Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда исследуются движущие силы, стоящие за побуждениями исторических деятелей, надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, сколько побуждения, которые приводят в движение большие массы людей, целые народы, а в каждом данном народе, в свою очередь, целые классы.

Несколько перефразируя Энгельса, можно, таким образом, утверждать, что любые политические процессы и решения есть следствие активного столкновения противоречий и взаимодействия усилий различных слоев общества при постоянном воздействии внешнеполитических факторов. Последствия всякого политического процесса являются предметом солидарной ответственности всех его участников и субъектов.

Сила великих политиков вроде Черчилля, Кастро или Сталина заключалась не в их умении побеждать наперекор потребности общества, навязывать народам свои установки, но в способности в решительный момент стать вождями наиболее социально активной, пассионарной части своих народов. Только действуя таким образом, эти великие политики, вожди способны были добиваться выдающихся побед.

Вполне естественно, что процессы, называемые «сталинскими репрессиями», подчинялись тем же всеобщим диалектическим законам. Они, очевидно, не могли быть ни начаты, ни окончены по воле или, тем более, по придури одного человека или узкой группы людей.

Вопрос в том, кто являлся в СССР той самой наиболее активной частью населения? Была ли это, как утверждал Троцкий, бюрократия, или, как утверждал Сталин, это было большинство советского народа? Ответ на этот вопрос в значительной мере объясняет – чьи интересы стояли за Сталиным? Кто являлся «политическим заказчиком» репрессий – бюрократическая мафия, пытавшаяся таким образом сохранить власть и привилегии, либо трудовой народ, требовавший отразить посягательства врагов на его стремление построить счастливую и богатую страну?

Правило «постоянства экспансии». Что произошло с Россией в начале ХХ века?

Нарастание экспансии

Сама судьба распорядилась так, что Россия во все времена принуждена была противостоять экспансии, угроза которой исходила как со стороны Запада, так и со стороны Востока. В течение восьми без малого веков, ценой неисчислимых жертв наша страна в основном смогла нейтрализовать агрессивные устремления Востока, в то время как угроза экспансии с Запада со временем только нарастала.

Реальность современного мира такова, что дружбы в международной практике не существует, и едва у какой-либо страны по той или иной причине дрогнут коленки, как демократические соседи тут же безжалостно вопьются ей в глотку. Так работает жестокий закон выживания и ограниченности ресурсов: кто не в состоянии защитить свою землю, неизбежно должен попасть под власть более сильного.

Другое дело, что формы внешнеполитической экспансии со временем менялись. Если в Средние века безземельные европейские рыцари просто малевали на себе кресты и отправлялись на Восток огнем и мечом покорять терзавшую их голодное воображение Русскую землю, то позднее сформировались целые идеологические доктрины, призванные подвести под агрессию моральную платформу.

Кризис открытой экспансии резко проявился к началу ХХ века, когда наиболее дальновидным политикам стало ясно, что «викторианский» колониализм скоро исчерпает себя. В этот период вместо неприкрытого колониального грабежа в обиход стала входить новая, особо изощренная захватническая схема – неоколониализм. Дипломатия канонерок уступала место дипломатии доллара, или, если выражаться точнее, на место фашизма канонерок приходил фашизм доллара.

Сущность неоколониализма состояла в номинальном сохранении государственной независимости колоний, эксплуатация которых маскировалась такими инструментами рыночной экономики, как иностранные инвестиции, иностранные участия в акционерном капитале, концессии и т. п. При этом национально-патриотическая риторика со стороны властей такого рода колонии усиливалась, так что основная масса ее населения даже не подозревала о фактической утрате страной независимости. Неоколониализм не только не являлся отступлением колониализма, но и представлял собой более высокую его форму, поскольку не утруждал себя даже минимальными заботами о «туземном» населении колоний.

Сокрытие факта иностранного контроля над страной и недопущение активизации национального самосознания эксплуатируемого народа становились в этих условиях первоочередной задачей агрессора. Решение данной задачи возлагалось на разведку, получившую в начале ХХ века особенное развитие, а также на «пятую колонну», стоявшую на страже идеологической программы агрессора. В качестве примера подобного служения иностранным заказчикам можно привести цитату из книги об Александре Невском, изданной большим тиражом в современной России и отрицающей не только факт шведско-немецкого вторжения на Русь, не только какую-либо иную агрессию с Запада, но подвергающей сомнению сам факт существования святого князя Александра Невского:

Миф о «крестовом походе» на Русь продолжает победно шествовать по современным российским учебникам истории. По своей сути русское православие осталось таким же ортодоксально-агрессивным. Оно яростно борется с попытками Рима преодолеть раскол (?). Имена настоящих героев в России преданы забвению (?). Трусам, подлецам, преступникам и предателям ставят памятники и чествуют их как национальных героев (?!).

Не приходится сомневаться, что неоколониальная схема захвата в первую очередь предназначалась именно для России, ибо было заранее ясно, что править русскими подобно бушменам или индейцам ни при каких обстоятельствах не удастся – русские не могли существовать без национальной гордости, без сознания своей силы или, по крайней мере, без иллюзии оных.

Между тем с углублением кризиса царизма у наиболее развитых стран мира забрезжила наконец надежда установления контроля над богатствами России. Усиление экспансионистской тенденции в отношении нашей страны катализировалось нарушением политической стабильности и ухудшением экономической ситуации в Российской империи в связи с ее участием в Первой мировой войне.

Так, Британия, несмотря на общее членство с Россией в Антанте, воспринимала участие нашей страны в войне прежде всего как исторический шанс раз и навсегда разделаться с «русской угрозой». Не секрет, что на протяжении более чем двухсот лет усиление России являлось основной головной болью британской внешней политики. Уайт Холл без конца стращал английское общество угрозой вторжения казаков в Константинополь, которое могло привести к установлению русской гегемонии на Балканах и на Ближнем Востоке и подорвать доминирующее положение Британской империи в мире. Помимо этого Британия рассчитывала, максимально измотав Россию в ходе войны, установить прямой контроль над ее богатствами. Излишне пояснять, что делиться с кем-либо Лондон при этом не собирался. Между тем кайзеровская Германия ставила перед собой аналогичные цели и с началом войны энергично взялась за их достижение. Таким образом, и противники, и союзники только ждали удобного момента, чтобы ухватить кусок «русского пирога».

Надо сказать, что русская православная абсолютная монархия при всех ее многочисленных недостатках и уродствах оставалась достаточно устойчивой к иностранной экспансии. Царское правительство в целом адекватно осознавало угрозу, исходившую с Запада, и пыталось противостоять ей. Русская армия и флот постоянно готовились к войне как с Германией, Францией и Англией по отдельности, так и с различными сочетаниями указанных держав. При этом следует отметить, что царскому правительству никогда не приходило в голову считать источником главной опасности для страны племена из Месопотамии или пиратов с побережья Африки. Вплоть до начала ХХ века и воцарения Николая II, открывшего по наущению «гениальных» Витте и Столыпина Россию для иностранного капитала, империя проводила также достаточно эффективную протекционистскую политику в области экономики и финансов. Само собой разумеется, что, выколотив из царского правительства «добро» на освоение русского рынка, Англия и Франция продолжали оберегать свои рынки и рынки своих колоний, как молодую жену.

3
{"b":"229709","o":1}