляемые в Брянске и
сплавляемые Десною в Днепр. 11 мая известил гетман приказ, что
уже у его полковников сделано 70 стругов морских и 600 лодок, а
23 числа того же месяца доносил, что мастер Василий Богуш
спровадил в Десну, а оттуда в Днепр к назначенной цели изготовленные
в Брянске суда, из которых 50 назначалось для городовых Козаков
и 40 для запорожцев. Затем думный дворянин Неплюев, назначенный быть в <сходных товарищах> Якову Федоровичу Долгорукому, доставил из Брянска еще 121 струг, и 25 мая последовал царский
указ о плавном походе. Его целью было овладение Очаковом и
защита Таванска и новоотстроенного Шингирея.
491
Тем временем татары стали врываться в слободские полки, и
хотя в первой половине мая чугуевский воевода и харьковский
козацкий полковник разбили их загон, но вслед за тем явилась
другая многочисленная орда тысяч в двадцать и, разделившись
на чамбулы1, наделала опустошений в слободах около Валок.
Гетман собирался в поход, а между тем его стали опять
беспокоить прежнего рода внутренние враги. Стародубец Сусла подал
киевскому губернатору донос на гетмана Мазепу в таком же духе, в каком подавались на него и прежде доносы. Мазепа - не русский
человек, а поляк, расположен больше к Польше, чем к России, сносится с панами и с королем о том, как бы Украину подвернуть
снова под власть Польши; держит у себя в приближении охотных
Козаков, компанейцев и сердюков2, где все наголо одни поляки
служат; городовые козаки/ не терпят ни его, ни своих полковников и
сотников, которые, за покровительством гетмана, разобрали себе
козацкие земли и самих Козаков обращают себе в подданство; во
время последнего похода гетман не мог собрать вокруг себя всех
полков, потому что у Козаков было намерение побить* гетмана и
старшин, а против киевского полковника Мокиевского
взбунтовались его полчане оттого, что их полковник, родом поляк, делает над
ними насилия. Донос этот послан был в’Москву, а государь
приказал препроводить его к гетману. Мазепа чрез посланного нарочно
по этому поводу канцеляриста Чуйкевича объяснял, что в доносе
все ложь, у гетмана нет родни <лядской> веры, из начальных людей
все веры православной и между охотными козаками нет ни одного
поляка. И то ложь, будто обращают Козаков в подданство; не было
в том ни одной жалобы, а если бы такие возникли, то на то есть
войсковой суд. Иные козаки, обнищавши, сами желают поступить
в мужики, но этого им не дозволяется, как равно из мужиков не
вписывают в козаки, согласно царскому указу. Гетман в последнюю
войну не мог стоять долго со всеми полками не потому, что опасался
бунта, а потому, что войско было раскинуто по разным местам, опасаясь неприятеля с разных сторон. Киевский полковник совсем
не лях, а чистый русин: дед его при Хмельницком положил голову
под Чортковым, а отец - на Дрижипольской битве под Ахматовом, и бунт против киевского полковника произошел оттого, что козаки
недовольны были, зачем их ведут на море. Главные зачинщики этого
бунта убежали, а прочих наказали и отпустили. Так оправдывал
себя Мазепа против нового доносчика.
Желая подделаться к правительству, Сусла, будучи уже в
Москве, в добавление к своему извету на гетмана указывал, что в
Малороссии с торговых людей берут слишком мало пошлины, а
1 Отряды (татар.).
2 Казаков наемных пехотных полков, гетманскую гвардию.
492
можно было бы собирать побольше. Гетман по этому поводу
объяснил; что с торговых людей собираются пошлины так, как
делалось при Богдане Хмельницком и других гетманах, и сбор не
увеличивается ради того, чтобы не отогнать торговцев.
Суслу арестовали в Москве. И прежде, как мы видели, не
доверяли таким доносам; теперь же, когда царь Петр был особенно, доволен гетманом, его положение в виду всяких доносов становилось
еще крепче. К гетману послали похвальную грамоту и подарки, состоявшие в соболях, ценою на 1000 рублей, в кусках материи -
атласа, бархата, байберека, и в разных столовых припасах (ре-
нское вино, лимоны, рыбы и проч.). Разом посланы подарки
старшинам и полковникам, состоявшие в объярах, атласах, камках и
соболях. Гетман, изъявляя благодарность за внимание, сделал такое
замечание царскому послу: <Иду на царскую службу не с веселым, а сунылым лицом, оттого что про меня выдумывают худые речи, будто я лях: у меня и дед и отец родились в Украине и служили
великим государям, и я царскому пресветлому величеству служу
верою и правдою!> Жалкого Суслу препроводили к гетману, который подверг его истязаниям, потом, продержав некоторое время в
тюрьме, отправил на место его жительства в Киев.
Не ранее как в половине июня 1697 года гетман, расставивши
сотни разных полков вдоль по днепровскому побережью, начиная
от Киева вплоть до Переволочны, сам отправился к Ворскле и, перешедши ее, соединился на Коломаке с князем Як. Фед.
Долгоруким. Июля 6-го гетман прибыл в Кодак1 и там узнал, что турки
плывут по морю к устью Днепра: эту весть принесли в Запорожье
бывшие у турок невольники, которые, плывя на каторгах из Козлова
в Царьград, изрубили турок, овладели каторгой, пристали к берегу
и пешком явились в Сечу. Переправа войск через пороги
продолжалась несколько дней. Немало судов разбилось, немало погибло
людей с запасами и оружием. Гетман 13 июля прибыл к урочищу
Кичкасу, где кончались пороги, и там дожидался плывших сзади
него судов до 19 числа этого месяца. Тогда прибежал к гетману
гонец из Таванска с известием, что бусурманы, занявши Ислам-
Кермень, начали палить из него по Шингирею. Гетман отправил
вперед себя на судах черниговского полковника Якова Лизогуба с
3200 сборных Козаков, а князь Я. Ф. Долгорукий - Неплюева с
отрядом царской рати. Сами военачальники последовали за ними, и у Каменного Затона встретил их кошевой Яковенко. Боярин дал
ему семь стругов и по талеру, а гетман по золотому, на 4000
запорожцев, и оба приказали собрать сечевиков и плыть в низовья на
войну. За ними вслед поплыли и военачальники, оставивши у ост-
* Ныне село Екатеринославского уезда на р. Днепре близ Кодацкого
порога.
493
рова Томаковки весь тяжелый обоз и орудия и приказавши войску
взять с собою только самые необходимые запасы.
Гетман, сидя на одном судне с боярином князем Долгоруким, плыл вниз, а за ними следовала тем же путе*м великорусская и
малорусская ратная сила. 26 июля они пристали к берегу у
опустелого городка Кизикерменя: там уже их дожидался поплывший
вперед кошевой Яковенко с запорожцами. Он известил
военачальников, что татар уже нет: опасаясь, что русские идут против них
в многолюдстве, они ушли из Ислам-Керменя.
Русские занялись поправкою судов, которые, будучи
сработаны наскоро, из сырого дерева, стали течь, а между тем
военачальники сообразили, что гораздо лучше поместить гарнизон в
Таванске, вместо Шингирея, потому что Шингирей стоял на две
версты выше Таванска и не мог служить защитою последнему.
Поручили по плану инженеров строить укрепления в Таванске, стены Шингирея решили взорвать и сохранить Кизикермень, который был расположен на берегу прямо против Таванска и мог
быть небесполезен для русских во время неприятельского
нашествия; туда положили высылать из Таванска людей попеременно.
