«Виртуальный капитал — деньги конца ХХ — начала ХХI века — в отличие от эффективного капитала XIX века:

1) является глобальной виртуальной сетью, а не атомизированной совокупностью денежных единиц, регулируемой национальным государством, или совокупностью обособленных финансовых корпораций, единой во всех звеньях, стихийной и потому неподконтрольной национальным и наднациональным государственным структурам,

2) приватизирован ограниченным кругом частных лиц, но при этом им неподконтролен,

3) выполняет роль неоденег — универсального регулятора, всеобщего эквивалента, меры стоимости, средства совершения трансакций, сокровища и т.п. корпоративно-сетевого рынка, своего рода «сети сетей», что делает всю систему цен на товары, капиталы (в том числе инвестиции), на рабочую силу и т.п., трансакции сбережений зависимой от состояний этой суперсети,

4) обладает в силу перечисленных выше свойств качеством виртуального самовозрастания, накопления виртуальной и вероятностной ценности, выраженной, однако, в обычных деньгах — долларах или евро — ибо они тоже становятся виртуальными, лишь косвенно связанными с производством и накоплением прибавочной стоимости. Граница этой виртуального накопления, равно как и угроза его коллапса была в качестве гипотезы определена выше…

…При этом переход денег из виртуального бытия в реальное, выполнение ими своих функций связаны с тремя проблемами.

Во-первых, с огромным риском того, что генерируется система финансовых спекуляций (а это наиболее быстрорастущая сфера бизнеса).

Во-вторых, с их потенциальной неустойчивостью, ибо функционирование таких денег зависит от стихийного развития конъюнктуры мирового виртуального капитала. Спекулятивность виртуальных денег и крайняя неустойчивость финансовой сферы требуют гигантских трансакционных издержек (на содержание страховых институтов, охрану прав собственности и т.п., вплоть до защиты информации от хакерского посягательства).

В-третьих, такие деньги находятся в реальной зависимости от функционирования отдельных институтов глобального капитала. Последнее требует особого комментария.

Едва ли не впервые за предшествующие столетия эволюции капитала некоторый ограниченный круг крупнейших корпоративных структур (финансовые корпорации, центральные банки ряда государств, МВФ, МБ и некоторые другие переплетённые друг с другом системы) приобретают поистине фантастическую власть — власть, которая ранее была сконцентрирована лишь в объективном безличном феномене мировых денег.

Как таковые, виртуальные деньги и капитал:

1) создают возможность превращения сферы финансовых трансакций в особую, оторванную от производства и ускоренно разбухающую (вследствие как возможности получения спекулятивных прибылей, так и роста трансакционных издержек) сферу экономики,

2) являются адекватным механизмом и формой экспансии этой сферы,

3) создают угрозу (возможность) глобального финансового кризиса.

Учитывая, что неомаркетизация углубляет и глобальные проблемы человечества, а средством относительной стабилизации и регулирования этой системы является виртуальные деньги, несложно сделать вывод о том, что, вполне вероятно, в обозримом будущем кризис мировой финансовой системы может оказаться детонатором серии глобальных кризисов…» («Постиндустриальный мир и Россия» —, Москва, издательство УРСС, 2001 г., с. 143-147).

Продолжим цитирование Бузгалина и Колганова. Изучая виртуальный капитал, они делают основополагающий для понимания Античеловечества вывод о превратном секторе современной западной экономики.

«Этот сектор можно определить как социально-экономическое пространство, где воспроизводится в рассчитанном масштабе совокупность фиктивных стоимостных агрегатов (превращённых форм) и не создаются (как основной продукт его деятельности) ни материальные блага (блага, способствующие развитию личности), ни культурные ценности. С социально-экономической точки зрения превратный сектор есть сфера создания, потребления и превращения (трансакций), развёрнутая в глобальный виртуальный капитал. Историко-генетическая структура этого капитала даёт ключ и к сегодняшней структуре превратного сектора.

Во-первых, присущие ему виды деятельности надстраиваются не свободной (рыночной) конкуренцией, а путем сознательного контроля и регулирования рынка со стороны крупнейших монополистических объединений и государственных органов в той мере, в какой эта деятельность направлена на поддержание и расширение гегемонии корпораций, в том числе и государств как суперкорпораций…

Во-вторых, превратный сектор растёт вследствие развития отношений тотального корпоративно-сетевого рынка («рынка паутин»). Значительная часть менеджерской и маркетинговой деятельности — классический пример такого «плетения паутин».

В-третьих, важнейшим компонентом превратного сектора становится вся совокупность отношений, связанных с самопроизводством фиктивного капитала, которое на рубеже ХХ-ХХI веков в силу описанных выше обстоятельств становится системой «пузырей» виртуального финансового капитала. Эти «пузыри» пусты по своей сущности (в них не создаются материальные блага и культурные ценности), но они поглощают огромные, наиболее высококачественные ресурсы и взрывоопасны как оружие массового уничтожения.

Наконец, превратный сектор включает в себя такие сферы, как военно-промышленный комплекс и связанные с ним науку, образование, функционирование средств контроля, а также массовую культуру, где в действительности культурные ценности отсутствуют и др.

В целом превратный сектор может быть определён как паразитическая составляющая вторичных производственных отношений. Говоря образно, его можно сравнить со своего рода гигантским пылесосом, всасывающим наиболее ценные интеллектуальные, финансовые и тому подобные ресурсы общества и запирающем их в пыльном мешке, где человек-творец превращается в «человека в футляре»…» (Там же, с. 146-147).

Фундаментальное открытие русских учёных, собственно, и описывает ядро деятельности метагрупп. Это ядро, с одной стороны, приносит новым кочевникам фантастические доходы, а с другой стороны, является сердцевиной посткапиталистического «виртуального финансизма» как особого экономического режима постиндустриального общества Заката.

Наряду с виртуальными финансами второй важнейшей сферой действия метагрупп выступает политическая экономия в прямом смысле этих слов. То есть, сфера, где политическое господство превращается в экономические блага, где политические решения оборачиваются финансовым могуществом, где функции власти имеют конкретное денежное измерение.

Сфера политэкономии охватывает экономические последствия войн, специальных операций, гонки вооружений и развития военно-промышленного комплекса. Сюда же мы добавим и финансовые плоды политического взаимодействия Запада со всем остальным человечеством.

Наконец, друзья, есть ещё одна сторона сердцевины метагрупп — бизнес на Зле.

Деятельность Минус-цивилизации зловредна в самом прямом смысле слова, и потому нет ничего удивительного, что она научилась делать барыши на Зле во всех его обличьях. Это их родное поле, где с ними невозможно тягаться, где они — подлинные и окончательные хозяева. Поле это необозримо, именно оно даёт Античеловечеству неизмеримое преимущество перед остальными цивилизациями Земли.

О чем же конкретно идёт речь? Это — доходы от коммерческой преступной деятельности, и прежде всего — от торговли наркотиками. Сюда же поместим проституцию, торговлю детьми, незаконное захоронение промышленных отходов, нелегальный бизнес на иммиграции и медицине, а также самого разного рода кражи. Если верить последним (на момент написания этой книги) докладам Национального разведывательного совета США и Интерпола, то можно примерно оценить возможные доходы криминальных сообществ и связанных с ними метагрупп от бизнеса на Зле. Так, американцы подсчитали, что торговля наркотиками приносит до 300 миллиардов ежегодно. 12 миллиардов даёт затопление ядовитых и опасных отходов в океанах. (По другим оценкам, преступные синдикаты ежегодно добывают 22-23 миллиарда долларов от экспорта опасных отбросов производства, контрабанды запрещенных материалов и незаконной эксплуатации охраняемых природных ресурсов).