– Слушай, ты, хранитель сломанного лезвия, – огрызнулся Новицкий, – помни, что моя палка говорит куда быстрее, чем я.
Впрочем, суровость его была более напускная. Бойкий и смышленый паренек ему нравился, и он уже не опасался, что тот заведет его в западню.
Узкая улочка, шириной едва ли в сажень, вилась меж высоких дувалов. Мальчишка скакал впереди, шлепая босыми пятками по убитой земле, Новицкий поспешал следом, с трудом разбирая путь сквозь черноту южной ночи.
Один раз он оступился и угодил правой ногой в арык, одну из подводивших воду канав, что прихотливо чертили улицу во всех направлениях. Он удержал равновесие и быстро выдернул ногу, надеясь, что плесканул не слишком-то громко, но мальчишка уже стоял рядом.
– Где были твои глаза, русский?! Может быть, тебя надо вести за руку, как нищего на рыночной площади? Хвала Аллаху, это была лишь вода. Но если ты провалишься в зловонную яму, как я введу тебя к гуриям?
Новицкий чувствовал себя виноватым и промолчал, но подумал, что, как он заметил днем, арыки с водой некоторые правоверные без смущения превращали в отхожее место. Он встряхнул промокшую ногу почти по-собачьи и двинулся вслед уходящему проводнику.
Мальчишка обещал Новицкому привести его к гуриям рая, но привратник, стороживший калитку, казался скорее слугой шайтана. На заросшем лице свирепо горел один глаз, где-то высоко над головой Сергея. Только в руке он держал не кривую саблю, а дубинку, окованную железом, да еще, скорее всего, залитую свинцом у основания. Оружие страшное и в умелых руках стоившее нескольких ятаганов. Да еще и большая цепь охватывала туловище стража, смутно отражая свет огромного факела. Она тоже легко могла превратиться в средство нападения. Новицкий подумал, что в этом месте трость ему пригодится лишь по своему прямому назначению. Остальное в руках Бога, Аллаха и этого неразговорчивого, неулыбчивого гиганта. Мальчишка проскочил за дувал вместе с Новицким, но когда вознамерился войти в дом, циклоп проурчал не слово даже, а междометие и воткнул перед постреленком свой мощный посох. Паренек и не пытался протестовать. Отскочил в сторону и крикнул вслед Новицкому: «Буду ждать тебя здесь!»
Сергей и не думал, что Кемпбелл встретит его тут же за дверью, но когда амбал-привратник впустил его в комнату, где грызли фрукты, хихикали и перекликались молодые женщины, он несколько растерялся. Матрона почтенного возраста, с трудом уже втискивающая раздавшееся тело в цветастое платье, подплыла к Новицкому, быстро перебирая ногами, едва выступающими из-под подола. Из бойкой речи хозяйки Сергей разобрал едва половину, но по сути все понятно было по одним только жестам. Мужчине предлагали выпить бокал прохладительного напитка и выбрать женщину. Новицкий присел на мягкие подушки дивана, взял в руки длинный стеклянный сосуд, в самом деле едва ли не запотевший от холода, и начал разглядывать обитательниц веселого дома.
Он знавал подобные места и в Петербурге, и в Яссах, и в Бухаресте, во Владикавказе, в Тифлисе, везде, куда только не закидывала судьба не старого еще вовсе холостяка. Но с персидскими служительницами любви он столкнулся впервые. Впрочем, он и не думал, что может узнать нечто совсем неожиданное. Главная проблема заключалась в выборе: как можно увлечься женщиной, когда видишь только ее глаза поверх черной плотной материи, обернутой вокруг головы? Страшная мысль вдруг пришла ему в голову – а не прячется ли сам Ричард под свободной одеждой, за маской, которую требует обычай страны и религии? Но через четверть часа, привыкнув и осмотревшись, он понял вдруг, что закрытость этих женщин только кажущаяся. На самом деле они умеют открываться, притягивать, волновать не хуже, чем их подруги с северо-запада.
Поначалу Новицкого никто не тревожил, но то и дело одна, другая, третья женщина как бы случайно проходила поблизости и так вдруг оборачивалась, изгибалась, что Сергей мог бы поклясться, будто бы покров распахивался во время движения, обнажая бедро, грудь, а может быть еще более соблазнительные части прелестного тела. Новицкий вполне доверял своим тренированным глазам, но ведь и другие чувства тоже не могли обманывать.
Наконец он понял, что засиделся чересчур долго. Но, когда уже был готов сделать выбор, просто показав наудачу пальцем, одна из девушек вдруг остановилась на полпути, взглянула на него пристальней и села рядом.
– Ты не можешь решиться, – сказала она негромко. – Пойдем со мной. Я тебе помогу.
Сергей усмехнулся, подумав, что в этих делах помощь ему раньше не требовалась. Хотя после смерти Зейнаб у него еще не было женщины, и, пожалуй, участие и доброта жрицы любви – Астарта, кажется, зовут эту богиню – ему придутся совсем даже кстати.
Комната, в которую привела его девушка, мало отличалась от тех, где приходилось ему бывать раньше. Темные стены, подступавшие с трех сторон к широкой кровати, таз для умывания да два табурета. Новицкий оставил трость, бросил черкеску на сиденье и опустился на покрывало, разглядывая свою подружку на час. Та уже размотала повязку, скинула паранджу и оказалась вполне симпатичной черноглазой смуглянкой. Но тут вдруг скрипнула дверь, скрытая за одним из настенных ковров, и в комнату вошел Ричард Кемпбелл.
Он был одет в ту же форму персидских артиллеристов, в какой Новицкий видел его последний раз, – широкие белые шаровары, темно-синяя куртка с красным воротником и обшлагами. Только куртка была расстегнута, а черную баранью шапку и красный же кушак он оставил где-то поблизости. Еще не взглянув на Сергея, он мотнул головой, показывая девушке в сторону потайной двери. Та схватила части одежды, которые успела снять, и шмыгнула мимо кровати, уже не заботясь о красоте походки. Новицкий подумал, что Кемпбелла здесь знают и опасаются. Как только она исчезла, британец заговорил.
– Дорогой Серж! – Узкое, свирепое лицо Кемпбелла, порой напоминавшее Сергею заточенный к бою клинок, сморщилось и разошлось в неподдельной улыбке. – Как я рад увидеть вас снова!
Он вдруг сбросил улыбку и заговорил резким тоном человека, привыкшего распоряжаться:
– У нас есть полчаса. Она подождет за стенкой, вместе с моей Мириам. Думаю, оставшегося времени вам хватит, чтобы снять напряжение…
Ему показалось, что Новицкий покачал головой, и он предостерегающе поднял палец:
– Не пренебрегайте необходимым. Глупышка может обидеться, пойдут ненужные разговоры.
– О нашей встрече она не проговорится? – спросил Новицкий.
– Нет, – без тени сомнения ответил Кемпбелл. – Она же не захочет, чтобы ее зашили в мешок и зарыли на свалке. Впрочем… впрочем, рано или поздно это непременно случится.
Сергей кивнул понимающе.
– Чрезмерное знание отягощает жизнь человека.
– Точно, – опять расплылся в улыбке Ричард. – Царь Соломон был человеком мудрым. Его… корреспонденты работали в полную силу. И послал он их в землю Ханаанскую…
– Мне кажется – это уже другой эпизод той же книги, – возразил, улыбаясь, Новицкий.
– Возможно, – легко согласился Кемпбелл. – Отец Виктор в Хэрроу всегда сетовал, что я не тверд в знании текстов. Но Аллах с ними! Расскажите, как вы ушли из аула. Судя по лезвию, мой подарок вам пригодился.
– Еще как! – воскликнул Сергей и наскоро пересказал Ричарду обстоятельства своего избавления и, не удержавшись, добавил еще рассказ о последствиях: гибели Зейнаб и своей стычке с отчаянным и могучим Абдул-беком.
Кемпбелл слушал внимательно и только сокрушенно помотал головой, когда Новицкий описывал смерть жены.
– Я сочувствую вам, дорогой Серж, – произнес он самым сердечным тоном, на который, кажется, был способен. – Жаль, что вам не удалось отомстить этому негодяю. Бек – человек страшный. Десять дней мы ехали вместе по Кавказским горам, и меня не оставляло ощущение, что я путешествую рядом со страшным зверем. Тигром, львом, леопардом. Сейчас он настроен мирно, но в любой момент может по случайной прихоти просто взмахнуть мощной лапой и – конец!
Новицкий вспомнил мощную фигуру Абдул-бека, на несколько секунд заслонившую остальной мир, снова увидел воочию, как играют солнечные лучи на лезвии высоко поднятого кинжала, и – промолчал. Вся часть его жизни, что была связана с дагестанским беладом[10], еще ныла и кровоточила. Смерть Бетала и Мухетдина, тяжелые раны Атарщикова и Темира тяготили его сознание, его совесть, не давали до сих пор вздохнуть в полную силу, расправить плечи. Что же до Зейнаб, то он просто запретил себе думать о ней как о мертвой. Тысячу раз прав был Мадатов, сказал он себе опять – в сотый, наверно, раз, – что не разрешил ему открыть гроб. Теперь он видел лишь тоненькую легкую фигурку, словно летевшую над узкими и грязными улочками чеченского аула, над осыпями горных склонов, над самой жизнью его, Сергея Новицкого, надворного советника, подполковника русской армии, тайного агента некоего секретного департамента.