Ресторан мне нравится, пусть даже это и не настоящие «Времена года». Метрдотель внимательный, обслуживание вполне достойное, а официант, слава Богу, не чувствует необходимости представиться и поделиться своим мнением относительно меню. Карта вин предлагает большое разнообразие напитков, но Жак, как и следовало ожидать, останавливает свой выбор на французском бордо.

— За нас, — говорит он, поднимая огромный бокал. — За то, что мы снова вместе. Нам ведь очень хорошо вдвоем?

— Так хорошо, что впору чокнуться, — соглашаюсь я и протягиваю к нему руку с бокалом. Но Жак, вероятно, не совсем меня понимает, и я в который раз ощущаю сожаление, что он не настолько хорошо знает язык, чтобы оценить мой юмор.

Он ставит свой бокал на стол:

— Я не всегда бываю серьезным, mon amour, но сегодня особый случай. Я просто обязан сказать тебе, как много ты для меня значишь.

— Ты тоже много для меня значишь, — говорю я и беру его руку в свою.

— Bien. Это хорошо. — Он переплетает свои пальцы с моими. — Но все же позволь мне договорить. Когда я вернулся к тебе, у меня было очень трудное время. Я только что развелся. У нас с ней так ничего и не вышло. Она стала одной из многих женщин, которые ничего для меня не значили, и я был уверен, что больше никогда не встречу любовь. А потом я подумал о тебе. О нас.

Я поглаживаю его большой палец своим, а он сжимает мою руку и делает большой глоток вина. Может, он ждет от меня каких-то слов, но я не знаю, что ему сказать. Поэтому молчу. А Жак продолжает:

— Через столько лет я позвонил тебе, и ты вновь впустила меня в свою жизнь. И я подумал: «Эта женщина знает, что такое любовь. Знает, что любовь — это навсегда». И я перестал грустить. Ты дала мне понять, что я вновь могу полюбить и быть любимым. И за это, — тут он берет мои руки в свои, — я буду благодарен тебе всю жизнь.

Если это предложение руки и сердца, то оно несколько затянулось. Кроме того, по тону Жака я могу предположить, что на самом деле он собирается сказать мне нечто совсем другое.

— В тот день, когда ты не смогла прилететь ко мне в Дубай, в отеле я познакомился с женщиной, — наконец произносит он, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Ее зовут Катрин, и она занимается тем же бизнесом, что и я. Она приехала туда на конференцию. Очень умная женщина, совсем как ты.

Я высвобождаю одну руку, чтобы выпить вина. Хотя сейчас не отказалась бы и от чего-нибудь покрепче. Задумчиво потрогав сережку, я спрашиваю:

— И ты, конечно, с ней переспал? — Похоже, старая ситуация повторяется. Но я не хочу оказаться в ней еще раз.

— Да, конечно, — отвечает он, как мне показалось, чересчур поспешно. — Но дело не в этом. Дело в тебе. Все это из-за тебя, дорогая. Ты показала мне, что, если очень хотеть любви, она обязательно придет. Поэтому мое сердце вновь открылось, и Катрин вошла в него.

Теперь я отнимаю у него и вторую руку и неожиданно живо представляю себе, как Катрин, блондинка с безупречной прической и весом сто пять футов, проникает в его сердце. Надеюсь, он потерял достаточно крови.

— Жак, — спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие и остатки достоинства, — почему ты не сказал мне об этом раньше? Почему привел меня сюда?

— Потому что мы замечательно проводим время, и я не хочу от этого отказываться, — весело говорит он. — И я ничего не хочу менять. Конечно, Катрин переедет ко мне в Париж, но я буду по-прежнему часто бывать в Нью-Йорке.

Все-таки он сделал мне предложение. Правда, не то, которого я ожидала. Предложение три-четыре раза в год заниматься сексом с мужчиной, который влюбился из-за меня, но не в меня.

— Не думаю, Жак, что это мне подойдет.

В моей душе борются противоречивые чувства. Передо мной человек, который любит меня — в этом я нисколько не сомневаюсь — и в то же время собирается разбить мне сердце. Или почти разбить. Вряд ли я захотела бы вновь связать свою жизнь с Жаком. Но черт возьми, я хотела бы, чтобы это было моим решением!

— Что бы ты ни решила, я всегда буду к твоим услугам. — Вместо моей руки Жак поглаживает корзиночку с хлебом. — Я очень горжусь тобой, mon chouchou. Ты превосходно устроила свою жизнь. Жизнь с Джен. И я тоже готов начать все сначала.

— Что ж, желаю удачи, — говорю я, потому что больше мне нечего сказать.

Я опускаю глаза, и пару минут мы сидим молча. Наконец Жак берет в руки меню, очень довольный тем, что все слова сказаны и я кажусь не очень сердитой.

Я тоже раскрываю меню, но тут же понимаю, что вряд ли смогу сегодня поужинать. Даже салаты не вызывают у меня аппетита. Я рассеянно смотрю на бокал с вином. Нет, я совершенно на это не способна. Я милая, приветливая, всегда готовая прийти на помощь. Я забочусь о чувствах других больше, чем о своих собственных. Поэтому сама себе удивляюсь — и одновременно ощущаю огромное удовлетворение, — когда, поднявшись со стула, с милой улыбкой выливаю целый бокал красного вина Жаку на голову. На его глупую голову.

— Уверена, такая умная женщина, как Катрин, с легкостью выведет пятна, — говорю я и направляюсь к выходу, надеясь, что эта финальная сцена запомнится Жаку на всю жизнь. И я рада, что это не настоящие «Времена года», потому что все же надеюсь когда-нибудь там побывать.

— Но ты хоть оставила себе серьги? Да или нет? — спрашивает Люси, наклоняясь ко мне и убирая прядь волос с моего лица.

— Оставила, я ведь тебе говорила. — Я сморкаюсь уже, наверное, в сотый раз. Жаль, что никто до сих пор не изобрел способа переработки и вторичного использования того, что льется из носа. Потому что человеческий организм может производить эту жидкость в неограниченных количествах.

— Я хочу на них взглянуть, — заявляет Люси, не уверенная в моих моральных принципах — в том смысле, что они могли оказаться слишком высокими. Она опасается, что я вернула серьги Жаку или попросту их выбросила.

— Я отдала их на хранение в банк. Пусть останутся Джен — как наследство от глупой матери.

— Я сразу тебе сказала, что ненавижу Жака, — сердито говорит Люси. — Человек, который предал один раз, наверняка предаст… — Она замолкает, поскольку затронутая тема слишком близка ей самой. — Во всяком случае, ты совсем не глупа. Гораздо умнее многих, — добавляет она.

— Конечно. Тысячи женщин спят с мужчинами за час до того, как те их бросают. Это случается сплошь и рядом. Особенно среди гостей «Времен года». Может, этому отелю стоит ввести специальное предложение — уик-энд «Переспать и разбежаться»? Для тех, кто хочет заняться сексом перед тем, как расстаться окончательно?

— Его скорее назовут «Встретиться и разойтись», — весело подхватывает Люси, вступая в игру.

— Ага. А в ресторане для этого даже можно выделить специальную зону. Там поставят стулья с водоотталкивающими сиденьями и будут подавать красное вино в огромных бокалах.

— Здорово, что ты вылила на него вино. — У Люси загорелись глаза. — Прямо как Кэтрин Хепберн.

Не знаю почему, но после этих слов я снова начинаю плакать. Я тянусь к горе использованных бумажных носовых платков, но Люси ловко смахивает их в корзину для мусора и протягивает мне нераспечатанную пачку «Клинекс».

— У меня есть кое-что, что поднимет тебе настроение. Я приготовила для тебя куриный суп.

Слезы у меня моментально высыхают.

— Ты приготовила мне куриный суп? — спрашиваю я, не в силах скрыть изумление. — Ты приготовила мне куриный суп?

По всей видимости, ситуация гораздо серьезнее, чем я думала. Люси никогда бы не отправилась на кухню, если бы дело было только в разбитом сердце. Скорее всего у меня рак. В неоперабельной стадии. И если бы Жак меня не бросил, я никогда бы об этом не узнала.

— Чему ты так удивляешься? — искренне недоумевает Люси и достает пластиковый контейнер «Таппервэр» из хозяйственной сумки от «Прада». — Попробуй.

Я снимаю с контейнера синюю крышку и смотрю на жидкость, в которой плавают какие-то частицы непонятного происхождения.