Зажужжал смартфон Ханны. Ее ассистентка прислала ей сообщение с пометкой «катастрофа!!!», в котором вместо текста была только ссылка – Focus online[4]. Большим пальцем Ханна открыла ссылку, и когда прочитала заголовок, ей стало не по себе.
«Ханна Херцлоз»[5], – было написано жирным шрифтом, а рядом располагалось ее довольно непривлекательное фото. Ее сердце бешено заколотилось. Она заметила, что ее правая рука, крепко сжимающая смартфон, дрожит. «Ее интересует только выгода. Ее гости, чтобы получить слово, должны подписать кабальный договор. И то, что они говорят, продиктовано им Ханной Херцманн. Армен В. Маурер на телепередаче (тема: «Мой арендодатель хочет меня выжить») должен был говорить о конфликте со своим арендодателем, но перед работающей камерой ведущая наклеила на него ярлык «арендатора-кочевника». Когда после завершения программы он стал против этого протестовать, то узнал якобы полную сочувствия Ханну Херцманн с другой стороны, а также познакомился с ее адвокатами. Сейчас Армен В. не имеет ни работы, ни жилья; его арендодатель окончательно расторг с ним договор. Нечто подобное произошло и с Беттиной Б. Мать, одна воспитывающая пятерых детей, в январе была гостем программы Ханны Херцманн (тема: «Если отец скрывается»). Вопреки предварительной договоренности Беттина Б. была представлена как измотанная жизнью мать-алкоголичка. Для нее передача также имела неприятные последствия: к ней явились представители департамента по делам подростков».
– Черт возьми! – пробормотала Ханна. От того, что однажды появилось в Интернете, уже никогда не избавиться. Она закусила нижнюю губу и стала напряженно размышлять.
К сожалению, статья соответствовала действительности. Ханна обладала стопроцентным чутьем в отношении интересных тем и не останавливалась перед скользкими вопросами и копанием в «грязном белье». При этом люди и их часто трагические судьбы были ей абсолютно безразличны. Большинство из них она даже тайком презирала за стремление обнажить свою душу только ради того, чтобы хотя бы на пятнадцать минут стать знаменитыми. Ханне удавалось перед работающей камерой выудить у людей их самые сокровенные тайны, при этом она умела произвести впечатление человека сочувствующего, заинтересованного и мастерски выполняющего свою работу. Правда, иногда подлинной истории было недостаточно, и тогда требовалось немного драматизма. И это было делом Нормана. Он цинично называл это «Pimp my boring life»[6] и охотно искажал реальность, выходя за все возможные рамки. Было ли это нормально с точки зрения морали или нет, Ханне было безразлично: в конечном счете успех, судя по рейтингу, оправдывал его тактику. Правда, многочисленные папки были переполнены письмами с жалобами обманутых таким образом гостей, так как они зачастую лишь задним числом, подвергнувшись насмешкам своих ближних, понимали всю неловкость от того, что они высказали во всеуслышание. Но лишь изредка дело действительно доходило до суда, и это было связано с отработанными, абсолютно корректными с юридической точки зрения контрактами, которые предварительно должен был подписать каждый, кто хотел сказать хоть слово в ходе программы.
Позади нее раздался звук клаксона. Ханна очнулась от своих мыслей. Пробка рассосалась. Она извиняющимся жестом подняла руку и нажала на педаль газа. Спустя минут десять она свернула на Хеддерихштрассе и въехала в задний двор здания, в котором располагалась ее фирма. Положив смартфон в карман, Ханна вышла из машины. В городе всегда было градуса на два выше, чем в Таунусе. Жара скопилась между домами и достигла уровня сауны. Ханна поспешила войти в холл, где работал кондиционер, и вызвала лифт. Поднимаясь на пятый этаж, она прислонилась к прохладной стене и стала придирчиво рассматривать свое отражение в зеркале. В первые недели после расставания с Винценцом она выглядела ужасающе удрученной и измотанной, и девушкам-гримершам приходилось пускать в ход все свое профессиональное искусство, чтобы она вновь обрела ту внешность, к которой привыкли телезрители. Но сейчас Ханна находила свой облик вполне сносным, по меньшей мере в сумеречном свете лифта. Первые серебряные пряди она скрывала краской для волос не из тщеславия, а исключительно из-за инстинкта самосохранения. Телевизионный бизнес был безжалостен: мужчины могут иметь седые волосы, для женщин, напротив, они означают постепенную ссылку в послеобеденные программы культурно-кулинарной направленности.
Едва Ханна вышла из лифта на шестом этаже, как из-под земли вырос Ян Нимёллер. Несмотря на тропическую жару на улице, на управляющем компании «Херцманн продакшн» были черная рубашка, черные джинсы и в завершение всего – шарф вокруг шеи.
– Это черт знает что такое! – Нимёллер взволнованно приплясывал рядом с ней и размахивал тонкими руками. – Телефон звонит каждую секунду, а тебя невозможно найти. И почему я узнаю от Нормана, а не от тебя, что ты его уволила до истечения срока договора? Сначала ты вышвырнула Юлию, теперь Нормана – а работать кто будет?
– На лето обязанности Юлии будет выполнять Майке, мы ведь это уже уладили. А потом мы будем работать со свободным продюсером.
– И ты со мной даже ни разу не посоветовалась!
Ханна холодно посмотрела на Нимёллера.
– Кадровые решения – это моя прерогатива. Я наняла тебя, чтобы ты занимался коммерческими делами и развязал мне руки.
– Ах, вот как ты это себе представляешь! – мгновенно обиделся он.
Ханна знала, что Ян Нимёллер был тайно влюблен в нее, или скорее в тот блеск, который она излучала, в том числе и на него как на своего управляющего, но она ценила его исключительно как делового партнера, как мужчина он был не в ее вкусе. Кроме того, в последнее время в его действиях стали проявляться черты хозяина, и ей давно следовало поставить его на место.
– Я себе это не представляю, так оно есть на самом деле, – ответила она еще более холодно. – Я ценю твое мнение, но решения я всегда принимаю самостоятельно.
Нимёллер уже открыл рот для протеста, но Ханна оборвала его движением руки.
– Канал ненавидит такого рода рекламу. Наши позиции пошатнулись, при таком ужасном рейтинге за последние месяцы мне не оставалось ничего иного, как выкинуть Нормана. Если они уберут нас из программы, вы все можете подыскивать себе новую работу. Понятно?
В коридоре появилась Ирина Цидек, ассистентка Ханны.
– Ханна, Матерн звонил уже три раза. И еще чуть ли не все редакции газет и телевидения, за исключением разве что Аль-Джазиры. – В ее голосе слышалась озабоченность.
В дверях кабинетов появились другие сотрудники, и в их поведении она ощутила какую-то неуверенность. Наверняка они обсуждали между собой досрочное увольнение Нормана.
– Встречаемся через полчаса в переговорной комнате, – сказала Ханна, проходя мимо. Сначала она должна перезвонить Вольфгангу Матерну. В настоящий момент она никак не могла допустить никаких неприятностей с каналом.
Она вошла в залитый светом кабинет, расположенный в конце коридора, бросила сумку на один из стульев для посетителей и села за письменный стол. Пока загружался ее компьютер, она быстро просматривала фамилии звонивших, которые Ирина написала на желтом листке. Затем она взяла трубку телефона. Неприятные обязанности она никогда не откладывала на потом. Клавишей быстрого набора она вызвала номер Вольфганга Матерна и тяжело вздохнула. Он ответил через несколько секунд.
– Это Ханна Херцлоз, – сказала она.
– Приятно слышать, что ты еще сохраняешь чувство юмора, – ответил управляющий «Антенне Про».
– Я только что досрочно уволила моего продюсера, так как узнала, что он в течение нескольких лет «причесывал» истории жизни моих гостей, поскольку правда казалась ему слишком скучной.
– И ты этого не знала?
– Нет! – Она вместила в эту ложь все свое возмущение, на которое только была способна. – Я в полной растерянности! Я ведь не могла проверять каждую историю и полагалась на него. Это ведь, в конце концов, его работа! Или была его работа!
