Мимо, хромая и влоча цепь, прошел айдынский сотник Али. Лотос, засмотревшись на пленника, прослушала, что ей сказал Каплан Чавуш, и подняла на него виноватые глаза:

— Не поняла я, дядюшка Каплан. Простите!

— Значит, не до меня было. Говорю: охота тебе каждый год глядеть на гнусную рожу Черного монаха...

— Не надо плохо говорить о нем. Ведь он мне крестный отец.

— Правдивое слово плохим не бывает. Будь ты взрослой да разумной, не выбрала бы себе крестного с такой рожей?.. Подожди, послушай, что скажу! За год ты выросла, что за три, если так дело пойдет, через пару лет стареть начнешь. Вот останешься одинокой старухой, так знай: виноват в том нечестивец, назвавшийся крестным отцом твоим.

Подбежал Орхан, услышав последние слова, рассмеялся. Каплан Чавуш с напускной серьезностью сказал:

— Чего зубы скалишь? Или не правду говорю?

— Правду говоришь, Каплан Чавуш, истинную правду.

Пока старики готовились к утреннему намазу, те, кто уже успел закончить трапезу, отправлялись в путь. Орхан осмотрел наспех прилаженное дышло повозки, в которой ехала дочь властителя Ярхисара.

Поддержав Лотос за локоть, легко подсадил ее, помог сесть в повозку. В какой раз посетовал:

— Приехала бы раньше, вместе бы съездили к монаху Бенито.

Глаза Лотос сверкнули хитрецой.

— А чего проще, можно и теперь съездить. Через день вернетесь на яйлу.

— Ты думаешь?

— Почему же нельзя? — Девушка смотрела на него с нежностью, и взгляд ее говорил: «Ничего-то вы, мужчины, не понимаете».— Почему же нельзя? — повторила она.

Орхан застыл, решая, как быть, и вдруг прищелкнул пальцами:

— Ты права! Молодец! — Огляделся, будто хотел тотчас вскочить в седло.— Верно!

Кормилица не слышала, о чем они переговаривались. Прикрикнула на возницу:

— Трогай! Чего стоишь?

Орхан пошел рядом с повозкой.

— Верно... Я предупрежу отца и вас догоню...— Голос его дрогнул.— Езжайте медленно. Дышло плохое...

Он остановился, уперев руки в бока, тяжело дыша. Сердце бешено стучало, точно в приглашении Лотос таилась великая надежда и страшная опасность...

Мавро чистил рыжую кобылицу, клочком козьей шкуры тер спину и круп и вполголоса напевал:

Эй, конь! Конь мой лихой!

С гордо поднятой головой!

Как заржешь, враги врассыпную бегут!

От погони уйдешь и в погоне настигнешь.

Грива вьется, что косы невесты.

Эй, конь! Конь мой лихой!..

— Да стой же ты смирно, стой, говорят!

— Брат Мавро!

— Кто там? Ах, это ты, Кёль Дервиш! Что прикажешь, ага?

— Чего приказывать? Знаешь пленного сотника Али-бея?

— Знаю. Был он тут недавно, да ушел. Уговаривал его поесть, не стал. Мяса ему завернул в лепешку. Ушел повесив голову.

— Зовет он тебя... Сказал: «Пусть поторопится ради аллаха!»

— Где он? О господи, что же случилось? Он тебе сам передал?

— Нет, встретил Балабанчика, послал за тобой.

— А где Балабанчик?

— Да разве Балабанчик подойдет к вашим? Боится Дюндара. Меня послал.

Мавро подозрительно оглядел Кёль Дервиша.

— Ты случаем не захмелел от гашиша? Смеешься надо мной?

— Бесстыдник! Видел ты когда-нибудь, чтобы я был пьян от гашиша, а?

— Ладно. Чего надо бедняге Али-бею?

— Не знаю. Сказал только: «Пусть приедет поскорее. Дело важное!»

— Важное? Аллах, аллах! Где ж он теперь?

— Если не наврал Балабанчик, ждет тебя неподалеку от Армянского ущелья.

Мавро бросил козью шкурку, схватился было за седло, да передумал. Стал быстро взнуздывать кобылицу.

— Мавро, дорогой!

— Ну?

— Возьми и меня!

— Зачем?

— Возьми! А то лопну от любопытства, виноват будешь в моей смерти.

Мавро улыбнулся: «Ладно, не велика тяжесть. Можно и взять». Кёль Дервиш глядел на него умоляюще. Подставил руки, чтоб подсадить Мавро. Тот прыгнул в седло. Подтянул Кёль Дервиша, посадил его сзади. Крикнул:

— Сторонись! — Вылетел на дорогу и пустил кобылицу в галоп.

Голова каравана уже давно переправилась через сухое русло Курудере. Вереница людей катила по дороге, как быстрый поток Орехового Ключа. Мавро вспомнил, как отец говорил: «В дороге туркменское кочевье само собой порядок наводит». И улыбнулся.

«Зачем меня зовет Али-бей? Может, о коне опять хочет поговорить? Не получил он в Сёгюте коня. Видно, господа прогневал, да буду я жертвой его!» — подумал Мавро. Нахмурился. Осман-бей отказал сотнику в коне. Нет, говорит, лишних, к тому же трех самых лучших, надежных коней украли в день смерти Эртогрул-бея. А время тревожное. Скупердяй Дюндар Альп за дохлую клячу заломил неслыханную цену. «Понадейся на такого мерзавца — пропадешь! А Осман-бей прав: не время сейчас дарить боевых коней!»

Люди, которых они обгоняли, узнавали их. Вслед им неслись шутки. Кёль Дервиш отшучивался на ходу.

— Глядите-ка, Мавро голыша в плен взял!

— Молчать! Голыши в плен не сдаются. Мы сами Мавро в плен взяли, слава аллаху!

— Ох, ох! Близок конец света, коли голыши пешком не ходят.

— От сёгютской скупости не больно походишь.

— Скинь его, Мавро! Пускай волки да вороны его от грязи почистят!..

— Пока они вас не сожрут — меня не тронут...

Мавро все гадал, зачем зовет его айдынский сотник. А вдруг попросит у него рыжую кобылицу! Мавро даже поводья натянул при этой мысли, но тут же отверг ее. «На что ему моя кобылица? Скажу: «Только что нашел ее, братец! Если бы ты не за море ее вез, отдал бы. Все равно бы выкрал у нового хозяина. Но во френкские земли — нет, не отдам». Он злился на Балабанчика, на Кёль Дервиша, на самого себя: «Что за обычай взяли? Лети, мол, скорее по первому слову. А ты, безголовый Мавро, куда торопишься?» Он запыхтел, задышал носом. Подумал: «Был бы сотник настоящим воином — не попался бы френку в плен!» Но тут же устыдился. «Воевать на море — это тебе не на суше, кругом вода, и бежать некуда, чтоб от плена да от позора спастись!»

Кёль Дервиш перебил размышления Мавро.

— Слышишь, Мавро Джан, морской сотник вроде так и не нашел боевого коня.

— Вроде нет...

— Плохо, что не нашел. Не согласится френкский господин принять выкуп деньгами, не отпустит его на волю.— Дервиш помолчал.— Может, кобылицу твою просить будет? Значит, назад пешком пойдем!..

— Почему же пешком? Неужто думаешь, отдам кобылицу, Кёль Дервиш? Я, что ли, трусом оказался? Не сочти за грех мои слова, пресвятая дева Мария!

У русла всадников окликнули. Здесь их ждал айдынский сотник Али. Он рассказал Мавро, что, не доходя Армянского ущелья, встретил пастуха из Инегёля и тот предупредил его, что в ущелье устроили засаду брат караджахисарского властителя Фильятос и шайка Чудароглу, с ними еще управитель эскишехирского бея Перване Субаши.

Мавро круто развернул кобылицу, подняв ее на дыбы. Кёль Дервиш не удержался, свалился на землю.

— Ко мне, Али-бей! — крикнул Мавро.— Прыгай!

«Вот хорошо — сотник не просит у меня кобылицу, значит, не надо будет ему отвечать отказом...»

Когда всадники примчались к Ореховому Ключу, старейшины уже садились на коней, Осман-бей держал стремя, помогая своему тестю, шейху Эдебали. Услышав стук подков, все обернулись. Дети и женщины бросились врассыпную, освобождая дорогу взмыленной лошади.

Осман-бей недовольно нахмурился.

— Эй, Мавро, что за спешка? — Но, увидев за его спиной морского сотника, понял: что-то случилось.

Мавро спрыгнул на землю, подбежал к бею.

— В горном проходе засада, мой бей! Останови кочевье!

— Засада? Чья?

— Фильятос... Чудар... Перване... Френкский рыцарь и Уранха.

— Откуда узнал?

— Потом расскажу. Останови кочевье!