Так полагал Кэр. Когда между ним и всем остальным миром стоял человек с мечом. Наставник. Кэр был наивен. Так его воспитали. Характер будущего воина должен быть прям, как меч. Только старшие: вождь, старейшины, наставники – идут дальше и принимают мудрость из уст древнего бога Ашских гор. Был, впрочем, и иной путь. Сойти в мир с оружием в руке и узнать этот мир, как познает его воин. Многие из клана Мечей, да и из других кланов, так и поступали. Но клан Кэра – первый из кланов. Потому в Самери каждый: воин, богач или простолюдин – спешил убраться с дороги, узнав орнамент клана Мечей на одежде наставника Кэра.

Воин клана, спускаясь на равнины, несет с собой и законы клана. И только одно для него важно: что скажут о нем родичи. Что же до прочих людей: уважение к законам гор поможет им остаться в живых при встрече с настоящим бойцом.

Никто не осмеливался заговорить с подопечным воина клана Мечей в Самери. Никто не разговаривал с Кэром, когда они плыли к побережью на речном судне по реке Аш. А когда они сели на корабль, идущий в Великондар, капитан его, самериец, живо втолковал матросам и пассажирам, что бывает, если станешь перечить воину клана Мечей.

Но вот наставник и юноша сошли на берег Карнагрии, и все переменилось.

Оба переоделись в местную одежду, причем не самую лучшую. Бронзовый знак Аша, скреплявший косу наставника, сменила обычная заколка. Только сама коса, свернутая змеей на затылке, да меч за спиной говорили о том, что жилистый старик с широким бледным лицом – воин из горного клана Самери. Никто больше не кланялся угодливо, когда самерийцы заходили в харчевни и постоялые дворы. Но никто и не задирал всерьез. Меч – везде меч. Достаточно было наставнику посмотреть в глаза дерзкому – и тот отступал. Неприятностей не было, ведь самерийцы тоже их не искали. Наставник по-прежнему стоял между Кэром и окружающим миром.

Пока они не прибыли в Великондар.

Пока Кэр не остался один.

Юноша проглотил комок, подступивший к горлу. Воину следует сдерживать свои чувства, когда он среди чужих. И Кэр изгнал боль души, как изгонял боль тела. Его приняли в новый клан. Законы этого клана – другие. Но Кэру будет нетрудно принять их. Тем более что старшие клана, те, кто заставляет других замолчать,– ему по сердцу. И сам он пришелся по нраву сильным Двора: Хар-Руду, Босу, Медведю. Конечно, они испытывали Кэра. И он, понимая, старался их не разочаровать. Хотя последнее испытание, то, которому подвергли самерийца прошлой ночью, показалось ему ненужным.

Странное испытание. Кэра словно хотели унизить, проверить, что в нем сильней: дух или гордость. Юноша помнил все вопросы, которые ему задавали: мудрые и глупые, прямые и совершенно непонятные. Кэр отвечал, когда знал ответ. И полагал, что следует отвечать. Но если терпение его испытывали всерьез, то испытание его ловкости и стойкости выглядело как еще одна попытка оскорбить его… Такую боль может перенести и трехлетний малыш, а любая совершеннолетняя девушка клана с завязанными глазами проделает то, что делал Кэр этой ночью.

Тело Кэра не устало, устал его ум, тщетно пытавшийся совместить путь клана Мечей и требования Гладиаторского Двора.

Так или иначе, но Хар-Руд дал понять: теперь Кэр – полноправный член нового клана. Правда – младший. Это неприятно. Юноша видел: тут нет законов, защищающих слабого от произвола сильного. Кэр наблюдал, как обращаются с учениками. И отчасти понимал, почему испытывали в первую очередь его терпение. Однако самериец видел и то, что к нему относятся не так, как к другим ученикам.

«Власть Хар-Руда удерживает других! – думал юноша.– Жаль, что это касается только рук, а не языков!»

Любая из здешних шуток на родине Кэра обернулась бы для шутника смертельным поединком.

Ничего, скоро сын вождя сумеет постоять за себя не хуже, чем настоящий воин. А пока Кэр не будет обращать внимания на едкие слова.

Кэр еще не понял, что заработать уважение Потерявших Жизнь можно только собственными достоинствами. Если с ним обращались более уважительно, чем с другими учениками, то страх перед гневом Хар-Руда играл в этом не первую роль.

Кэр убил воина его собственным мечом. Не просто воина – стражника. Больше половины обитателей Двора были из осужденных преступников. И относились к городской страже однозначно. Потому охраняли гладиаторов не городские, а дворцовые стражники.

Таким образом, сын вождя сразу поднялся в глазах Потерявших Жизнь, а похвалы, на которые не скупился Бос (когда Кэр его не слышал), и, как ни странно, замкнутость самого Кэра еще больше укрепили репутацию юноши. Прошло две недели, и никто больше не напоминал о том, что Арена не любит гордых. Потому что Арена любит сильных.

Кэр не понимал, что грубые шутки, которыми приветствовали его сегодня утром,– дань уважения.

Он не знал, что все Потерявшие Жизнь прошли через это испытание. И никому из них оно не показалось пустяком. Когда Кэр, шатаясь, поднимался по лестнице, а обитатели Гладиаторского Двора глядели на него сверху и изощрялись в остроумии, сын вождя не знал, что лишь немногие из них смогли сами преодолеть после испытания шесть ступенек лестницы. И никто, кроме Боса и Медведя, не мог в такое утро твердо держаться на ногах. Но Бос – лучший воин Двора. Историю же Медведя знали все. А Кэру еще вчера ее рассказал сам помощник Управителя. В назидание.

Капитан галеры, который сам предложил раба Хар-Руду, сказал при этом:

– Я боюсь гребца, который после трех часов работы остается с сухой спиной!

– Бездельник? – спросил Хар-Руд.

– Что? Нет! Он управляется с веслом один! Он подойдет для Арены, если не побоишься взять такого медведя.

– Не побоюсь,– сказал помощник Управителя.– И дам за него двоих, у которых спина потеет слишком часто! Скажи, на твоей галере скамья – на четверых?

– На двоих!

– Жаль!

– И мне – жаль!

– Но ничего! И так неплохо!

– Верно! И так неплохо!

– Выпьем?

– Выпьем!

Они ударили кружками, капитан-карнагриец и эгерини из освобожденных гладиаторов. И сделка совершилась.

Кэр, видевший галерное весло, мог бы усомниться в правдивости этой истории. Если бы не видел Медведя. Теперь же юношу могло удивить только одно: как ухитрились посадить на галерную скамью такого исполина?

Так что Медведь был не в счет.

Кэр прошелся по комнатушке. То есть сделал пару шагов, оказавшись под окошком. Юноша подтянулся на руках и выглянул наружу. Окошко выходило на тренировочные площадки, но из-за толщины стен Кэр понял это лишь по звукам, доносившимся снизу. Зато юноше было хорошо видно величественное здание с желтой крышей, над опущенными книзу краями которой белели статуи воинов. То был дворец Царского Совета. Кэр, разумеется, этого не знал. Прекрасное зрение позволило юноше различить каждую деталь резьбы, покрывавшей обращенную к востоку стену дворца. Сцены побед, которых за тысячелетнюю историю Карнагрии было не меньше, чем поражений.

У Кэра онемели пальцы, и он спрыгнул на пол.

Единственное «украшение» его каморки – испещрившие стены неумелые рисунки, в разных вариантах изображавшие одно и то же действо. Неискушенному самерийцу трудно было по справедливости оценить фантазию прежних обитателей клетушки.

Кэр распахнул дверь и выглянул в коридор. Пуст, если не считать стражника, полирующего клочком кожи острие пики. До самерийца ему было не больше дела, чем до тараканов, шныряющих по полу.

Кэр закрыл дверь и понял, что должен поспать.

Лежанка была рядом.

Кэр с сомнением посмотрел на грязный матрац. Должно быть, так и кишит насекомыми. Впрочем, юноша так устал, что уснул бы и на овечьем помете.

Он стянул с себя хитон и тут только заметил выглядывающее из-под матраца льняное одеяло. И на душе потеплело.

Через минуту Кэр спал.

Царь царей Владыка Карнагрии Фаргал восседал на троне в Зале Приемов собственного дворца и откровенно скучал, разглядывая фрески на потолке.