В свете последующих событий высадка на берег без достаточного снаряжения на случай зимовки представляется крайне легкомысленным поступком. Но в тот момент каждый из нас готов был поклясться, что если есть на берегу место, доступное в феврале для судна, так это именно то, где мы высадились.
Язык ледника Дригальского, выступавший на тридцать миль [48,3 км] в южном направлении от нас, препятствовал движению льда дальше на юг, задерживал его на подветренной стороне, откуда он уплывал на север, от суши. Капитан Эванс, проходивший здесь на "Нимроде" несколькими годами раньше, нашёл довольно чистое море примерно в то время, когда мы ожидали "Терра-Нову". В обычный год задолго до 18 февраля штормы относят на север морской лёд, кроме припая в многочисленных бухточках моря Росса, который никак не может помешать движению большого судна. В следующем году — точнее, в январе 1913 года — мы довольно легко проникли к нашим складам на этом же месте, и, повторяю, я уверен, что в нормальные годы Убежище Эванс легко доступно. Но в 1912 году лето пришло с большим опозданием, льды всё время затирали судно и оно не смогло прийти за нами. Исследование Антарктики неизбежно сопряжено с известным риском, и хотя не следует повторять наш опыт, всё же наши действия вполне оправданы. Сейчас, когда я пишу эти строки, все шесть человек, прошедшие через ужасную зиму, о которой пойдёт речь ниже, живы и здоровы, и, насколько можно судить со стороны, перенесённые трудности большинству из них не повредили.
Рано утром 9 января мы тщательно укрыли и обозначили склад и оставили записку Дебенхэму, который, по первоначальному плану капитана Скотта, должен был высадиться здесь в течение ближайших недель для подробной съёмки района горы Нансен. Затем мы стартовали и направились в бухту Вуд через западный отрог горы Мельбурн. С самого начала путешествия стало ясно, что санные маршруты здесь совсем иные, чем на мысе Адэр, — во много раз интереснее и приятнее. Для человека опытного летние санные экскурсии не составляют особых трудностей, а если он весной этого же года ещё потренировался в нескольких вылазках на санях, то подобное предприятие в летних условиях явится для него истинным удовольствием.
Всем надоело безделье в конце пребывания на мысе Адэр, и теперь мы надеялись, что если даже не пройдём к бухте Вуд, то впереди нас ждут шесть недель напряжённой и интересной деятельности. Мы не ошиблись в своих ожиданиях, и это оказалось большой удачей для нас, так как мы вступили в зимний сезон спустя совсем немного времени с чувством удовлетворения от проделанной работы. Знай мы, как годом раньше на мысе Адэр, что потерпели неудачу — пусть не по своей вине, — вряд ли бы нам удалось сохранить тот заряд бодрости, который больше всего помог нам перенести семь месяцев мук и лишений.
С палубы судна мы видели большой ледник, который спускался со склона горы Мельбурн и тёк между нею и горной цепью, обрамлявшей плато. Кемпбелл решил попытаться пройти через ледник, прежде чем искать другие проходы, ведущие к плато или к бухте Вуд. Открыл ледник в своё время профессор Дейвид, он же дал ему имя Кемпбелла. Ледник огибает гору Мельбурн рядами обильных ледопадов, резко поворачивает на юг и, в конце концов сливаясь в низовьях с несколькими другими параллельными потоками льда, образует тот самый ледник, в морене которого, у берега моря, мы заложили склад. Таким образом, мы начали поход с низовий ледника и первые дни шли без особых происшествий. Сперва продвижению вперёд мешал сильный снегопад, покрывший ледник слоем снега толщиною от 15 дюймов до 2 футов [от 38–61 см] и даже заставивший нас задержаться на день. Тринадцатого января слева от нашего маршрута мы открыли ледник, который был притоком ледника Кемпбелла и также мог вести на плато. Всё же решили попробовать сначала пройти по основному руслу и у входа на новый ледник задержались лишь для того, чтобы взять образцы морённых камней и горных пород с каменистого островка. Пятнадцатого снова налетела буря с метелью, заточившая нас на четыре дня в палатки. Кемпбелл, производя разведку из этого лагеря, пришёл к выводу, что ледопады впереди непроходимы и что лучше; вернуться и попытаться пробиться на запад по боковому леднику. Вечером девятнадцатого партия снова стала лагерем у устья ледничка, и рано утром мы с Браунингом и Абботтом вышли в однодневный поход для ознакомления с местностью.
Недавняя буря намела на глетчер до двух футов [61 см] рыхлого пушистого снега, который скрыл от наших глаз все ледопады. Но и не видя, мы хорошо их ощутили, как только оказались среди трещин. В течение дня выпадали такие часы, когда мы, выбравшись с одного участка трещин, тут же попадали на другой. Выручала неизменно альпийская верёвка, и падение в трещину больше всего было неприятно тем, что рыхлый снег проникал в одежду и к концу дня мы промокли с головы до ног. Я приведу выдержку из моего дневника, дающую довольно полное представление о первых шагах исследователей в новом краю, когда тёплая летняя погода иногда позволяет обходиться без лыж:
"Абботт, Браунинг и я вышли из лагеря в 8.30 утра и пересекли открытый нами ледник по направлению к его северной морене. Вскоре мы очутились среди ледопадов, но ещё несколько сот ярдов всё же продолжали двигаться вперёд, надеясь их миновать. Идти, однако, было настолько трудно, что пришлось от этого намерения отказаться. Мы связались и перешли на ледник, равномерно покрытый на этом участке двумя футами [62 см] снега. Не прошли мы и пятидесяти ярдов [45,8 м], как снова наткнулись на ледопад под снегом. Я четыре раза проваливался в трещины, и в каждой находился по несколько минут".
Так мы с четверть часа блуждали среди трещин, но ни на шаг не продвинулись вперёд. Хотя все они были засыпаны снегом, он нигде не образовывал надёжного моста, и то один из нас, то другой застревал по самую шею. Поэтому мы вернулись к морене и оказались на несколько ярдов выше, чем вначале. Я ни разу не упал в трещину глубоко — товарищи всё время были начеку и, прежде чем мои плечи успевали исчезнуть, вытаскивали меня и волочили ярд, другой по снегу. В первой трещине, куда я попал, безусловно, самой опасной, моё тело приняло почему-то положение затонувшего шеста, и пока я в ней находился, мне всё время казалось, что снег засыпается за шиворот моей куртки и выходит из ботинок. Трещин было очень много, в ширину они достигали от трёх до семи футов [0,92-2,14 м]. И все они полностью скрывались под снегом, так что их никак не удавалось избежать.
Затем мы пошли по морене, пока она через полмили [805 км] не кончилась. Пришлось надеть кошки, так как угол подъёма быстро возрастал, под ногами же теперь был чистый лёд — ветер с ледника унёс весь снег. Ветер и сейчас дул, не переставая ни на минуту, вплоть до нашего возвращения к этому месту десять часов спустя, и ничуть не способствовал хорошему самочувствию. Придерживаясь края ледника, где мы чувствовали себя увереннее, благополучно миновали устья двух сильно заснежённых боковых глетчеров. Но через одну или две мили [1,6–3,2 км] подъём стал ещё круче, появились трещины, и мы с трудом преодолевали крутизну, борясь с сильным ветром.
Здесь ледник сделал второй по счёту поворот, открывший нам и пройденный путь, и предстоящий подъём. Мы остановились на несколько минут и огляделись. Поворот и последующие очертания ледника напоминали оружие австралийских аборигенов — бумеранг, и мы так его и назвали. Перед нами предстала величественная картина: сравнительно узкий Бумеранг, имевший в ширину одну или две мили [1,6–3,2 км], окружали высокие обрывистые скалы, которые по обеим его сторонам кое-где разрывались ледничками, впадавшими в главный глетчер. Стена, вдоль подножия которой мы передвигались, была сложена массивным тёмно-жёлтым гранитом и заканчивалась по краям крутыми осыпями того же происхождения. Дальше к югу, судя по более тёмному цвету и слоистой структуре каменных пород, преобладали гнейс и кристаллический сланец.
После ледопадов у подножия ледника первое время нам попадались горизонтальные трещины, но впереди лёд вздыбливался длинными волнами, и каждый такой купол был изрезан широкими трещинами, правда перекрытыми снежными мостами, которые издали казались небольшими впадинами. Тут-то и началась самая трудная за весь день работа, так как мы вышли на снежные наносы с толстым настом, в которых вязли сначала по колено, а позднее, на склоне, и по самое бедро.
