Прочитав рекомендованную Смитом литературу, я позвонил ему. Проще всего связаться с ним по его мобильному телефону. В этот момент он ожидал сына на школьной стоянке и пытался связаться с открытым узлом беспроводной сети. Помимо своих социологических занятий, Смит помешан на компьютерном «железе» и программном обеспечении. Вышагивая по редмондской стоянке с карманным компьютером в руках, он заметил, что «согласно Остром, всякое преуспевающее сообщество каким-либо образом надзирает за действиями своих членов и принимает надлежащие меры. Надзор и принятие мер важны не только для наказания нарушителей, но и для демонстрации того, что остальные выполняют порученное им дело. Многие оказываются добровольными сотрудниками, желая присоединиться к большинству».
Смит напомнил мне, что готовность сотрудничать столь же важна, как и соблазн иждивенчества; угроза наказания способна только сдерживать, но не вдохновлять. Что-то должно побуждать людей содействовать общественному благу. В ходе нашего телефонного разговора Смит переслал мне выдержку из своей докторской диссертации (ему нравится делать подобные вещи, пользуясь карманным компьютером на автомобильных стоянках). «Общая собственность может не ограничиваться одними физическими ресурсами вроде рыбы или пастбища», – значилось в его электронном послании. Я прочитал его, не прекращая беседы с Томасом. Возможно, оттого, что я рос в иной среде, подобная многозадачность потребовала сосредоточенности: «Общей собственностью, – сообщалось дальше в его послании, – могут оказаться и сами общественные организации. Некоторые блага осязаемы, подобно общинным пастбищам или оросительным системам; другие же неосязаемы, подобно доброжелательности, доверию и самоопределению (identity). Рынок, судоустройство и общественный капитал внутри сообщества являются общими ресурсами. Эти ресурсы требуют деятельного восстановления; если рыба остается в море, ловится она или нет, то судопроизводство или иной общественный договор не сохранится без постоянного содействия со стороны его участников» [17].
Смит добавил звуковое сопровождение, указав, что репутация и социальное давление среди равных играют ключевую роль в сохранении ОР: «Социальное давление, от оскорбления до тюремного заключения, в целях исполнения обязательств и возвращения долга помогает сообществам сохранять такое существенное общественное благо, как доверие». Репутация, поддерживаемая либо изображением ритуально-поведенческих установок, кредитными агентствами, собирающими информацию о заемщиках и выполнении ими обязательств, или интерактивными серверами с оценкой репутации, похоже, становится средством, с помощью которого люди налаживают повседневные отношения своекорыстия с общественным благом.
Самоопределение, репутация, границы, побуждение к соблюдению обязательств и наказание иждивенцев, похоже, суть те общие важнейшие ресурсы, в которых нуждаются все группы для поддержания в своих членах духа сотрудничества. Это те социальные явления, которые более всего подвержены воздействию техники, позволяющей людям отслеживать репутацию, поощрять сотрудничество и наказывать отступничество.
Междисциплинарное исследование ОР и продолжающиеся социологические споры относительно коллективного действия представляют лишь одно направление теории кооперации. Подобные изыскания велись и в иных отраслях научного знания. Математический подход возник в 1950-е годы, а первые плоды стал приносить десятилетия спустя, с появлением более мощных ЭВМ. Еще одно направление, связанное с машинным моделированием, сложилось вокруг тематики биологической эволюции. Поразительные открытия, возможно, пока еще таятся в «мозговых центрах» и научных журналах; во всяком случае, они еще не вызвали столь важных для группового поведения людей последствий.
Похоже, что нить, за которую я ухватился еще в Токио, после моего возвращения из Редмонда превратилась в целый клубок. Мои исследования наличного багажа знаний, могущего пролить свет на умные толпы, привели меня к более богатому хранилищу идей, чем мне представлялось в тот день, когда мы с Ито Мидзуко вели разговор о большепальцевой токийской братии.
Взаимопомощь, «дилемма заключенного» и прочие игры, в которые играют люди
Присуща ли кооперация исключительно людям, становясь таким образом предметом изучения психологов, социологов и антропологов? Возникает ли она в кругу общающихся лиц, что указывает на родство с экономикой? Или же кооперация отражает линию поведения генов по обеспечению собственного воспроизводства, что заставляет отнести ее к области биологии? Ответ на все эти вопросы, пожалуй, один: «Да, отчасти». Я против скоропалительных выводов; я не готов утверждать, что любая теория или модель в состоянии предсказать социальное поведение человека; я предлагаю рассматривать такого рода изыскания с позиций различных отраслей знаний, постигая таким образом различные стороны общественных процессов, а не конечную истину. Хотя генетическое воздействие на социальные дилеммы может показаться далеким от влияния технологий умных толп, трения между своекорыстием и коллективным действием порой самым причудливым образом отзываются буквально на всем.
Биологические доводы о роли альтруизма и истоках кооперации покоятся на открытых Дарвином механизмах эволюции. Если естественный отбор, направленный на передачу генов будущим поколениям, у Гоббса – соперничество, выступал той силой, которая лепила виды на протяжении миллионов лет, значит, генетическая предрасположенность к сотрудничеству должна была быть давным-давно искоренена у всех видов. Философом, выступившим в защиту кооперации, когда эволюционная теория впервые стала обсуждаться обществом, был неугомонный географ и анархист Петр Кропоткин, русский князь, воспитывавшийся в пажеском корпусе для службы при дворе, а позже ведший тайную жизнь, сочиняя под чужим именем анархистские воззвания, пока не был заключен под стражу. Бежав из царской тюрьмы, Кропоткин поселился в Лондоне, где ему предстояло оспорить представление о том, что соперничество служило единственной движущей силой эволюции.
Современник Кропоткина естествоиспытатель Томас Генри Гексли отстаивал дарвиновскую теорию, выпустив в 1888 году очерк «О борьбе за существование в человеческом обществе» (On the Struggle for Existence in Human Society), где соперничество (конкуренция) изображалось важнейшим движителем человеческой эволюции [18]. Кропоткин заявил, что истолкование Гексли учения Дарвина неверно и неточно. Издание очерка Гексли побудило Кропоткина взяться за перо и написать в ответ статью «Взаимная помощь как фактор эволюции», которая вместе с последующими очерками, печатавшимися на страницах журнала Guardian*, составила в дальнейшем самую известную книгу Кропоткина с тем же названием [19]**.
* На самом деле это был издававшийся в Лондоне ежемесячный журнал Nineteenth Century, основанный в 1877 г. британским зодчим и издателем сэром Джеймсом Ноульсом (1831-1908; произведен в рыцари в 1904), с 1901 по 1950 г. называвшийся The Nineteenth Century and After, ас 1951 г. до своего закрытия в 1972 г. – The Twentieth Century.
** Толчком к исследованиям Кропоткина послужила речь русского зоолога, профессора Санкт-Петербургского университета Карла Кесслера (1815-1881) «О законе взаимной помощи», произнесенная на съезде русских естествоиспытателей в январе 1880 г., после чего князь приступил к сбору фактического материала из жизни как животных, так и человеческого общества.
Кооперация, утверждал Кропоткин, хорошо видна в мире животных. Лошади и олени объединяются для совместной защиты от врагов, волки и львы собираются для охоты, пчелы и муравьи сотрудничают самым разнообразным образом. С той поры появились подтверждения некоторых его идей; к биологическим трудам Кропоткина, долгое время пребывавшим в тени его произведений анархического толка, пробудился интерес после того, как Стивен Дж. Гулд достаточно высоко оценил их [20]. Как оказалось, симбиоз и кооперация прослеживаются на всех уровнях, от клетки до экосистемы.
