Наконец около полудня совет астрогаторов решил выслать легкую разведочную ракету, без людей, с одними автоматами. Еще через четыре часа двести человек, столпившись на верхней галерее ракетной площадки, смотрели с высоты, как краны передвигают округлую, четырнадцатитонную сигару на взлетные рельсы, а в ее недра входят матово поблескивающие панцирями автоматы.

Мы перешли на звездную галерею, чтобы оттуда следить за дальнейшими событиями. К сожалению, видно было немногое, так как наблюдениям мешали ослепительно пылающие парные солнца Центавра. Струя разреженного кислорода больше не светилась, так как все наши двигатели были выключены и мы превратились в спутник Красного Карлика. Поль Борель любезно предоставил мне подзорную трубку со стократным приближением. Установив ее в переднем углу галереи, шурясь от невыносимо яркого света, я увидел, как разведочная ракета, мигая бледными языками атомного горючего, разрезает мрак. Наконец она подошла к кораблю так близко, что слилась с ним в одно пятнышко. Огонь ее выхлопов погас — очевидно, она затормозила. Передатчики ракеты были соединены непосредственно с сетью рупоров «Геи», так что каждое высланное автоматами донесение приходило к нам немедленно. Первое из них, высланное через одиннадцать минут после отлета ракеты, гласило:

«Неизвестный корабль поврежден».

«Пытаемся войти в корабль, не нарушая оболочки».

Потом наступило молчание. Астрогаторы посылали запросы, но ответа не было, сердца у нас начали тревожно сжиматься, но вдруг мы услышали только одно слово: «Возвращаемся» — и тотчас же увидели вспышки заработавшего двигателя.

Ракета выполнила обычный маневр, подошла под входной шлюз и, втянутая магнитным полем, очутилась на первом ярусе ракетной площадки.

Мы снова спустились на лифтах. Двойные клапаны шлюза открылись, ракета высунула нос, замерла и, притянутая стальной рукой крана, начала подниматься, показывая весь свой корпус. Механоавтоматы отвинтили болты выходного клапана со всех четырех сторон сразу, и настало мертвое молчание, в котором слышалась работа еще не выключенного радиопульсатора ракеты. Под нею остановилось несколько человек: астрогаторы, физики, обслуживающие площадку инженеры. В открытой дверке появились первые автоматы, съехали на платформу. Гротриан задал им какой-то вопрос; ответа мы не расслышали, но услышали возглас, вырвавшийся у стоявших. Несколько голосов, в свою очередь, крикнуло сверху:

— Что они говорят?

Гротриан поднял внезапно побледневшее лицо.

— Они говорят, что там есть люди.

Через полчаса зкипаж «Геи», собравшись на ракетной площадке, смотрел, как Ланселот Гротриан, его помощник Петр с Ганимеда, Тембхара, инженеры Трелоар и Утеневт и историк Тер Хаар входят по трапу в поставленную на рельсы ракету.

Другую ракету, грузовую, с инструментами и автоматами, должен был вести один пилот Амета, но в последнюю минуту было решено, что в экспедиции может понадобиться врач, и выбор пал на меня.

Внутри ракеты было тесно. Едва я улегся рядом с пилотом и затянул ремни, как послышался сигнал, контрольные лампочки на управлении вспыхнули, и ракета, сдвинутая стальной лапой, спустилась в тоннель. Что-то загремело. Я почувствовал, что мое тело стало тяжелее. В круглом окошке перед головой Аметы зачернело небо. Мы летели.

Через некоторое время я приподнялся на локтях, но увидел только изогнутые назад, трепещущие языки пламени, льющиеся с носа: мы тормозили.

Я взглянул выше, и вдруг перед моими глазами возник неизвестный корабль.

Он был веретенообразный, одинаново заостренный с обоих концов. На середине его корпуса вдруг заблестела далекая звезда. Я думал, что он прозрачен, но тотчас же понял ошибку. Это был вовсе не звездолет, а что-то вроде примитивного искусственного спутника. То, что я принял за заостренный корпус, было в действительности видимым в ракурсе кольцом.

Неизвестный корабль рос быстро, словно раздуваясь на глазах. Это обычная для космической пустоты иллюзия; именно так выглядит приближающаяся цель полета. Амета снова включил тормоза и сделал поворот. Корабль проплыл внизу, под нами. Похожий на плоское колесо со спицами и приплюснутой ступицей, он медленно вращался, и трубки его спиц лениво передвигались на черном фоне глубин, словно перемалывая звезды. В центре возвышалась летная площадка, поддерживаемая решетчатой башней. Мы кружились, а первая ракета уже спускалась туда. Она не остановилась на площадке, но спустилась ниже, ритмично мигая пламенем двигателей, подогнала свое движение к движению кольцевого края спутника, повисла над ним, а потом, выбросив из носовой дюзы короткое пламя, выдвинула магнитные причалы и прикрепилась ими к краю спутника там, где на его поверхности темнело неправильное пятно.

Амета слегка передвинул рычаги. Мы ринулись вниз. Плоский диск площадки рос на глазах, закрыл небо — казалось, мы пробьем ее насквозь, как пуля. Над самой площадкой ракета подняла нос кверху и взвилась вертикально в черную пустоту. Наша продолговатая тень мгновенно скользнула по рифленому металлу, тускло алеющему в свете Карлика.

Амета описал петлю и направил ранету вокруг искусственного спутника. Мы очутились в плоскости его кольца и мчались по суживающейся спирали. Серебряное кольцо спутника увеличивалось, пока не заполнило всего окна, вытесняя черное, усеянное звездами небо, залитое попеременно то мраком, то светом Красного Карлика. По мере того как Амета переводил рычаги, эти смены света и тьмы становились все медленнее. Мы теряли скорость.

Ракета дрогнула. Мы остановились как раз рядом с первой ракетой. То, что казалось пятном, было большим отверстием, пробитым в оболочке кольца. Я не видел товарищей — должно быть, они вошли внутрь спутника. Амета открыл задний люк, вызвал механоавтоматы, отстегнул ремни и вышел наружу.

Я еще раз хотел поискать взглядом «Гею» — она должна была находиться где-то на фоне звездного роя Стрельца, — но Амета уже нырнул в отверстие. Я последовал за ним.

Мы очутились в коридоре, идущем внутри кольцеобразной трубы. Отверстие было сделано, несомненно, метеоритом, пробившим трубу насквозь. Стены вокруг пробоины были сильно разрушены. За распоротыми листами обшивки виднелся переплет карнаса, а пол собрался гармоникой и образовал высокие складки, через ноторые нужно было перелезать. Размеры деформации говорили о низком качестве материалов.

Мы дошли до первой двери в плоской вертикальной переборке. Ее поверхность была густо усеяна бегущими в шахматном порядке выпуклостями; позже инженеры сказали мне, что это были так называемые заклепки, которыми и на нашей планете в древности соединяли между собою листы металла.

Дверь была полуоткрыта; четыре надреза на ней показывали, что именно здесь вошли внутрь корабля высланные с «Геи» автоматы. Сквозь узкую щель мы проникли в тесное квадратное помещение; в стене виднелась еще одна дверь. Амета вошел туда первым. Из-за его плеча я увидел остальных.

Они стояли посреди длинного, довольно обширного помещения; нагрудные лампы скафандров были у всех зажжены, и потому здесь было достаточно светло. В стенах виднелись шкафчики, некоторые полуоткрытые; на столах — груды фарфоровых и стеклянных колб, перегонных аппаратов и стаканов; под столами среди груды керамических обломков валялись склянки каплеобразной формы. В одном углу стояло что-то вроде стеклянного вытяжного шкафа, в другом зияло квадратное отверстие. Кто-то из товарищей бросил в его глубину сноп света; свет отразился от выпуклостей огромных бутылей, наполненных застывшей коричневой массой. Я удивился, заметив, что потолок, стены и пол этого помещения покрыты свинцовой оболочкой.