— Ох, чтоб у тебя руки отсохли...

— Не нравится!.. А почему должна страдать за твои грехи гяурка Марья? Все на нее пялишься, глаза бы твои лопнули! Вышел бы вчера ночью, если б не сох по ней! Меня хоть свяжут, приду. Когда я прежде не выходила, кто грозился зарезать меня? — Она стояла совсем близко. Керим чувствовал на лице ее горячее дыхание. Сердце его колотилось. Вот-вот обман откроется... На террасе послышался голос кормилицы:

— Ширин! Эй, Ширин, где ты, плутовка?

Девушка испуганно ойкнула, прильнула к нему. Воспользовавшись случаем, Керим прошептал:

— Беги, беги скорее!

— Помилуй, Орхан-бей! Поймают — под палки попаду.

Кормилица спустилась на несколько ступенек по лестнице:

— Ширин! Тебе говорю, паршивка!

Девушка взмолилась:

— Спаси, Орхан!.. Перед Мал-хатун стыдно... Перед Хаиме-хатун...

Керим вспомнил про лестницу, ведущую из конюшни на второй этаж. Схватив девушку за руку, потащил ее к двери, отодвинул щеколду, подтолкнул:

— Беги!

— Значит, выйдешь сегодня ночью?

— Беги, говорю!

— Выйдешь? Поклянись!

— Нашла время. Беги!

Затворив дверь, Керим вернулся. Кони, точно почуяв тревогу, снова стали баловать. Выругавшись сквозь зубы, Керим вынул из кожаного мешочка на поясе огниво с трутом. Высек искру, запалил огниво, поднес пучок сена. Раздул, зажег светильник. Когда вошла матушка-кормилица, он кричал на коней.

— Не притворяйся, паршивец Орхан! — зло бросила она.— Попался наконец!

Керим сделал вид, что не узнал ее.

— Кто там? Кто попался?

— Голос мой не узнал, что ли, Орхан? Дышишь, как ягненок у тигра в пасти...

— Ах, это ты, матушка-кормилица! Не узнал сразу. Заходи, заходи! Тебе Дели Балта нужен?

— Упаси аллах! Зачем мне этот пес Дели Балта? Кроме тебя, здесь никого нет? — Вздохнув, огляделась.— Голос мне какой-то послышался... Шепот.

— Да кони вот озоровали.

— Где Орхан? Не нашла его наверху.

— Вместе с Осман-беем уехал к Акча Кодже.

— Разве Кара Осман-бей не послал за ним?

— Послал, да Акча Коджа болен.

— Что с ним? — Снова забились кони. Керим не ответил. А успокоив животных, решил подшутить над кормилицей.

— Только что кликала Орхана, матушка, а ищешь вроде кого другого?

— Чтоб ему провалиться! — Старое лицо кормилицы еще больше сморщилось. Она вздохнула.— Все смешалось в мире, сынок мой Керим! Не исправить теперь. Поздно. Как говорит дервиш Камаган, скоро свету конец. Бог знает что творится. Сам подумай, в мои-то годы лазить по конюшням, вместо того чтобы сидеть молиться на коврике, бога искать...

Кормилица Осман-бея в конаке считалась второй по старшинству после жены Эртогрул-бея Хаиме-хатун. Сам Осман-бей ее слушался. Старуха насторожилась. Покачала головой.

— Все мне скрип чудится! Рехнулась, верно, аллах свидетель, намаз творить не могу. То ли этот Орхан не в отца, то ли бабы перебесились? Правда, и в наше время по бейским сынкам, бывало, страдали, но, чтоб вдова на младенца кидалась, такого не видели.

— Скажешь тоже, матушка! Что делать таким-то бабам с младенцами?

— И ты туда же! С муллой сидел, потому и не соображаешь. У бейских сыновей быстро глаза раскрываются, Керим Челеби. Есть кому учить. Охотников до их невинности что птиц в небе. Ты лучше за собой последи!

— Я за собой слежу! Нетрудно. А чего ты к Орхану привязалась?

— Как же не привязываться, глупый Керим. Если бы я не следила, мальчик давно бы силы потерял. Саблю да щит поднять не мог бы, потомства бы не оставил...

— Помилуй, матушка! Значит, как орлица, крылья расправила... По ночам бродишь... Понятно. Можно сказать, на страже.

Кормилица не поняла насмешки. Снова вздохнула!

— На страже, сынок Керим. Да разве уследишь за молодыми, коли они живятины попробовали?

Покачав головой, кормилица ушла в гарем.

Керим поднялся на террасу. Сел на софу, задумался над ее словами. Обиделся было на Орхана: выходит, скрыл, не доверился. Но, поразмыслив, решил, что он прав. Для бея сызмальства женщина не должна много значить. Надо, чтобы тебя все вокруг уважали. Как Орхан-бей, так и его отец Кара Осман не любили непристойных шуточек и разговоров.

Ширин купили совсем маленькой, обратили в мусульманство. По корану наложница не должна защищать своей чести от господина. Соитие между ними даже без обручения грехом не считается. А вот Пакизе кругом виновата. Она не двенадцатилетний паренек — тридцатилетняя вдовица. Короче сказать, где много женщин, там, как ни старайся, от бесстыдства не убережешься. А в медресе, в обителях, а порой и в общинах ахи, в гяурских монастырях, в рыцарских орденах и того хуже. Там не девушек пользуют — мальчиков!

Услышав лай собак, а затем и шаги, Керим вскочил, ища саблю. Вернувшись из конюшни, забыл ее надеть. Не удавалось ему опоясываться быстро и ловко, как это делал Орхан-бей или даже Мавро. Он привел себя в порядок, когда Осман-бей уже поднялся на террасу. Лицо бея было мрачнее тучи. С обеда Керим не разговаривал с Орханом, не решался остановить его и узнать, все надеясь, что тот расскажет сам. Но тут не вытерпел. Тихо, чтобы не слышал Осман-бей, спросил:

— Что там, приятель?

— Потерпи, узнаешь! — так же шепотом ответил Орхан.

Керим еще больше разволновался. К счастью, Орхан не застрял, как обычно, у отца. Тотчас вернулся и рассказал такое, что и в голове не укладывалось.

Аслыхан хранила тайну. Никто в Сёгюте не знал, что Алишар-бей, вместо того чтобы посватать за дочь шейха Османа, посватался сам, а получив отказ, обманул Османа, оговорил Эдебали и, потеряв разум, попытался с помощью чужаков умыкнуть Балкыз. Керим хоть и был вместе с Аслыхан у шейха, но главного тоже не знал, и поэтому они с Орханом никак не могли понять, почему шейх Эдебали скрывает поступок Алишара от Осман-бея. Чем дольше слушал Керим рассказ Орхана, тем труднее было ему разобраться.

— Откуда же все-таки узнал Осман-бей о предательстве Алишара?

— Сегодня от шейха Эдебали приехал старший мюрид... Шейх велел передать, что в сей год он хотел бы подняться на яйлу вместе с нами... Отец удивился. Согласился, конечно, но без радости. А когда Дурсун Факы уехал, задумался: с чего бы это шейх, не отдавший за него свою дочь, хочет отправиться с нами на Доманыч? Пока он думал да гадал, явился Каплан Чавуш. К нему тоже завернул Дурсун Факы, сообщил: «Благая весть! В этот год мы на яйле с вами вместе!»

А Каплана Чавуша, сам понимаешь, тоже на мякине не проведешь, и он стал гадать, что же это такое. Под конец допросил Аслыхан, так, мол, и так, от беев правду не скрывают, твои воробьиные мозги доведут до того, что перережут нас всех враги. Прижал ее, напугал. Оказывается, Балкыз все ей поведала. Каплан Чавуш схватил шапку и к нам. Отец призвал к себе старейшину ахи Хасана-эфенди. Решили послать Кедигёза к старейшине эскишехирских ахи за советом.

А тому все было известно.

— Что известно?

— Вечером Чудароглу тайно прибыл в Эскишехир вместе с двумя монгольскими воинами и уединился с Алишаром. Ночь провели они в бейском дворце, а в день, когда дочь шейха украли, затемно отправились в путь. Да! Оказалось, воины были и не монголы вовсе, а френки. Раз в это дело Чудароглу впутался, то кражу коней и убийство брата твоего Демирджана отец связал с этими френками.

— Что же теперь будет?

— Не мог поверить в такое отец. Все на своем стоял: «Алишар со мной так подло не поступит». Под конец решили поговорить с Алишаром с глазу на глаз. Старейшина Хасан-эфенди советовал: «Сделаем вид, что ничего не знаем, посмотрим, что будет». Но Акча Коджа не согласился. «Скоро,— говорит,— Сёгют оставим, на яйлу перекочуем. Тебе, Осман-бей, надо поговорить с ним сейчас. Если Алишар отпираться станет, не настаивай». Так что ты, Керим, с утра снова отправишься в Иненю. Пусть воевода Нуреттин позовет на обед Алишара, Акча Коджа убеждал отца взять с собой на всякий случай охрану, но отец не согласился.

— Отчего же?