Отсчитав очередную сотню шагов, он быстро оглядывался на ходу. Дважды позади мелькал подозрительный незнакомец. Тот словно сошел со сцены, героем одной из многочисленных пьес отца – сутулая фигура, закутанная в плащ, широкополая шляпа надвинута на самый нос. Оглянувшись в третий раз, Пераль никого не обнаружил.
Добравшись до знакомого с детства «сквозняка», Диего нырнул туда, словно мальчишка – в летнюю реку. Миг, и маэстро покинул «сквозняк» так же стремительно, как и объявился в нем. Лишь качнулась облезлая циновка, скрывая темную щель бокового, мало кому известного коридора. Этой уловке научил его Альваро Рохас, охотник на тигров. Сам Диего никогда не охотился на огромных полосатых кошек, но склонен был верить дону Альваро: почуяв преследователя, тигр уходит в отрыв и кружным путем возвращается на собственный след, чтобы подобраться к ловцу со спины.
Тигр, подумал Диего. Ястреб. Мой ястреб.
И ничего не почувствовал.
Внутренний дворик с лужей посередине, не просыхающей и в лютый зной. На узеньких, в две ступни шириной, балконах сушится цветастое тряпье. Морщинистая старуха со стеклянным глазом пялится из окна второго этажа. Лохматый барбос выкусывает блох. Ухо барбоса оторвано, торчит сизый хрящ. Подворотня. Поворот. Тупик, который на деле – не очень-то тупик. Калитка, прячущаяся в нише, заплетенной виноградными лозами. Здесь, сколько Диего себя помнил, всегда стоял густой запах дегтя. Затворив калитку – аккуратно, стараясь не скрипнуть петлями, – маэстро миновал еще один двор: сумрачный замшелый колодец. Тут окна напоминали бельма слепца: их плотно закрывали разбухшие от сырости ставни. Ворота с отвалившейся створкой, арка, ведущая наружу, похабный рисунок углем на стене – и маэстро оказался на той же улице, по которой недавно поднимался, только на квартал ниже «сквозняка».
Петля захлестнулась. Сейчас Диего намеревался выяснить, кто в нее угодил. Впереди мелькнул край плаща, задранный ножнами шпаги. Маэстро ускорил шаги. Спеша догнать незнакомца, он едва не споткнулся о забулдыгу, копошившегося на мостовой. Окружен густым облаком винных испарений, пьяница на четвереньках ползал по брусчатке, бормоча ужасные богохульства и собирая рассыпавшиеся медяки. При попытке обойти это существо, уже не вполне двуногое, выяснилось, что оно всякий раз непостижимым образом оказывается у тебя под сапогами. Справиться с живым препятствием Диего удалось лишь с третьей попытки, хорошенько пнув сукиного сына в копчик. К счастью, вероятный соглядатай тоже задержался у «сквозняка». Сняв шляпу, он высматривал сгинувшего клиента.
Со звоном раскатились монеты, вновь упущенные пьяницей. К небесам вознеслась забористая брань: досталось и чертям, и святым, и солдатской матери, и какому-то Мануэлю Диасу, по всей видимости, отъявленному мерзавцу. Соглядатай обернулся на крики, но Диего уже стоял рядом.
– Не мной ли интересуетесь, сеньор?
Человек в плаще правильно оценил ситуацию. Он не стал хвататься за шпагу, что лишь усилило подозрения Диего. Незнакомец знал, с кем имеет дело. Медленно, избегая резких движений, он водрузил на голову шляпу и выпрямился, стараясь сохранить достоинство.
– Не имею чести быть знакомым.
– Вынужден вам не поверить.
– Ваши слова оскорбительны, сеньор. Но я не ищу ссоры с вами. Всякому простительно ошибиться. Надеюсь, вы удовлетворены?
К шпаге незнакомец по-прежнему не прикасался. Было ясно, что даже плюнь собеседник ему в лицо, и то он не даст ни малейшего повода для поединка. Оставался единственный способ проверить догадку. Пожав плечами, Диего отвернулся от соглядатая – что, мол, взять с отъявленного труса? – сделал шаг, другой, притворяясь, что уходит, и не ошибся в своей провокации. За спиной раздался шорох плаща. С плавной стремительностью Диего скользнул в сторону, левой рукой придерживая рапиру, а правую заводя назад, к поясу – и метательный нож с дырчатой рукояткой, шипя разъяренным котом, распорол горячий воздух над плечом маэстро. Не успел нож звякнуть о стену в двух локтях от пьяницы, а кинжал Пераля уже отправился в ответный полет. Клинок до половины вошел в бедро незнакомца. Наемник маркиза – в этом больше не осталось сомнений! – сдавленно охнул. Скособочившись, он потащил из ножен шпагу, но опоздал. Сильным пинком Диего вышиб оружие из пальцев раненого. Шпага зазвенела о брусчатку, а Пераль, наградив противника знатной оплеухой, выдернул кинжал из его бедра. Соглядатай упал на спину, сильно ударившись затылком. Багряный ручей хлынул на камни мостовой, пятная короткие, стянутые завязками ниже колен штаны и башмаки с пряжками.
– Перевяжитесь, – без особого сострадания посоветовал Диего, вытирая кровь с кинжала. За неимением лучшего он воспользовался шляпой наемника. – Иначе истечете кровью. Смерть легкая, но все равно смерть.
Более не интересуясь судьбой несчастного, он исчез в «сквозняке»: на этот раз окончательно.
– Идиот, – прокомментировал ситуацию пьяница.
Отшвырнув медяки прочь, забулдыга поднялся на ноги. Взгляд его был прикован к соглядатаю: привалясь боком к стене, тот спешно перетягивал рану полосами ткани, оторванными от пелерины плаща. Лицо раненого, смуглое от природы, сделалось бледным, как остывший пепел. Губы тряслись, на лбу блестели крупные капли пота.
– Ты идиот, Мануэль Диас, – повторил пьяница.
– Я идиот, – покорно согласился раненый.
– Дорезать тебя, что ли?
Пошарив за пазухой, пьяница извлек серебристую коробочку уникома. Не активируя сферу видеосвязи, уверенно набрал номер. Пальцы мнимого забулдыги нисколько не дрожали, бегая по вирт-сенсорам. Дождавшись сигнала приема, он деловито сообщил:
– Докладывает Малыш Пепито…
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Кончита:
За что же не любить профессоров?
Федерико:
Кончита:
Ты к знаниям суров!
Федерико:
Суров не я, судьба куда суровей!
Она глядит на мудрых, сдвинув брови:
Что знает наш профессор, тем не мене,
Давно известно детям в Ойкумене!
Ведь там, за мрачной чернотой небес
Им знания подкидывает…
Кончита:
Федерико:
Ну, я б сказал – прогресс. Но ты, дитя,
С сей рифмою расправилась шутя!
Глава вторая
Она и он
I
На ходу Диего вновь набрал номер Мигеля: пустое занятие. Контрабандист не отвечал. Вокруг котлом на адской жаровне кипела Эскалона. Огонь мятежа разогревал человеческое варево неравномерно: где-то уже вовсю булькало, где-то едва начало идти пузырями, а в большинстве мест царила сонная одурь болота. Впрочем, и в болоте следовало держать ухо востро. Тут водились разные твари: от скользких пиявок-кровососов до ядовитых гадюк с зубами из острой стали.
Эскалону называли городом контрастов. В смутное время это качество резко усилилось. Со стороны могло показаться, что город охвачен эпидемией безумия. Возникнет из ниоткуда орущая толпа, прокатится мутным валом по улице – и сгинет за углом, как не бывало. Вновь – мертвая тишина и запустение. Лишь боязливо дрогнет в окне мансарды кружевная занавеска, да кот пройдет по краю забора, распушив хвост. Грянет вдоль проспекта эскадрон улан: лазурь и багрянец, молнии клинков, гром копыт. Ударят вслед редкие выстрелы из подворотен. А рядом харчевня – накачиваются дрянным пивом торговцы зерном, вслух прикидывая, сильно ли вырастут к осени цены на овес и пшеницу. Спешат на помощь мятежникам буйные сорвиголовы; троица проходимцев прижала к стене и потрошит зазевавшегося бунтаря. Хорошо еще, если кошелек вывернут, а кишки в брюхе оставят. Повезло дураку…