И все же, некоторые вещи я испытывал только на Земле. Среди них была и простуда – дрянь, что пристала ко мне холодным днем. Я чихал как полоумный, постоянно вытирая при этом нос, который истекал, словно горный ручей. В теле был жар и дрожь, мысли сводились к носовым платкам и горячему чаю. Да, те две недели, что я провел в постели, показали мне, что среди прочих неудобств земной жизни, быть заложником болеющего тела – худшее. Но я се же старался не пропускать по возможности школу.
Кстати, вы все еще помните о том, как меня грозились выгнать со школы в место, куда страшнее за несоблюдение формы? Конечно, с тех пор одежды у меня прибавилось, но форму я так и не носил. Да еще и умудрился поднять в школе бунт. Да, настоящий мятеж! И хоть людские распри скучны на общем космическом фоне, мне даже понравилось устраивать переполох.
Я до самого окончания школы появлялся в «неправильной» одежде. Ходил в излюбленной оранжевой футболке. Еще мне нравились яркие кофты, которые отличались бы от просто черно-белой гаммы, кроме того я никогда не пренебрегал простыми джинсами и черными кедами.
После того дня, когда я побывал в кабинете директора, прошло не больше двух дней, как я опять оказался там, сидя на неудобном угловатом стуле.
-Как я вижу, ваша форма не стала лучше.
-Ее просто нет на мне.
-Кхм, - закашлялся он. – Как я и думал, держать такого ученика в школе нашего уровня неприемлемо. Я подал прошение о переводе тебя в детдом.
Сообщив мне эту весть, он отправил меня восвояси.
Прошла еще неделя. Я сам пришел к директору и прямо спросил у него про перевод. Он слегка сжал губы, нахмурил лоб и, прокашлявшись, сказал:
-Нам отказали в переводе.
-Хм, значит ли это, что я до конца этого учебного года останусь тут?
-Да, - отрезал директор. – А теперь отправляйся назад на уроки.
Еще не зная, рад я или огорчен, я направился во двор на физкультуру. По дороге я встретил жабу. Она дернула меня за футболку, да так сильно, что я едва не упал.
-Я вижу, - грозно сказала она, - ты не понял, что значит форма.
-Понял.
-Мне что, нужно тебя каждое утро одевать насильно?!
-Обойдемся без насилия.
-Ты, кажется, не понял, что тебе грозит? Или ты не слышал директора?
Я невольно рассмеялся. Женщина взглянула на меня с раздражением и непониманием. Я радостно сообщил ей, что остаюсь в школе, хотя она почему-то не была так же воодушевлена.
-Еще раз я увижу тебя в таком виде, и!.. – произнесла она, резко повернувшись и топая в обратную сторону.
Стоит ли говорить, что «в таком виде» она видела меня до окончания школы, но больше ни разу ничего не сказала о моем внешнем виде. Когда ее намеренное упущение меня из виду заметили и остальные, в школе стало появляться все больше ярких пятен. Поговорив со мной, краснея и бледнея, падая в обморок от волнения, люди в моей школе стали выходить, сначала в еле заметных, а потом и в вопиющих цветных одеждах. Не успевала жаба накричать на одного, как на нее волной обрушивалась еще сотня непослушных. Она, день ото дня, так и багровела от злости, что мы боялись, как бы она не лопнула. Вскоре ее угрозы стали настолько беспомощны, что встречались лишь грубой насмешкой. Те, кто прежде роптали перед зеркалом, боясь не на ту сторону зачесать волосы, теперь утруждались выбором между лаковыми желтыми и малиновыми ботинками. Банты, рюши, непонятные огромные юбки в горох или шорты, длиной не больше трусов, распущенные волосы, декольте до пупка, блузы в цветочный принт, острые шпильки, высокие прически, закрепленные лентами – вот, что, буквально, за одну неделю случилось с нашей школой. Причем, на глазах менялись и те земляне, которые казались мне самыми «правильными» и скромными. Теперь я сам казался бледным пятном на фоне общего цветения. Метаморфозы в одежде сказались даже на поведении. Были потеряны всякие авторитеты и послушание. Жаба уныло бродила по школе, опустив глаза, а директор и вовсе перестал появляться у нас на виду.
Власть дисциплины была окончательно подорвана, но нельзя сказать, что от этого стало лучше. Наши учителя с тех пор поглядывали на нас укоризненно и не упускали шанса выразить свое недовольство. Многие теперь вовсе не почитали их, хотя в целом, учительская власть на уроках оставалась целостной. А виной тому оценки, за которыми гнались все так же рьяно.
Чем ближе был конец года, тем однообразнее становились разговоры. Некоторые торопились исправить свои недочеты и переживали из-за рядовых неудач. Что касается меня, то моя успеваемость совершенно не успевала. Никто из учителей не упускал возможности напомнить мне, что у меня нет никакого будущего. Я и не отрицаю: будущего на Земле у меня быть не должно. Об этом забавным образом сказала мне странная женщина, которую мы посетили однажды.
Это была суббота. День, который в школьной среде ждали, как не ждут ничего больше. Я вновь зачитался рассказами космонавта, замечтавшись о забытых космических радостях, когда, казалось, я был другим. Откуда-то вдруг донеслось звонкое:
-Эй! Безымянный! Собирайся.
Кричал один из близнецов. Он вышел из ванны, завернувшись полотенцем, и с порядочной улыбкой на лице сказал, что сегодня мы идем гулять. Гулять по Земле – сомнительное, но познавательно развлечение, так что я не возражал. Мы пошли все вместе, прихватив еще пару-тройку ребят.
На дворе был палящий день, без намека на ветер. Всю дорогу я шел, разговаривая с тем близнецом, который любил читать. Оглядываясь назад, я спросил у него, почему двое остальных наших соседей совсем нас бросили. Он украдкой кивнул в их сторону. «Девочки» - сказал он. Но ведь они мальчики! А нет, стойте, все правильно – с ними шли девочки.
-Вообще, - сказал я, - я давно заметил, что стоит появиться этим созданиям в юбках, как темы наших разговоров иссекают.
-Ха-ха! Еще бы!
-Видимо, - бормотал я, - инстинкт размножения берет верх на Земле.
Близнец вдоволь потешался после этой фразы, когда, наконец, сказал, прямо глядя мне глаза:
-Неужели тебя не покоряла их причудливость. Меня, например, манит одна блондинка, в своей неизменной рассеянности. Она так мила, хоть ее и не понять при разговоре. Брата моего мучает постоянный выбор, так как он не держит подле себя девушку долго. А они, зная это, не устают вешаться на него.
-А как на счет третьего?
-А этого? – обернулся он. – А этот просто озабоченный.
-Интересно, а женщины так же сильно привязаны к вам, как и вы к ним?
-Нет, к сожалению. Порой мне кажется, что то, что кроется в их головах, понять мог бы только ты, такой же чудак, как и они.
После такого сравнения, я понял, насколько женщины и мужчины не понимают друг друга. И, стало быть, лишь их земные инстинкты притягивают людей, несмотря на это непонимание. И это тоже отличает Землю от других живых планет.
Кажется, мы оба шли в безмолвии и задумчивости. Трепещущие шумы с прорезями женского смеха и гул машин, проезжающих по дороге уходили на задний фон. Прямо в глаза устремилось золотистое солнце, и мы смотрим в пол. Мой лоб немного влажнеет от жары, в воздухе витает сонная дрема. И даже мелкие букашки неспешно пролетают мимо, не цепляя никого своим дребезжанием. Наша походка замедляется, когда мы сворачиваем в парк. Там все упивается зеленью и желтым сиянием лучей. Впереди поблескивает спокойная вода в пруде, и мягкая трава стелиться пушистым ковром, зазывая присесть. Мы с удовольствием всей компанией разлеглись на земле в тени большого дерева, где временами гулял волнующий ветерок.
В скором времени к нам приблизилась интересная, я бы сказал, эксцентричная землянка. На ней были широкие юбки и много блестящих украшений. Она, улыбаясь и перебирая своими черными, как уголь, волосами, присела прямо ко второму близнецу. Своим молодым кокетливым лицом она обратилась к нему. Он, слегка смущаясь, смотрел на незнакомку. Та вдруг бесцеремонно взялась за его руку и пристально посмотрела на его ладонь. Все с интересом стали ее слушать. Даже я не стал исключением. Она торжественно заявила, что прочтет наше будущее. Улыбаясь и посмеиваясь, она говорила с близнецом.