Это поставило перед корпусом морской пехоты серьезную проблему: куда его направить!
В результате, ответ оказался очень даже изобретательным.
Самое безопасное место для Шофилда было прямо под носом мировой прессы, но там, где до него было невозможно добраться.
Он был направлен на службу на «Пехотинец-1».
Вертолет находился на авиационной базе корпуса морской пехоты в Квантико, штат Виргиния. Поэтому Шофилд мог жить на территории базы, что делало доступ к нему практически невозможным. Он также должен был работать на борту президентского VH-60N, который не часто можно было увидеть приземляющимся у Белого дома, да и то всегда на безопасном расстоянии от прессы.
Когда Шофилда перевели на эту службу, Мать и Гант решили последовать за ним. Четвертый член команды Шофилда, оставшийся в живых после злополучной миссии в Антарктиде, рядовой по имени «Рикошет» Симмонс, решил уйти со службы в корпусе морской пехоты после всех этих ужасных событий.
Это было год назад.
За это время Шофилд — тихий и не очень разговорчивый — завел всего несколько друзей в Белом доме. В основном это были люди из секретной службы и внутренние служащие. Обычные люди. Тем не менее, благодаря своим серебристым антибликовым очкам, он завоевал популярность среди веселых внуков президента. Как оказалось, к их радости, он практически всегда сопровождал их во всех их поездках. Но, несмотря на все это, ему еще ни разу не довелось пообщаться с самим президентом Соединенных Штатов.
Перед «Пехотинцем-1» открылся вид на огромную Зону 7. Шофилд мог видеть медленно открывающиеся массивные двери огромного ангара, сквозь которые прорывался яркий электрический свет.
Грир заговорил в микрофон:
— "Сова-2", это «Сова-1». Начинаем снижение.
На борту «Совы-2» сержант Элизабет Гант («Лиса») сидела, согнувшись на откидном сиденье из грубой холщовой ткани, тщетно пытаясь читать материалы в папке, лежащей у нее на коленях.
В отличие от «Пехотинца-1», шум от несущего винта внутри «Совы-2» был абсолютно оглушающим. И так как на его борту не было президента, внутренняя отделка кабины была в тысячу раз скромнее. Никаких мягких кресел и украшенных гербом подлокотников.
Либби Гант теперь была штаб-сержантом, и ей исполнилось двадцать восемь лет, ну, не далее, как шесть часов назад.
Она была стройная, миниатюрная блондинка с коротко стриженными волосами и небесно-голубыми глазами. Даже в привычном полном обмундировании — боевой форме, бронежилете и с пулеметом МР-10 — ее фигура выглядела очень изящно. Военная форма — фуражка, парадный мундир и брюки — была ей очень к лицу.
Так как они летели по заданному военно-воздушными силами курсу, в закрытом для других самолетов, коридоре, на борту «Совы-2» царило расслабленное настроение. Обычное напряжение от координирования курса полета «Пехотинца-1» с гражданскими рейсами теперь не было актуальным, поэтому Гант — часть своего времени посвящавшая подготовке к поступлению в офицерскую школу — воспользовалась случаем и решила повторить некоторые свои записи.
Она как раз дошла до Курса 9405 — «Усовершенствованное тактическое командование», когда тихий голос привлек ее внимание:
— С днем рождения тебя...
С днем рождения тебя...
С днем рождения, дорогой штаб-сержант Га-ант...
С днем рождения тебя!
Она подняла голову от записей и вздохнула.
На свободное сиденье рядом с ней скользнул Николас Тэйт III, советник президента по вопросам внутренней политики. С точки зрения европейца, Тэйт был красивым — с темными бровями, загорелой кожей и мужественным подбородком — и чрезвычайно самоуверенным мужчиной. Он был одет в костюм от «Армани» за три тысячи долларов, в дополнение к которому он выбрал парфюм все того же «Армани». Несомненно, это был последний писк моды.
Тэйт протянул Гант небольшую аккуратно упакованную коробочку.
— Двадцать восемь, если не ошибаюсь, — сказал он.
— Совершенно верно, сэр, — ответила Гант.
— Пожалуйста, зови меня Ник, — он кивнул на подарок. — Ну, давай. Открой его.
Неохотно Гант развернула маленький сверток, достав небольшую коробочку бирюзового цвета. Она открыла ее и увидела удивительной красоты серебряное ожерелье.
Маленькое и изящное, оно выглядело как тончайшая переливающаяся серебряная нить. В центре ожерелья, как маленькая капелька, сверкал небольшой, но изысканный бриллиант.
— Это от «Тиффани», — сказал Тэйт.
— Мне не положено носить драгоценности на службе, Мистер Тэйт, — сказала она, посмотрев на него.
— Я знаю. Но я надеюсь, вы сможете надеть его, когда мы пойдем с вами ужинать в «Нино» в следующую субботу.
«Нино» был ресторан в Джорджтауне, популярный среди вашингтонской элиты и считающийся чуть ли не самым фешенебельным заведением в городе.
— Я встречаюсь с одним человеком, — вздохнула Гант.
Это было действительно так. Только в прошлые выходные у них с Шофилдом наконец было что-то вроде свидания.
— Ладно, ладно, ладно, — сказал Тэйт. — Я слышал об этом. Одно свидание еще ни о чем не говорит.
Разговор становился не очень приятным. Гант поднесла ожерелье к свету, исходившему из окна.
— Знаете, оно похоже на ожерелье, которое я однажды видела в Париже.
— Правда?
В этот момент, как только Гант произнесла слово «Париж», один из пехотинцев, сидевших по соседству, обернулся. Тэйт этого не заметил.
— Да, — сказала Гант. — Мы были там с Шефом пару месяцев назад; у меня был выходной, поэтому я ...
— Господи Иисусе, вы только посмотрите на это! — громкий женский голос оборвал слова Гант.
— Привет, Мать, — сказала Гант, когда орудийный сержант Джина Ньюман, по прозвищу «Мать» появилась в узком проходе рядом с ней.
— Как дела, детка-именинница? — сказала Мать, хитро улыбаясь.
Кодовое слово «Париж» они использовали несколько раз и раньше. Когда одна из них сталкивалась с нежелательным воздыхателем, она произносила слово «Париж» в беседе с ним и другая, услышав сигнал, приходила на помощь. Это был обычный трюк, который используют девушки во всем мире.
Крупной — ростом в 6 футов и 4 дюйма и весом в 200 фунтов — Матери редко приходилось его использовать. Темная, с грубыми чертами лица, бритая наголо и с грубой деловой манерой общаться — она была практически полной противоположностью Либби Гант. В конечном счете, ее позывной «Мать» говорил о ней все. Он не указывал на ее какие-то необычайные материнские качества. Это был сокращенный вариант от «мать твою». Как талантливому бойцу, мастерски владеющему всеми видами тяжелого оружия, и как искусному стрелку, год назад ей было присвоено почетное звание орудийного сержанта.
Более того, после близкого столкновения с касаткой, во время злополучной миссии в Антарктиде, Мать приобрела еще одну физическую особенность.
Протез голени левой ноги.
Ужасающая схватка с касаткой лишила ее левой ноги ниже колена. Однако ей повезло больше, чем самой касатке, которая получила пулю в голову.
Теперь у Матери вместо голени был протез, разработанный по последнему слову науки, который, по словам создателей, гарантировал полную свободу движений. Отличительным его свойством были титановые «кости», свободно вращающиеся суставы и гидравлические мышечные имитаторы. Работа протеза столь сложна — использование рецепции нервных импульсов и автоматическое распределение тяжести тела — что потребовалось введение внутренней компьютерной микросхемы для управления им.
Мать взглянула на сверкающее ожерелье от «Тиффани».
— Bay, неплохая побрякушка, — сказала она, вытаращив глаза. Затем она обернулась к Нику Тэйту:
— Эта веревочка, должно быть, влетела тебе в копеечку, сынок Джим.
— Эта покупка была в пределах моих возможностей, — прохладно ответил Тэйт.
— Наверно, стоит больше, чем я зарабатываю за год.
— Возможно и так.
Мать проигнорировала его ответ и обернулась к Гант.
— Извини, что помешала, малышка-именинница, но старший пилот послал меня за тобой. Ты ему нужна там, мы приземляемся.
