© DepositРhotos.com / Maugli, Iurii, обложка, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2015

Роберт Льюис Стивенсон позаботился о тех, кто будет писать предисловия к «Потерпевшим кораблекрушение». В последней главе он все объяснил сам. Перед нами – смелая попытка совместить диккенсовский «роман нравов» с «полицейским романом».

Подобная творческая задача заставила Стивенсона написать чуть ли не беллетризированную автобиографию длиной в жизнь.

Начинается повествование, как и положено, на островах в Тихом океане, где нашел покой неистовый путешественник Стивенсон, написавший тома интереснейших путевых заметок (хочется иногда его назвать первым автором модных сейчас тревелогов, но вовремя вспоминаешь о Марко Поло)…

Вымышленный американский штат на атлантическом побережье представлен сенаторами и биржевыми дельцами. Туманная Шотландия – упорными застройщиками. Англия – дворянскими замками и чопорными лордами. Париж и окрестности – живописными мансардами голодных художников. Причем герою приходится голодать и напоказ, чтобы не выделяться из артистического сообщества, и на самом деле, после банкротства отца на бирже. И это очень разный голод. И оба его вида хорошо знакомы самому Стивенсону.

В этой книге все время думают, как заработать денег, сколотить капитал, пустить в оборот, прирастить, как не потерять нажитого непосильным трудом – и всегда тщетно. Хотя более симпатичных и энергичных предпринимателей, дельцов, проходимцев и банкротов, чем у Стивенсона, поди еще поищи. Разве что у О. Генри. Но точно не у Маркса. И все же их жажда наживы – это фата-моргана. Большего количества банкротств, фиаско и даже настоящих кораблекрушений, чем на страницах этого романа, наверное, не было в мировой литературе. Но герои Стивенсона всегда восстают из пепла, как птица Феникс, – и снова попадают в затруднения…

В действие оказываются вовлеченными еще молодой, но уже стильный Сан-Франциско, Восточное побережье Австралии, Сидней, Индонезия, Полинезия и Микронезия. Просто тебе роман на глобусе. И во всех локациях, в которых протекает эта запутанная история, Роберт Льюис Стивенсон побывал собственной персоной, а не так, как Жюль Верн, – силой воображения, географических справочников и адмиралтейских карт. В каком-то смысле этот роман – итог многолетних странствий. Стивенсон был неизлечимо болен, искал спасения в райском климате островов Самоа. Роман записывал под диктовку, а некоторые главы – и по своему разумению его повзрослевший пасынок Ллойд Осборн. Именно для этого мальчика в свое время был написан «Остров сокровищ». Ллойд болел, и отчим за день писал новую главу своей пиратской истории, чтобы уже вечером читать пасынку вслух перед сном. Недаром его прозвищем среди аборигенов Самоа позже стало Туситала – Сказочник.

Кстати, фабулы, центральные события «Потерпевших кораблекрушение» и «Острова сокровищ» достаточно похожи. В обоих романах есть острова и путешествие в поисках капитала неправедного происхождения. Пиратского клада в одном случае и китайской контрабанды – в другом. И в обоих случаях море – это территория реванша. Вернее – акватория. Terra по-латыни – как раз земля. Но когда дела на суше приходят в неописуемый упадок и беспорядок, у настоящих джентльменов всегда есть шанс выйти в море и отыграться. В обеих историях герои ставят на карту все и выигрывают вопреки всему. Для Стивенсона его переезд из старой доброй Европы в бурный молодой Сан-Франциско, а оттуда еще дальше – на затерянные острова в Тихом океане – был таким же отчаянным поступком, как авантюрные экспедиции героев его книг.

Роберт Льюис Белфор Стивенсон родился в шотландской столице Эдинбурге в год написания Мелвиллом «Моби Дика» (1850). О том, что мы недаром упомянули оба события, говорит хотя бы то, что герой «Потерпевших кораблекрушение», прежде чем отправиться к своим контрабандным островам, читает на причале другую книгу Мелвилла – «Ому». Как раз о людоедском архипелаге.

В детстве Роберт Льюис много болел. Пропускал школу, оставался на второй год. Даже читать научился на год или два позже сверстников. Позже книги заменяли ему друзей в дни болезни. Библиотека у отца была хорошая. Зато писать он, видимо для компенсации отставания, стал очень рано. Отец, в свое время избравший семейную профессию в ущерб собственным литературным надеждам, отнесся к творчеству сына серьезно. Первая книга последнего, историческая, была издана в его шестнадцать лет. Просто какой-то украинский «поэт-двухтысячник», впоследствии легко меняющий инженерный факультет на юридический, чтобы ни дня не работать ни адвокатом, ни судьей. Легочная болезнь заставила его искать перемены климата. Он жил на содержании семьи на юге Франции, в Швейцарии, а позже сделал своим домом дорогу. И привычно писал даже в пути. Путешествие к невесте, Фанни Матильде Осборн, в Сан-Франциско, сначала вторым классом на пароходе через Атлантику, а позже – по еще не до конца проложенной железной дороге через весь континент, едва не стоило ему жизни.

В Австралию он также перебрался в поисках подходящего климата и попал там в странное пестрое сообщество прожженных торговцев, которые на свой страх и риск снаряжали авантюрные экспедиции на тихоокеанские острова, как наши доброй памяти «челноки» в Стамбул. Самым ходовым судном в этих коммерческих плаваниях продолжала оставаться легкая в управлении парусная шхуна, что позволяло набирать в экипажи туземцев и всякий деклассированный сброд. И это уже в эпоху трансатлантических и прочих транс-пароходов и вместительных барков-«выжимателей ветра» с десятками парусов и тысячами снастей. Увлечение новыми друзьями и реалиями окончилось путешествием всей семьей на шхуне «Джанет Николь» и покупкой ста шестидесяти гектаров плантации неподалеку от столицы острова Самоа всего за двести долларов. Именно там и был написан-надиктован роман «Потерпевшие кораблекрушение».

Книги Стивенсона были настолько популярны, что ими загрузил свою каюту первый кругосветный мореплаватель-одиночка Джошуа Слокам. Читал их на всем переходе и специально проложил курс своего судна через Самоа, чтобы засвидетельствовать почтение вдове и детям Стивенсона. И получил от миссис Фанни Стивенсон в подарок лоцию Южных морей с пометками Сказочника и напутственными словами: «Я думаю, мой покойный супруг хотел бы, чтобы эта книга досталась моряку».

Но капитан Джошуа Слокам, написавший позже путевую книгу о своем плавании, был старомоден, как моряк, и провинциален, как американец. В Англии же мода на «романы нравов» длиной в жизнь к тому времени сменилась модой на пятисотстраничный «поток сознания» длиной в день. Именно такие книги называли теперь серьезными. И путешествовать не нужно было. Прошелся по Дублину – роман. А захватывающие фабульные произведения Стивенсона заняли место «низкого жанра». На дворе стоял модернизм.

Вирджиния Вулф лично добилась исключения старомодных произведений Стивенсона из школьной программы.

Я нежно преклоняюсь перед Вирджинией Вулф, не прочитав при этом ни одного ее романа, даже «На маяк». А Стивенсона когда-то читал с фонариком под одеялом. В момент смерти развенчанному молодежью «старику» было сорок четыре года.

Это было в один из зимних дней, часа в три пополудни, в Тайоа, столице и главном порте французской колонии на Маркизских островах. Дул свежий ветер, и прибой с ревом набегал на покрытый мелкой галькой берег. Пятидесятитонное военное судно, на котором развевался французский флаг и с помощью которого поддерживалось французское владычество на островах этой каннибальской группы, качало из стороны в сторону – судно это стояло на якоре под Тюремным Холмом. Темные тучи низко нависли над вершинами расположенных амфитеатром гор. Поутру прошел дождь, один из тех страшных тропических ливней, которые напоминают людям о всемирном потопе. Серебристые струйки дождевой воды еще и сейчас сбегали с темных откосов скал.