Но Криста осталась цела и невредима, а Роб отклонил ее феноменальное финансовое предложение, и она была оскорблена… и хуже того, гораздо хуже, она не получила желаемого. И теперь собиралась камня на камне не оставить. И Криста, и Лайза, и — да! — Роб будут стерты в порошок. Она уже расправилась с их настоящим, и с этого момента она и ее огромное состояние станут работать на то, чтобы уничтожить их будущее. Мери была ранена, но цела. Ее роль в заговоре Россетти останется тайной. Каким бы Джонни ни был, он не дурак. Он не станет трубить о своей роли в неудавшемся заговоре, и по той же самой причине сойдет в могилу с ее секретом.

И теперь она проехала еще немного, свернула вправо на дамбу, ведущую на материк, и помчалась прочь от Майами-Бич. Пора возвращаться в Нью-Йорк, в штаб-квартиру ее империи. Там она продумает свою финансовую и персональную месть. Это было все, что осталось от ее мечты овладеть телом и душой этого мальчишки.

При мысли о нем на глазах выступили слезы.

— О, Роб, — пробормотала она. — Почему же ты не хочешь стать богатым, как хотят все?

— Лиз, ты не будешь такой лапушкой, не сбегаешь ли вниз в «Ньюс Кафе» за завтраком? На шестерых. Роб и Лайза должны скоро приехать. Побольше французского хлеба и масла. Спасибо.

Секретарша поспешила выполнить просьбу. Ее торопливость объяснялась не просто исполнительностью. Находиться третьей в комнате с двумя любовниками было тяжело.

Питер вложил свою руку в руку Кристы. Он выглядел не очень здоровым. День, проведенный на допросах в аэропорту Майами, был одной из причин этого. Роскошная, бессонная ночь в спальне Кристы другой. Он был пропитан сексом, все его тело омыто им. Мозг превратился в мягкий комок из слащавых и нежных сентиментов, а его усталое тело болело и гудело от бесконечных любовных утех. Они помирились. Вновь. И Питер Стайн начинал уже понимать, что в конце концов такая езда по жизни с горки на горку может ему нравиться.

— Я измотана, — сказала Криста, однако таковой не выглядела. Она походила на полную луну в ясном небе, добрым делом в мире зла, милосердным ангелом, который покажет тебе небеса после праведной жизни. Она стиснула руку Питера. — Я думаю, что вся наша жизнь получится изматывающей. Ты так не считаешь?

— Согласен, — рассмеялся Питер. — Теперь я всегда буду соглашаться. Так проще.

— И не смей говорить со мной покровительственным тоном, — хихикнула Криста, показывая, что шутит. Теперь они могли посмеяться над этим, однако впереди будут еще тысячи споров, где они будут оттачивать себя друг на друге. Они срастутся воедино благодаря миллиону волшебных минут примирения, и никому не будет скучно, никто из них не будет казаться еле живым, их всегда будет до краев переполнять жизнь и жизнерадостность, о которой простые смертные могут только мечтать. На их долю достанется жизнь, полная волнений и риска, храбрости и задора. Они никогда не узнают унылой, тяжелой работы, потому что достаточно сильны, чтобы вооружиться и бороться с трудностями. Они будут получать раны, однако исцеление от ран составит достойную для них цель. Как сейчас. Как всегда.

— Не могу поверить в это счастье, — сказал Питер. — Не могу поверить, что попал туда вовремя. Все было так близко. Так близко к беде. — Он раздвинул пальцы на несколько миллиметров и показал, насколько близко они подошли к трагедии.

— Я знаю, — содрогнулась Криста. — Давай не думать об этом. — И все-таки ей послышался звук захлопнувшейся за ней тяжелой двери. Почудилась крошечная камера, угрюмые сокамерницы, сводящая с ума скука жизни без свободы. Она сломала бы ее душу. Больше чем кто-либо она не переносила тюрем, она просто не выжила бы там. В стране так многие по доброй воле проводят свою жизнь в тайном восстании против свободы. Создают свои собственные тюрьмы… закладные, нелюбимых жен, нежеланных детей, проклятую работу… а минуты все тикают, песок струится, и могила, которая станет их единственным опытом свободы, надвигается все ближе. Криста никогда не была такой. Она всегда выбирала независимость действий, мнений, слов. Окружающим они могли и не нравиться, но им все же приходилось считаться с ними. И когда прозвучит ее финальный трубный глас, она, по крайней мере, окажется достаточно живой, чтобы его услышать. На ее долю выпала живая жизнь, а не смерть при жизни, однако все это могло не выдержать тюрьмы. Криста поглядела на Питера, ее будущее, отца ее ребенка, который рос внутри нее — в этом она почему-то была уверена — и перед ее мысленным взором снова проплыл тот удивительный момент ее спасения. Питер спас ее, и это так же несомненно, как то, что Христос умер ради спасения человечества. Взгляд Кристы говорил об этом.

— Я никогда не смогу отблагодарить тебя. Все оказалось бы страшнее смерти, если бы я отправилась в тюрьму за то, чего не совершала. Все те злые, тупые люди, бездарно проведенные дни, злость, ярость и скука… Я не знаю… я просто…

— Ведь этого не случилось, дорогая. И не случится никогда.

— Все позади, да? Действительно позади?

— Адвокаты абсолютно уверены. Принято официальное решение не возбуждать дело. Говорят, что на самом высоком уровне. Тебя сняли с крючка. Меня тоже. Улик там не было, не говоря уже о факте, что, по-моему, они поверили мне.

— Даже против Моны ничего?

— Она пешка. Она призналась, что Россетти просил ее проникнуть в твое агентство. Кроме этого она не могла сообщить ничего конкретного. Все остальное время она рвала и метала с театральным гневом. Вообрази Мону в подобной ситуации. Мне даже стало жалко парней из ДЕА.

Но ведь если они поверили нам, то это значит, что Россетти и Бреддок виновны как черти. Не заинтересуются ли ими?

— Они не наскребут улик. Бреддок не был в Мексике пять лет. Клянется, вытаращив глаза, что не имеет к этому отношения. Россетти то же самое. Нулевые улики. Никаких свидетелей. Ничего.

— Так что он выйдет сухим из воды. Дерьмо! Уб-людок!

— И Мери тоже, — вздохнул Питер. — Вот что совершенно непостижимо для меня. Я неизменно признаюсь в своем незнании людей, но, кажется, я верил, что у меня имеется внутреннее чутье на них. А тут все равно, как если бы узнать, что нянька на самом деле матерая убийца. Мери… забавная, коварная, безобидная Мери с ее острым языком и пессимизмом! Я готов был поклясться, что за ее суровой наружностью прячется нежная душа! И вот она оказалась такой испорченной.

— Да, Мери просто сглазили. Я не чувствую к ней ненависти. Скорее жалость. Это что-то болезненное. Должно быть, она сошла с ума.

— Чепуха. Что бы ни случилось, но зачем грешить? Психиатрия имеет на это свою, определенную точку зрения. Мери коварная. Лишь по-настоящему испорченная личность могла сделать такое. И тут не может быть прощения. Она заслуживает наказания, а не лечения. Сила — единственная вещь, которую она всегда понимала и признавала.

Криста кивнула.

— Вероятно, ты прав. Ну, силой она располагает и сейчас. Обещала, что направит ее против нас. Всех нас. И она не отступит. Будет делать в нас судебные залпы, пока не устанет и не пресытится. И нам нелегко будет остаться на плаву.

— Она не посмеет прикоснуться к тебе, если ты станешь моей женой.

— Дорогой, я не могу быть просто твоей женой. Я должна остаться и самой собой тоже. Ведь я дилер, не забыл? Ведь помнишь?

Питер улыбнулся, полный раскаяния. Он вспомнил «Твентит» и Льюиса Геллера! Господи Иисусе!.. Но два с половиной миллиона баксов!.. В самом деле много. Он мог бы купить шестидесятитрехфутовую «Литтл Харбор». Они с Кристой могли бы причаливать к пустынным островам и заниматься там любовью до потери пульса. Он уже становился немного похожим на нее. А начинает ли походить на него Криста?

— Может, мне пойти и поговорить с Мери? Сказать ей, что мы все знаем. Пригрозить ей, — сказал он.

— Забудь об этом. Да она просто расхохочется тебе в лицо, зная, что мы ничего не сможем доказать. Просто еще энергичней постарается добить нас.