Увидев, как поворачивается дверная ручка, она почувствовала, как точно так же что-то поворачивается у нее внутри. Джек вошел в маленькую гостиную, вытирая волосы белым полотенцем, за которым не было видно его лица. Сделав несколько шагов, он остановился и швырнул полотенце в направлении низкого деревянного столика, стоявшего в отгороженном углу гостиной, который вместе с небольшой кухонькой составлял половину бунгало.

На Джеке была измятая хлопчатобумажная рубашка, купленная на местном базарчике, и полинявшие красные шорты с бахромой, достаточно короткие, чтобы позволить ее взгляду задержаться на смуглых от загара, покрытых золотистыми волосками мускулистых бедрах и икрах.

— Спасибо, — сказал он.

Эйприл поспешно отвела взгляд от его ног и посмотрела ему в лицо, ожидая увидеть самодовольную улыбку на этих чувственных губах, потому что она так явно таращила глаза на его ноги. Однако выражение его лица оставалось совершенно равнодушным.

— За что?

— За то, что вы здесь. За то, что захотели остаться и поговорить со мной.

Он повернулся и направился в кухню, сказав ей через плечо:

— Вчера я хотел пополнить запасы своего холодильника, но, увы! Все, что у меня имеется, это пиво. Хотите?

— Нет, спасибо. Мне еще нужно поработать сегодня после… — Эйприл задохнулась, когда ее взгляд невольно переместился с его упругих ягодиц на мускулы руки, отвинчивающей крышку с пивной бутылки. — Обеда, — выдохнула она. Это было какое-то умопомрачение. И на этот раз он поймал ее взгляд.

Она отвела глаза и, откашлявшись, собиралась было что-то сказать, но не успела — Джек перебил ее. Честно говоря, она была благодарна ему за это, потому что понятия не имела, о чем говорить.

Усевшись на подлокотник дивана с противоположной от нее стороны, он спросил:

— У вас когда-нибудь бывает свободное время? — И, прежде чем посмотреть на нее, поднес бутылку к губам и, запрокинув голову, втянул в себя большой глоток пива.

Эйприл поняла, что ей действительно грозит опасность попасть в ловушку, когда, завороженно наблюдая за сокращавшимися мышцами его горла, глотавшего пиво, не смогла сразу ответить ему. Было ли на свете что-нибудь такое, что этот человек не сумел бы превратить в сладострастно-чувственное представление?

— Я… У меня нет выходных по расписанию, если вы это имели в виду. Но, пожалуйста, не волнуйтесь, свое обещание я обязательно сдержу.

Он поднял руку, чтобы остановить ее, а потом вытер свою мокрую ладонь о шорты, невольно привлекая этим жестом внимание к своему бедру. Не думая о том, не посчитает ли он это за грубость, Эйприл еще дальше отодвинулась от него на диване и уставилась в окно. Так было спокойнее.

— Я спрашиваю вас не из-за нашего дурацкого уговора. Считайте, что это профессиональный интерес. Мне просто было любопытно узнать, что вы делаете, когда все это… — он широким жестом руки обвел комнату, — становится вам поперек горла. Даже в таком красивом тихом месте груз вашей нелегкой и ответственной работы наверняка дает о себе знать.

— Иногда. Но я привыкла к этому. Это моя жизнь.

— Почему? — Она вся напряглась, и он добавил: — Я хочу спросить, почему вы решили разместить свой курорт здесь, на краю света?

Она расслабилась и улыбнулась, решив объяснить ему все как можно проще.

— У моего дедушки была здесь земля. А я обычно приезжала к нему на лето. У него был свой маленький бизнес — он арендовал рыбакам лодки. И вот, в конце концов, его контора превратилась в «Лазурный Рай».

— Когда он умер?

Его вопрос заставил ее вздрогнуть и задуматься над тем, насколько она может быть с ним откровенной. В какой-то момент их разговора она снова повернула к нему свое лицо. Он так посмотрел на нее, что… Эйприл чуть не поддалась безрассудному желанию тут же все ему выложить, но вовремя сумела подавить в себе этот порыв. Было бы слишком глупо так легко доверяться этим проницательным глазам.

— Восемь лет назад. — Его брови приподнялись от удивления, и она добавила: — Разумеется, все это было совсем не просто, но у меня были помощники. У меня до сих пор работают некоторые из тех людей, кто хорошо знал моего деда.

Стремясь переменить тему разговора, пока он не начал задавать вопросы, Эйприл сказала:

— Если я не ошибаюсь, вы упоминали о вашем профессиональном интересе. Почему? Вы что, даже на отдыхе не можете не думать о своей работе?

— Признаться, меня убедили в том, что я немного переутомился на этой самой своей работе, — сухо ответил он. — Именно поэтому я сейчас здесь. Моему другу удалось уговорить меня сделать небольшой перерыв. Он сказал, что пара недель отдыха не убьет меня, — он натянуто улыбнулся. — Однако я очень сомневаюсь, что теперь он останется в живых после того, как мне пришлось потратить двадцать семь пленок на то, чтобы запечатлеть на вечную память тетушку Минни и дядюшку Джитса и всех остальных прочих знаменитых и прославленных Смитсонов.

Эйприл повернулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Смех, которым он сопроводил свои шутливые слова, не мог скрыть его внутренней усталости и, если она не ошиблась, какого-то беспокойства.

— Вы, случайно, не это имели в виду во время нашей прошлой беседы? Вы тогда говорили о неразумности. Может быть, вы боитесь, что вас уволят?

На этот раз он рассмеялся более непринужденно.

— Нет. Это меня волнует меньше всего. Знаете, моя работа всегда казалась мне праздником, одним большим отпуском, и… — Он на секунду задумался и посмотрел в то окно, от которого Эйприл отвела взгляд минуту назад. — Иногда бывает трудно понять, когда же заканчивается праздник и начинается работа.

— Чем же все-таки вы занимаетесь?

— Мне действительно не хочется об этом говорить, — при этих словах он непроизвольно пожал плечами, и его фраза прозвучала абсолютно искренне. — В данный момент меня больше интересует отдых. Мне бы очень хотелось научиться отдыхать.

Даже сейчас, когда Джек с босыми ногами сидел на подлокотнике дивана, держа в руке бутылку пива, вокруг него распространялась атмосфера какой-то напряженности. Эйприл почувствовала, как смущение горячей волной подбирается по ее шее к затылку.

— Мистер Танго… — Он резко повернул к ней голову, и ей показалось, что выражение его лица стало злым и даже свирепым. — Джек, — быстро поправилась она. Он немного расслабился, и Эйприл с облегчением вздохнула. Она тоже считала, что называть его по фамилии было как-то странно и неестественно.

— С того момента, как я зашла к вам, я только и делаю, что жалуюсь и ворчу. Простите, я ведь даже не сказала, как признателен вам «Рай» за…

— Я делал это вовсе не для «Лазурного Рая». — Если Джек надеялся, что Эйприл будет приятно услышать эти слова, то он жестоко ошибался. Все ее тело будто бы одеревенело, а золотистая кожа стала почти белой. Он тотчас же встал с подлокотника и подсел к ней.

— Эйприл? — Но она не повернула к нему головы, и он поднял руку, чтобы коснуться ее, но тут же опустил. — Вы не хотите даже смотреть на меня?

Она повернулась к нему, и Джек прочел в ее глазах уважение. Все-таки хорошо, что он сдержал свое слово.

— Что случилось? Неужели вас испугало то, что я захотел помочь вам лично?

В его голосе звучала неподдельная тревога, и Эйприл не стала обращать внимания на свой внутренний голос, который шептал ей, что в любом случае нельзя открывать душу этому человеку. Она хотела верить ему. Ей нужно было верить.

— Простите меня. Это совсем не ваша вина. Ведь вы не знали.

— Что именно — не моя вина? Вот уже во второй раз я говорю что-то такое, от чего вам становится не по себе. Скажите, что вас так беспокоит?

— Это все так глупо, просто… — она судорожно выдохнула, собираясь с духом перед тем, как оказаться лицом к лицу со своими воспоминаниями, которые непременно оживут, как только она начнет объяснять ему.

— Что, Эйприл? Если вы не расскажете мне, то такое может повториться снова. — Джек сжал пальцы в кулак, чтобы удержаться и не погладить ее по лицу. — Вы можете положиться на меня.