— Никто из вас не избежит возмездия. Угнетенный вами народ правит ныне городом. Вы будете служить ему.

— Конечно, понимаю. Я присмотрю за тем, чтобы позаботились о десяти тысячах. Их накормят и помоют как всегда. Смесь весьма питательна. Система отработана. Нам ничего не придется менять, если только они не прикажут.

— Хорошо.

Пессобу отпустили. Релкин прислонился к стене. Дракон подбирал остатки угощения. Он повел большими глазами в сторону Релкина.

— Слушай меня, мальчик. Дракону не жить одноногим.

— Знаю, ты говорил мне.

— Мне не быть калекой. Это не жизнь для виверна.

Редкий подумал, что сердце его сейчас разорвется. Проклятое копье убьет Базила, если его не вынуть, но и операция по извлечению тоже чревата смертью и, скорее всего, лишь принесет Базу новые страдания перед концом. Отнятие ноги — единственное, что им остается.

— Это была хорошая жизнь. Дракон много повидал, немало сделал. Мы заставили наших врагов бояться нас, а?

— Да, Баз, заставили.

— О нас будут долго петь в грядущих временах.

Базил отставил пустую бочку, скрестил руки на животе и устроился поспать, нимало не беспокоясь о будущем.

Релкин прилег рядом с драконом, чувствуя слезы на щеках. Рана не переставая сочилась кровью. Релкин не был уверен, что Базил доживет до утра. Возможно, это было бы лучше — умереть во сне. Он знал уже, что не станет пробовать вынимать наконечник копья; это принесет лишь бесполезные страдания. Ему придется позволить Базилу мирно уйти. Но это так трудно, действительно очень трудно.

Незаметно для себя, будучи совершенно изможденным, он соскользнул в сон, свернувшись клубочком рядом с драконом.

Поздно ночью Базил дернулся. Сон перешел в неглубокую дрему. Нога дьявольски пульсировала, но разбудила дракона не боль. Он чувствовал рядом с собой нечто. Открыл один глаз. Никого не было, и все же он ощущал тяжесть присутствия кого-то… или чего-то. Оно терпеливо ждало.

— Кто ты, — тихонько спросил он на драконьем языке, — смерть ли, что пришла забрать меня на драконью звезду?

Ответа не было, лишь ветер прошелся по озеру.

Рука Базила коснулась рукояти Экатора. Он ощутил знакомое покалывание, которое означало, что меч учуял тролля или еще какое-нибудь порождение злой магии.

Если это смерть, то не мечом же с ней драться. К бою готовиться нечего. Нечто продолжало парить над драконом. Того снова стало клонить в дрему, и через некоторое время он опять забылся беспокойным сном.

Проснулся Базил с первыми проблесками зари, окрасившими небо. Он проснулся внезапно, ощутив в воздухе какой-то сильный порыв, но не ветра; а затем пришло ощущение непереносимой тяжести.

С неожиданным взвизгом подскочил еще сонный Релкин.

А потом вспыхнул слепящий зеленый свет, словно пронизавший ногу дракона. Вспышка мгновенно погасла, оставив лишь запах озона и мешанину криков и визгов, летевших с площади. Примерно через полминуты зрение восстановилось.

— Моя нога чешется! — объявил Базил. — О, фу-у! Она действительно чешется.

Он потянулся почесать рану и обнаружил, что обломок копья больше не торчит у него из ноги. Зуд шел изнутри ноги, где почесать не было никакой возможности.

Релкин обнаружил исчезновение копья мгновением позже.

— Исчезло! — вскричал он.

Новая надежда расцвела в нем. Невероятная надежда.

Окружающие подошли ближе, осмотрели рану и, удивленные, отошли.

— Наконечника копья нет. Рана глубокая, но пустая.

— Положите меда подсушить ее, — сказал Релкин.

— Она и сама очень быстро заживет.

— Она чешется. Ох, чешется.

— Может быть, но она выглядит так, что любой хирург подумал бы об ампутации.

— Лучше умереть. Но что-то приходило. Думаю, этот твой друг. Оно было здесь долго. Оно не говорило, но я знал, что оно здесь. А потом вот это.

— Я думаю, оно станет доброй силой в мире. Интересно, чем оно будет.

Позже Релкин вернулся в Пирамиду и спустился в катакомбы, где лежали десять тысяч.

— Не знаю, можешь ли ты меня слышать, захочешь ли слушать. У тебе могут оказаться более важные занятия, но я хочу поблагодарить тебя за спасение моего дракона. Я тебя разбудил, ты спас моего дракона. Счастья тебе, кем бы ты ни был.

Не было ответа от тихих фигур, лежащих в своих каменных постелях. Но потом, когда Релкин уходил, он ощутил дрожь, пробежавшую по его телу, и ощутил рядом присутствие чего-то, как было перед тем, когда он встал на поле Игры. Каким-то образом оно на него смотрело. Разговаривать оно не умело, это он понимал, но все же снова поблагодарил его и ушел.

Дымы рассеялись; булыжники остались лежать там, где упали. Дни в разрушенном городе выстроились в недели. Нога Базила быстро заживала, руки Релкина — тоже, а вот нос его никогда уже не будет похож на прежний.

Потихоньку на смену хаосу в городе начал приходить новый порядок. Новое население, составленное теперь из бывших отверженных, заняло места в уцелевших красивых домах, колледжах и дворцах. В них теперь работали бывшие рабы и бывшие эльфийские лорды. Некоторые лорды и леди, в их числе леди Цшинн и лорд Рэзион, получили должности врачей и администраторов.

Среди бывших рабов и вольных охотников, ставших теперь правящим классом, арду не было. Народ арду решил вернуться на родину, и хвостатые люди уже начали уходить большими группами, направляясь вверх по реке в Земли Ужаса и на Равнину Трехрогих.

Бывшие торговцы, занимавшие раньше западные районы города, выпутались из этой истории более или менее успешно. Они платили неустойки, давали взятки и вскоре восстановили свои позиции в системе связи Мирчаза с остальным миром. Постоялые дворы отстроились, только вот страховые взносы сильно возросли.

Релкин приобрел себе фургон каменщика и шестерку сильных лошадей. Когда пришло время уходить, они с Базилом присоединились к каравану, направлявшемуся на юг, к берегу моря. В тот же день Лумби с очередным отрядом арду отправилась на родину.

Лумби и Релкину удалось пройти кусок пыльной южной дороги за городскими воротами последний раз вместе. В середине каравана, вдали от глаз других арду, они насладились последним поцелуем.

— Мне горько видеть, что ты уходишь, Лумби.

— Релкин, у нас с тобой была любовь. Это была настоящая любовь, но мы из разных миров. В твоем мире я не могла бы жить. Я была бы там единственной хвостатой. Ты должен вернуться домой. Там ждут тебя.

Релкин понимал, что она права, но память о сладком времени на реке еще держала его. Так трудно позволить ей уйти.

— Я никогда не забуду тебя, Лумби.

— И я никогда не забуду тебя, Релкин. Потом они присоединились к остальным арду, и Релкин попрощался с Иумом, Уолом и великаном Норвулом.

— Мы сделаем племя сильным, — сказал Норвул. Релкин чувствовал, что Норвул станет первым вождем племени Арду. Норвул узнал бездну нового о мире и много передумал. К тому же физически он был одним из самых представительных арду — шести футов высотой, с крепкими мускулами — великий воин и сострадательное сердце. Релкин подумал, что это отличное сочетание для работы, которую придется делать вождю.

Иум, и Уол, и Релкин — все обнялись. Они были охотничьими братьями, и еще Релкин знал, что Иум и Уол пронесут идею племени через всю свою жизнь. Если Норвул станет вождем, они станут его старшими капитанами.

Лумби и остальные простились с драконом. Лесной бог уходил, возвращался во внешний мир, которому принадлежал. Арду подчинились решению лесного бога, хотя им будет его очень недоставать на стоянках Равнины Трехрогих.

— Прощай, Лумби, друг драконов. Вдруг Лумби стало очень трудно говорить.

— Лумби пыталась стать драконопасом. Не получилось.

Дракон покачал головой:

— У Лумби получилось. Дракон всегда будет помнить Лумби.

Пора. Релкин взобрался на козлы массивного фургона. Подобрал поводья и щелкнул кнутом, понукая упряжку. Это были прекрасные животные, отлично обученные и привыкшие возить тяжести. Базил вполне заслужил путешествие в такой повозке.