— Когда напишешь, покажи мне, я проверю, — храбро предлагаю я.
Не хотелось бы, чтобы мое любовное письмо к самому старому холостяку Америки, который тем не менее все же слишком молод для меня, было написано с ошибками.
— Хорошо, потому что я собираюсь ему все про нас рассказать.
Про нас. Конечно, Джен не просто хочет найти мне мужа. Это комплексная сделка: одновременно она хочет получить отца.
Я беру журнал и разглядываю фотографию Баулдера: с нее на меня смотрит парень с обнаженным торсом, доской для серфинга в руках и улыбкой, такой ослепительной, что я еще раз читаю подпись, желая убедиться, что по ошибке не открыла рекламу зубной пасты «Брайтсмайл». У меня нет ощущения, что передо мной моя судьба, однако я могу понять, что привлекло в нем Джен. Этот парень идеально подходит для того, чтобы отнести ее на плечах к океану, где они смогут вмести забавляться прыжками на волнах.
Джен вопросительно смотрит на меня.
— Да, похоже, он мог бы стать замечательным папой, — осторожно говорю я, потому что старое чувство вины вновь дает о себе знать. В принципе меня вполне устраивает, что мы живем вдвоем. Но, несмотря на всю мою безумную любовь к Джен, я не могу заменить ей отца — разве что наполовину. И я постоянно думаю о том, как она относится к тому, что у нее нет стандартного набора из двух родителей, как у других детей.
Однако Джен всецело поглощена устройством свидания, а потому игнорирует мое робкое предложение высказаться о том, как ей живется без папы.
— Для того чтобы принять участие в конкурсе, я должна написать ему письмо, — излагает она правила завоевания Баулдера. — Он прочитает все письма и…
«Или за него это сделает кто-то другой», — думаю я.
— …и выберет девушку, на которой захочет жениться. Вначале «Космо» устроит свидание. Да, кстати, мам, забыла тебе сказать: свидание могут показать по телевидению. Ты не против?.
— Конечно, нет, милая. Чтобы выиграть, я согласна на все.
Слава Богу, что Джен в руки попался именно «Космополитен», а не «Холостяк». По крайней мере надеюсь, мне не придется лезть с этим парнем в горячую ванну, как предлагает последний. К тому же вероятность того, что все это будет иметь хоть какие-то последствия, ничтожно мала.
Джен морщит усыпанный веснушками нос: вероятно, оценивает мои шансы.
— Мам, помнишь, ты говорила, что хочешь сделать колорирование? — напоминает она.
— Что? Ты думаешь, мне не удастся заполучить мужа, не покрасив волосы? — спрашиваю я и притворно вздыхаю: — Хорошо, завтра же пойду в салон. Очень не хочется тебя подвести.
Однако Джен относится к этому делу очень серьезно, и теперь ей кажется, что она меня чем-то обидела.
Дочь подбегает ко мне, обнимает за шею и смачно целует в щеку:
— Я люблю тебя, мам. Ты и так очень красивая. И могла бы иметь любого мужа, какого только захочешь.
— Спасибо, дорогая. Я тоже тебя люблю. — Я крепко обнимаю Джен и провожу по ее спине пальцем, изображая сердце. Она хихикает. — Давай разбирай свои вещи, и пойдем завтракать.
Джен убегает, унося свои сумки.
— Погоди, ты забыла подушку! — кричу я ей вслед, но она не слышит меня, и я улыбаюсь. Какая уважающая себя принцесса будет сама носить свои пожитки?
Когда Джен уходит, я поднимаюсь и надеваю шелковый халат. Хорошо, что она не заметила его валяющимся на полу: она ни за что не поверила бы, что я облачилась в него, чтобы произвести впечатление на Джея Ленно[29]. Я поднимаю собственную подушку и крепко прижимаю ее к груди. Невозможно поверить, что всего несколько часов назад на этой кровати, рядом со мной, лежал Жак. Может, мне все это приснилось? Оглядевшись, я не нахожу никаких свидетельств его недавнего пребывания в моей спальне, вроде забытого носка. Тогда я изо всех сил втягиваю носом воздух, и мне удается уловить слабый аромат его одеколона. Прошлая ночь была потрясающей, и мне до сих пор не верится, что все это произошло на самом деле.
А утром? Утром он сказал, что все еще любит меня. Я бросаю подушку на кровать. Господи, что же я ему ответила? Что-то вроде того, какой он замечательный. Почему я не сказала просто, что тоже его люблю? Это было бы так просто! Мужчина, которого я страстно любила, вернулся в мою жизнь. После всех этих лет, проведенных вдали друг от друга, мы вновь вместе, как в сказке. Или как в любовном романе. Когда мы с Жаком засыпали вчера, обняв друг друга, я была уверена, что люблю его.
А сейчас?
Я делаю несколько шагов по спальне, ровняю стопку книг на столике у кровати, наклоняюсь, чтобы поправить сбившийся коврик. Потом иду в ванную, чтобы выпить воды и взглянуть на себя в зеркало. Действительно ли у нас есть будущее? Что он сказал, когда прощался у двери? Все решено? Я чувствую знакомый холодок в желудке. Может, Жак в чем-то и изменился, но у него осталась привычка принимать решения за нас обоих.
Я медленно возвращаюсь к кровати. Нет, на этот раз я должна принять собственное решение. Я пристраиваю подушку в изголовье и вновь улавливаю запах его одеколона. Может, пока не менять простыни? И может, все же стоит дать ему еще один шанс? Конечно, если я не влюблюсь в Баулдера.
Следующие три дня я жду, когда Люси позвонит и спросит меня о моем свидании с Жаком, но этого не происходит. Сама же я не могу с ней заговорить, поскольку Хантер сейчас находится в Нью-Йорке и поглощает все ее свободное время. На четвертый день Люси объявляется, чтобы сообщить, что я должна, просто обязана познакомиться с ее бойфрендом. Пожалуй, лучше было бы подобрать для Хантера другое слово — все же ей сорок один, и она замужем.
— Он тебе обязательно понравится, — произносит она с придыханием, когда звонит, чтобы договориться о встрече. — То есть я просто уверена, что ты будешь от него без ума. А кроме того, мне действительно очень важно знать твое мнение.
Поскольку Люси считает, что наше знакомство должно состояться за чем-то более экзотическим, чем кружка латте или даже бокал зеленого яблочного мартини, у неё рождается план. Хантера пригласили на вечеринку в честь Вилли Нельсона[30], где соберется целая толпа звезд, и мы обе пойдем с ним. Нам даже придется отправиться на концерт. Эта мысль мне нравится. Раз уж я выступаю в роли главного советника в голливудском романе моей лучшей подруги, то по крайней мере должна извлечь из этого какую-то выгоду.
Люси звонит мне еще дважды, чтобы спросить, что я надену. Мне кажется, что она больше беспокоится о том, какое впечатление я произведу на ее любовника, чем наоборот. Поскольку у меня нет ботинок из крокодиловой кожи, Люси соглашается с моим решением облачиться в юбку из кожзаменителя и даже предлагает мне свои туфли от Джимми Чу, которые занимают в списке ее любимой обуви почетное третье место. Через два дня мысль о том, что на мне будет наряд из искусственной кожи, вдруг приводит ее в ужас, и вместе с туфлями она привозит мне свою собственную юбку — натуральную.
Вечером я в туфлях на четырехдюймовых шпильках стою на углу Тридцать четвертой улицы, ощущая себя настоящей уличной проституткой. Мимо, склонив головы друг к другу и не замечая меня, проходят Люси и Хантер. На их улыбающихся лицах такое выражение, словно им известно что-то, недоступное пониманию остального человечества.
— Люси! — кричу я.
— О, Джесс! — Подбежав, Люси быстро обнимает меня. — Прости, что заставила тебя ждать. — Она отбрасывает волосы назад и добавляет: — Познакомься, это Хантер.
Можно подумать, я не догадалась. Он выглядит в точности так же, как по телевизору, разве что немного толще. Как это ему удается? Я всегда считала, что камера добавляет еще по крайней мере десять фунтов. А может, это происходит только с женщинами? Этакая своеобразная шутка природы? Кожа у Хантера очень гладкая, и вначале я решаю, что он в гриме. Но нет, я улавливаю легкий аромат «Аведы» для мужчин, и это означает, что он только что побрился, надушился и намазался автозагаром.