Керим быстро вошел во двор, чтобы обмануть бдительность сердитого бейского конюшего, недовольно окликнул:

— Эй, Балта!

— Кто еще там? Опять ты, Бай Ходжа? Сказано, нельзя. Не приставай понапрасну.

— Какой там Бай Ходжа? Это я!.. Я, Керим Челеби!

— Чего тебе?

— Седлай эту серую!.. Да побыстрей!.. Я бейский гонец.

— Бейский гонец? Посиди тут, сейчас!

С той поры как Эртогрул-бей заболел, всеми делами в уделе правил его сын Кара Осман-бей. Когда требовался толковый гонец, он всегда посылал Керима. И потому простоватому Дели Балта и в голову не пришло что-либо заподозрить. Он даже не подумал о том, что бей спит и не мог послать гонца. Распутывая стремена ожидающей под седлом лошади, он спросил:

— С добром, что ли, сынок Керим, а?.. Ратников собирает наш лев Осман-бей?

— Только рать у тебя и на уме. Зачем ратники в мирное время?

— Мирное время!.. Затянулось оно слишком, сорванец, затянулось. Вкуса в нем никакого больше нет...

Перестал воевать бей, джигиты позабыли, как в седле сидеть да меч в руках держать. Нет, не к добру такой долгий мир в пограничных уделах. Еще наплачемся мы из-за этого, помяни мое слово. Вот здесь себе заруби! Потом вспомнишь, говорил, мол, Дели Балта!

— А чем тебе плох мир?

— Уж лучше помолчи! У муллы тут мозги слабоваты. Говоришь, что будет, если мир затянется? Не станут в удел ратники приходить... А придут — увидят, дела нет. И по одному, по два — дай бог ноги. Да ты сам-то войну видел? — Он выругался. Расстроившись, снова спутал стремена.— Давно сюда, кроме побирушек, никто не заглядывает...— Освободил стремена.— Держи! Да больно не гони!.. Гонец, если не ратников собирать едет, может и не торопиться, нечего хвост задирать!.. А Орхан-бей где? С самого утра не показывается?

— Не знаю, не видел.

— Небось на Барабанной площади в бабки играет. Дождется он у меня, размахнуться не успеет, а я тут как тут... На, держи!

Керим взял серого коня за повод и со словами «во славу аллаха» ловко вскочил в седло.

— Прощай!

— Давай, давай! Коня вот только жалко, на которого мулла сел!

Керим припал к лошадиной шее, вылетел за ворота и, пришпорив, пустил коня крупной рысью. Теперь волчья шкура у него в кармане! Можно будет заплатить за учение имаму Яхши, не прося денег у матери.

Орхан ждал на ступенях мечети. Увидев Керима верхом, обрадовался:

— Знал я, что ты вокруг пальца обведешь Дели Балта!

— Садись скорее!

Орхан прыгнул на круп позади Керима.

— Гони, Челеби!.. Дели Балта — турок. А турок задним умом крепок. Сообразит, но будет поздно.

— Куда ему!

— Не успел Бай Ходжа со двора выйти, как ты заявился. Балта подозрителен, подумает, на что им обоим лошадь нужна?

Как вспомнит, что отец мой спит, сразу поймет, надули его. Обо мне спрашивал?

— Спрашивал.

— Ну вот, видишь! Уже усомнился, хоть и не дошло до него. Гони!

Они галопом вылетели из Сёгюта. Поднимаясь на холм, Орхан пожалел было, что не взял с собой пса, но потом решил, что это к лучшему.

— Не поглядели мы, рана глубокая? Пожалуй, Алаш не угнался бы за нами... Вперед! Где кружат орлы да грифы, там и падаль! — На вершине холма они остановились, обвели глазами небо. Нигде, насколько хватал глаз, не было видно ни одного стервятника.— Помнится, грязи на Алаше не было, в болото он не ходил.

Значит, зарезал волка неподалеку от деревни твоего брата Демирджана... Нет!.. Тогда прибежал бы к Демирджану. Значит, схватились они около Сёгюта. Ошалел от раны, примчался домой! Поехали к деревне твоего брата, Керим. Давай гони!..

Они миновали развилку. И вдруг со стороны эскишехирской дороги послышался стук дюмбелека.

Орхан радостно ударил себя по колену:

— Воины-дервиши! А ну, поворачивай!

— Если воины-дервиши, Дели Балта дождался своего.

— А чего он дожидается?

— На мир жалуется. Говорит, в наши края ратные дервиши заглядывать перестали.

На вершине холма беспрерывный стон дюмбелека был слышен лучше.

Увидев вышедших из-за поворота людей, Орхан обрадовался своей догадливости. Точно! Голыши... Четверо... Нет, пятеро. Погляди на того, что бьет в дюмбелек!.. Великан. Значит, мой дядя Дюндар получил еще пять воинов... Поглядим, удержит ли его теперь отец. Если все, кто жаждет налета, подберутся к нашей конюшне да подговорят Дели Балта, будет заботы у отца!.. Постой, постой, я сказал пять, а их шестеро...

Позади всех, прихрамывая, шел человек с цепью на плече.

— Тот, позади, не голыш.

— Нет, пленник, собирающий на выкуп. Вижу цепь на плече.— Орхан нахмурился.— Снова изведет дедушка Эртогрул беднягу отца.

— Отчего?

— То ли забыл, что бейские дела оставил отцу, то ли голова у него плоха стала — деньги без толку расходует, не задумывается, как это сынок его Осман сводит в уделе концы с концами. А отец мой бьется изо всех сил, старается не показать нашу бедность, чтоб не огорчить Эртогрул-бея. Легкое ли дело, шесть лет на накопленное жить? Да что там накопленное?! Долги проедаем, а ведь под рост брали.

— Прикажи, чтоб Дели Балта не пускал на двор всяких побирушек.

— Нельзя! Откуда только не приходят. Пошла по миру слава о щедрости да справедливости Эртогрул-бея... А ведь у самого ничего нет. Отец недавно пожаловался Акча Кодже. Скажи, мол, ему, как к слову придется, пусть не дает того, чего под рукой у него нет, а то у меня каждый раз от страха сердце к горлу подскакивает. Что бы ты делал на месте Кара Осман-бея, если б дед сказал тебе: «Дай-ка ему пять алтынов!» — а у тебя ни одного нет?..— Он поглядел на приближавшихся дервишей.— Понятно, весна! Вот и потянулись на пограничные уделы... Надеются, набеги начнутся, добыча будет. Старые расчеты.

Откуда знать безмозглым дервишам, как обнищал удел Эртогрула? Трогай, поехали! Деньги просить станут. А в нашем кисете давно денег не водится. Трогай!

Керим пустил коня. Орхан-бей прислушался к стуку дюмбелека, к выкрикам дервишей.

— Да и были бы деньги, Керим, с какой стати их голышам отдавать?

— Как это отдавать?

— С оружием они... Разбойничают понемногу. Начнут хвалиться, как напугали кого-то и отняли деньги.

— А если не дать?

— Нажрутся опиума, бесстыдничать станут.

— Отобрать у них сабли, да и отлупить ими по заднице.

— Дед мой, Эртогрул-бей, не велит. «Чем грызться с собаками, лучше самому репейник грызть». С муллами да дервишами, говорит, не связывайся...

Наконец они увидели первого орла. Он кружил в вышине неподалеку от строящейся деревни Дёнмез.

— Силы небесные! — поразился Орхан.— Неужто там задушил волка ваш пес?..— Он подождал ответа, но Керим молчал.— Отчего же тогда не нашел Демирджана, а притащился в Сёгют?

— Может, на охоте Демирджан, а к крестьянам он пока не привык — чужие...

Орхан не ответил. Увидел: навстречу им высыпали переселенцы. Побросав работу, выбежали на дорогу мужчины, женщины, дети.

Несчастные люди! Жизнь их была подрублена под корень.

Хоть надежды не было никакой, а вот так, бегом, встречали каждого путника, будто ждали вести, что могут вернуться в родные края.

Орхан понял это сразу. Больше всех жаль было ему деревенского попа Маркоса... Вид, правда, у попа был отнюдь не жалкий. Лет под семьдесят, но крепок как дуб. Бодрость, веселое настроение — все это говорило о душевной силе святого отца. Но и ему, видно, нелегко было в его-то годы переселиться на мусульманские земли, обвыкать здесь. В последний приезд Орхана священник попросил у него позволения вбить два столба, повесить небольшой колокол.

Орхан разрешил без колебаний. Поп обрадовался, словно ему подарили мир. Кто его знает, почему после передумал, но так колокола и не повесил. Постеснялся, бедняга! И прав! Хотя отец с дедом строго следили и наказывали ослушников, воины-дервиши, гази, а особенно абдалы не очень-то жалели неверных. Прицепятся к чему-нибудь и начнут издеваться: бить, ругать, плевать в лицо.

Случалось, непристойные разговоры вели с девочками да мальчиками. А один даже чуть до греха не дошел.