Кому-то предстояло вызвать огонь на себя. Мазур решился – не из отваги, а главным образом оттого, что неизвестность смотрелась даже грознее громовой выволочки. Он, стараясь не опускать глаз, спросил:

– Товарищ вице-адмирал, что вы имеете в виду?

– Гондон, – сказал Дракон. – Товарищ старший лейтенант, это я не вам характеристику даю, а отвечаю на поставленный вами вопрос. Гондон я имею в виду. Каковой кто-то из вас, вместо того, чтобы использовать по прямому назначению или, на худой конец, в качестве жевательной резинки, пользанул сами знаете как…

Мазур все же отвел взгляд, философски уставясь в потолок. Операция была проведена безукоризненно: импортный презерватив, в каковой залили не менее ведра воды, с превеликим тщанием, словно антикварную стеклянную вазу, транспортировали в каюту Панкратова и разместили, прикрыв простынкой, так, что со стороны это было совершенно незаметно. Многие знали, что у Панкратова есть привычка плюхаться на койку с маху, рывком… Вот и плюхнулся. Со всеми вытекающими, простите за невольный каламбур, последствиями.

– Чья работа? – сварливо спросил Дракон. – Всехная? Или терпилу назначили, который героически будет за всех отдуваться? – Он помолчал. – Нет, не объявляется терпила… Круговую поруку лепите?

– Разрешите, товарищ вице-адмирал? – рассудительно сказал Лаврик. Ему было чуточку легче, он, в отличие от остальных, все же не напрямую подчинялся Дракону. – Мне ваша позиция представляется несколько странной. Почему-то на роль подозреваемых в сделанной замполиту пакости вы в первую очередь назначили именно офицеров советского военно-морского флота. Боже упаси, мне по рангу не приличествует делать вам замечания, я просто хочу отметить некоторую странность такой точки зрения. Может создаться впечатление, что вы считаете, будто советские офицеры как раз и являются теми, кто в первую очередь готов делать пакости заместителю командира по политической…

– Засунь язык в жопу, – ласково посоветовал Дракон.

Лаврик его просьбу, разумеется, не выполнил, но замолчать замолчал.

Нагнувшись к нему, Дракон с ухмылочкой протянул:

– Сыночка, ты мне такое не лепи. У нас на дворе семьдесят шестой год, а не кое-какой предшествующий. Хоть и нацепил ты пенсию, а до абакумовских особистов тебе – как до Китая раком. Они волчары были, хоть и суки, а волчары, потому как не только подводили народ под петлю, но и сами под петлей ходили каждодневно, а это в людях воспитывает нешуточный профессионализм. Ты, сынок, супротив них, уж прости, бледная спирохета…

– Вы меня неправильно поняли, – сказал Самарин. – Я просто хочу сказать, что не следует заранее суживать круг подозреваемых… На корабле пятьдесят пять человек, считая и команду, и научный состав. Если рассудить, капитан второго ранга Панкратов мог вызвать к себе повлекшее… эксцессы неприязненное отношение не обязательно у присутствующих здесь. Учитывая склонность означенного кавторанга к тесному общению с женским полом и проистекающие отсюда на замкнутом пространстве коллизии…

– Все сказал?

– Все.

– Умен ты, сынок, а глуп, – сообщил Дракон. – Все ты правильно говоришь, вот только одно совершенно упускаешь из виду: товарищ Панкратов писать будет не касаемо команды или научного состава. На это у них свои есть… замполиты. Писать товарищ Панкратов будет касаемо присутствующих. А писать он умеет кудряво, поверь старику… – Он вздохнул. – Ребятки, вы что, и в самом деле от заграничной экзотики малость охренели? Позабыли, что все ваши действия сопровождаются, помимо прочего, ворохом бумаг? А эти бумаги, между прочим, люди внимательно читают, поскольку деньги им как раз за это и платят. А то и звезды дают, вплоть до лампас. И за чтение, и за реагирование на сигналы. – Он говорил тихо, с расстановкой. – Ребятушки, неужели вы в самом деле считаете себя суперменами? Супермен – это персонаж разложившейся буржуазной культуры… как там дальше, Самарин? Ты ловчей меня сплетешь… В общем, поняли, о чем я. Вот, к примеру, старший лейтенант Мазур. Каковой о себе отчего-то возомнил, что является Колумбом и Дрейком в одном лице. А никакой он не Дрейк, не говоря уж о Колумбе. Дзержинку кончил? Так все кончали. Во Вьетнаме понырял? Так многие ныряли… к тому же во Вьетнаме ты, товарищ старлей, строго говоря, не работал, а купался, что несет непонятные непосвященным нюансы… а?

Мазур кивнул, не поднимая глаз. Многие слова в их узком кругу, как частенько бывает, носили иной, непонятный непосвященным смысл. «Работал» – это значит, вступал под водой в активный контакт с… ну, скажем, с потенциальным противником. Грубее говоря, резался под водой с такими же, как сам, подводными хамами, убивал их насмерть, чтобы они тебя не убили. А ежели «купался», это означает, что твоя подводная деятельность протекала без непосредственного контакта с противником. Пусть даже тебя, как собаку, гоняли на боевых катерах и вертолетах, глушили гранатами, как рыбу, и в любой миг могли отправить к Нептуну. Все равно – «купался»…

– Вот… – продолжал Дракон. – Даже не работал, а купался. Ну, искупнулся неплохо. «За боевые заслуги» имеешь, вьетнамское что-то там в придачу… Так это – у многих. Вот и все твои свершения на сегодняшний день, старлей. Ну, у этого, – он ткнул пальцем в сторону Морского Змея, – дела обстоят несколько авантажнее. И поработал пару раз, и орденок в придачу к паре медалей… Но все равно, хорошие мои, со столь куцым послужным списком вы еще котенки. И ежели один старательный службист отпишется, а другой на его писюлю отреагирует, сверкать вам вашими медальками где-нибудь на малом сторожевом корабле Северного флота. А тебе, – он кивнул в сторону Лаврика, – обеспечивать безопасность мореходства в Певеке или Игарке… Вбейте это себе в башку. И не думайте, что старый хрен вам чересчур уж мрачные картины рисует. И не таким орлам бумажки жизнь калечили. А вы… Гондон с водой… Дети малые… Он ведь на вас может качественно отоспаться, если не уйметесь. Ребята, я вам добра желаю…

Если бы он рычал, брызгал слюной, колотил кулаком по столу, все смотрелось бы гораздо несерьезнее. Но от его тихого, усталого голоса веяло чем-то настолько мрачным и непреложным, что Мазуру поневоле стало не по себе, словно лежал на рельсах перед яростно грохочущим поездом и знал, что отползти не успеет. Он поник на стуле. Стояла тишина.

– Я вам добра желаю, обормоты…

Мазур решился, рывком поднял голову:

– Можно рассказать абстрактную притчу?

– Ну-ну? – поднял бровь Дракон.

– Человек идет с другом и девушкой в кино. Здесь, в городе. Получив законное разрешение на выход в город. Фильм, между прочим, не шедевр, но под категорию идеологических диверсий никак не попадает, его в Союзе скоро будут крутить, я сам в «Советском экране» читал. И тут появляется… некто. Орет, как на мальчишку, и происходит все это посреди улицы, никто из местных не понимает ни слова, но все равно… Он, видите ли, сомневается в полной идеологической чистоте сего фильма, а потому на всякий случай не рекомендует посещение кинотеатра, которое вдобавок может быть неправильно истолковано… Ну, и разное прочее… Полный набор.

– Ага, понятно, – кивнул Дракон. – С Ирочкой был, что ли? Ну, ладно, ладно… Ну и что? Плюнь на дурака. Козырни, поблагодари за науку, кружным путем обойди пару кварталов, а потом отправляйся на другой сеанс. А ты – гондон с водой… Знали б вы, что там про вас понаписано… Гонор у них, видите ли, взыграл. Орелики, в нашем мире столько идиотов, что ежели собачиться с каждым, жизни не хватит. А уж собачиться с тем, у кого больше звезд, весьма даже чревато…

– Что, позволять в лицо плевать? – угрюмо спросил Мазур.

– Ну, уж так-то не стоит… Дипломатом надо быть. Учитывать сложности жизни и военной службы – так оно будет точнее. А вы, краса особого отдела? – уставился он на Самарина. – Вы-то что себе позволяете? Ну, снимают на здешних очаровательных ландшафтах кино какие-то португальские французы или бельгийские итальянцы… И пусть себе снимают. Какой вас черт дернул лезть и брать автограф у актрисы?