– Деньги важны не для всех, – мягко вставил Дэвид.
– Я и не говорил, что они важны именно для вас. Я к тому, что мир так устроен, вот и все, – отрезал Шейн.
Фиона резко вскинула взгляд, будто ей уже приходилось таким же образом отстаивать взгляды Шейна перед другими.
– Шейн имеет в виду, что так сложилась система; но она не Бог, чтобы повелевать его жизнью или моей. Если бы я гонялась за деньгами, то не пошла бы в медсестры, – улыбнулась она остальным.
– Значит, медсестра? – переспросила Эльза.
– Да, и меня волнует, не нужна ли моя помощь там, внизу. Полагаю, нет?..
– Фиона, ты же не хирург, тебе не доверят ампутировать ногу в портовой кафешке, – с ухмылкой возразил Шейн.
– Но, знаешь, по крайней мере, я могла бы хоть как-то помочь!
– Ради бога, Фиона, приди в себя. Ну и что бы ты сделала – попросила их по-гречески: «Сохраняйте спокойствие»? Медсестры-иностранки не ахти какое подспорье во время кризиса.
Фиона густо покраснела.
– Уверена, будь мы сейчас внизу, – поддержала ее Эльза, – вашу помощь нашли бы неоценимой. Но спуск отнял бы у нас столько времени, что нам, верно, лучше быть здесь, на холме и подальше от толпы.
Томас согласился с ней. Он снова глянул в бинокль.
– Не думаю, что там вы смогли бы даже приблизиться к раненым, – успокоил он. – Взгляните, какая толчея. – Он вложил бинокль в дрожащие руки Фионы, и та вгляделась в далекую гавань и распихивающих друг друга людей.
– Да, вы правы, я вижу, – тихо ответила Фиона.
– Должно быть, здорово быть медсестрой. Как по мне, это означает, что ты ничего не боишься, – сказал Томас, желая ее подбодрить. – Вы сделали отличную карьеру. Моя мать тоже медсестра, но она трудится сверхурочно и за сущие пенни.
– Она работала, пока растила вас?
– До сих пор работает. Она помогла нам с братом окончить колледж, благодаря чему мы и поднялись. Мы стараемся отблагодарить ее, оплачивать ей отдых и жилье, но она говорит, что пахать без устали просто запрограммирована.
– Куда вы пошли после колледжа? – спросил Дэвид. – У меня есть степень в бизнесе, но это все равно не то, чем я хотел бы заниматься.
– Я преподаю литературу девятнадцатого века в университете, – не торопясь, ответил Томас и пожал плечами, словно это был какой-то пустяк.
– Шейн, чем занимаетесь вы? – поинтересовалась Эльза.
– А вам зачем? – ответил он прямым взглядом.
– Не знаю, может, я просто не могу не сыпать вопросами. Все остальные уже поделились, и я не хотела бы, чтобы вы остались в стороне.
У Эльзы была красивая улыбка, и Шейн расслабился:
– Конечно. Ну, знаете, работаю то там, то тут.
– Понятно, – кивнула Эльза так, будто нашла его ответ очень разумным.
Остальные тоже кивнули. Все всё понимали.
Вдруг Андреас очень медленно произнес:
– Мне кажется, вам всем следует позвонить домой и сообщить, что вы живы. – Пораженные этим гости посмотрели на него, и он объяснил: – Эльза права, сегодня вечером это будет в новостях. Ваши родные увидят все по телевизору, и если они знают, что вы в Айя-Анне, то могут решить, что вы были на яхте Маноса.
Он оглядел всех пятерых. Все молодые, все из разных семей, разных мест, разных стран.
– Ну, мой мобильник здесь не работает, – весело сообщила Эльза. – Пару дней назад я пробовала звонить, а потом решила: тем лучше, теперь я официально в бегах.
– В Калифорнии сейчас неподходящее время суток, – сказал Томас.
– Я попаду на автоответчик, мои наверняка опять на какой-нибудь деловой встрече, – продолжил Дэвид.
– А меня ждет очередное: «Дорогая, милая, вот видишь, как бывает, когда ты бросаешь свою замечательную, уютную работу и колесишь по миру!» – улыбнулась Фиона.
Шейн вообще промолчал. Идея позвонить домой никогда не приходила ему в голову.
Тогда Андреас встал из-за стола и обратился к ним:
– Поверьте, когда я слышу, что в Чикаго произошла стрельба или наводнение, любая катастрофа, я сразу спрашиваю себя, не пострадал ли мой Адони. Я был бы счастлив, если бы он позвонил… Просто коротко сообщил, что он в безопасности. Вот и все.
– Его звали Адони? – удивилась Фиона. – Как Адонис, бог красоты?
– Его зовут Адони, – поправила Эльза.
– И что, он правда смахивает на Адониса? По мнению женщин, я имею в виду, – спросил с усмешкой Шейн.
– Не знаю, он мне не пишет. – У Андреаса было грустное лицо.
– Видите ли, Андреас, вы из тех отцов, которым не все равно. А некоторые отцы другой породы, – объяснил Дэвид.
– Родителю не может быть все равно, просто все проявляют это по-разному.
– А у кого-то, конечно же, вообще нет родителей, – легко сказала Эльза. – Взять меня: отец давно исчез, мать умерла молодой.
– Но кто-нибудь в Германии наверняка дорожит вами, Эльза, – вставил Андреас, но тут же подумал, что, возможно, перешел черту. – Я просто говорю, что мой телефон вон там, у бара. А теперь я открою бутылку вина, чтобы отпраздновать нашу сегодняшнюю встречу, и пусть наши мечты и надежды доживут до следующей звездной ночи, которую мы проведем вместе!
Вернувшись внутрь, он услышал доносившийся с террасы разговор.
– Похоже, он действительно хочет, чтобы мы воспользовались его телефоном, – проговорила Фиона.
– Ну, ты-то уже описала, чем это для тебя закончится, – возразил Шейн.
– Как по мне, много шума из ничего, – удивлялась Эльза.
Но спор прекратился, стоило им снова посмотреть на происходящее внизу.
– Давайте я первый позвоню, – решил Томас.
Андреас продолжал стоять, протирал очки, слушал их звонки. До чего странная маленькая компания собралась сегодня в его таверне. Никто из них не чувствовал себя комфортно с людьми, которым они звонили. Как будто все они от чего-то убегали. Голос каждого из них звучал так, словно они спасались от чего-то нехорошего.
Голос Томаса все время прерывался:
– Я знаю, что летом он в лагере. Просто подумал… нет, это не важно… поверь, я ничего не задумал. Ширли, пожалуйста, я не хочу проблем, я просто… Ладно, Ширли, думай что хочешь. Нет, я пока ничего не решил.
В голосе Дэвида звучала тревога:
– Ой, пап, ты дома, да, ну конечно, где же еще. Я только хотел рассказать о том происшествии… нет, я не пострадал… нет, меня не было на яхте. – Долгое молчание. – Хорошо, пап, передавай маме привет. Нет, скажи ей, я пока не определился, когда планирую вернуться.
Звонок Фионы вообще не касался трагедии на яхте. Казалось, на той стороне не желали и слушать об этом. Как и предсказывал Шейн, на нее вывалили своеобразную просьбу вернуться домой.
– Я пока не могу назвать тебе дату, мам, мы обсуждали это миллион раз. Куда он, туда и я, мам, и не надо строить свои планы вокруг меня – так будет намного лучше.
Разговор Эльзы был весьма таинственным. Андреас говорил по-немецки и прекрасно все понимал. Девушка оставила два сообщения на разных автоответчиках.
Первое было теплым: «Ханна, это Эльза. Я сейчас в той славной греческой деревушке Айя-Анна, где сегодня случилась ужасная авария. На яхте погибли люди. Прямо на наших глазах. Не могу передать тебе, насколько это было печально. Но если тебе интересно, коснулось ли это меня, то знай, что мне повезло… О Ханна, я так скучаю по тебе и твоей жилетке, в которую можно поплакать. Но теперь я плачу гораздо реже, может, правильно я сделала, что уехала. Как всегда, я бы предпочла, чтобы ты никому не рассказывала о моем звонке. Ты замечательная подруга… Я тебя не заслуживаю. Скоро свяжусь с тобой, обещаю».
Затем она позвонила второй раз, и теперь ее голос был ледяным: «Меня не было на той яхте. Но знаешь что? Иногда я думаю, что была бы не прочь оказаться там. Электронные письма до меня не доходят, так что не утруждайся. Ты ничего не можешь сказать или сделать. Все уже сказано или сделано. Я звоню тебе только потому, что в телестудии, вероятно, надеются, что я либо сгорела в пожаре на яхте, либо торчу в гавани и мечтаю выступить очевидцем перед камерой. Однако я в милях оттуда и также в милях от тебя, и поверь, больше мне ничего не надо».
