- Илюха, я тебе сейчас такое расскажу…

***

Лукас

- Нам срочно надо встретиться!

- Лукас, четыре часа утра. Какая встреча?!

- Я завтра заеду к тебе на работу.

- Ты знаешь, я как-то не горю желанием тебя видеть.

- Влад, это серьёзно! В общем, тут нарисовался один кент, и мне кажется, что он один из нас…

Глава 5 ( продолжение )

Если человек перестаёт понимать, когда он — настоящий, а когда — играет, — это верный признак того, что маска слилась с лицом столь крепко, что её уже не отодрать.

- Я, видимо, никогда от тебя не избавлюсь! – буркнул брат.

- Ну, не хочешь завтра, приеду прямо сейчас, - не дав ему возможности осыпать меня проклятиями, я сбросил вызов.

Его замкнутость и наигранное равнодушие были лишь маской, с которой он ни в какую не желал расставаться. Я знал его слишком давно, чтобы не понимать этого. Со мной он всегда вел себя сдержанно, с немалой долей пренебрежения. Любой человек за столько лет давно бы уже простил самое страшное предательство, но только не мой брат. Чувство ненависти ко мне настолько засело к нему в душу, что порой казалось, что оно полностью завладело им: его чувствами, помыслами; оно стало частицей его души, оно заняло место в его груди, там, где когда-то было сердце, любящее и доброе. С сердцем Ксении умерло и его сердце. Много веков я старался искупить свою вину, жертвовал своими амбициями и самолюбием в его пользу, но все мои попытки были изначально утопией. Я устал. Устал от этих игр, этой глупости, я просто смирился с нашими отношениями. Поняв, что он никогда не сможет простить меня; то ли из-за гордости и характера, то ли из-за насланного проклятия, я сдался, пустил все на самотек и отпустил его. Я перестал пресмыкаться и подавлять себя ради него, потому что это было бессмысленно, игра в одни ворота. Нам суждено было всегда находиться вместе, пока сила проклятия не разрушится. Наконец осознав это, мы пришли к выводу, что враждовать нам нет абсолютно никакого смысла и решили просто сосуществовать, жить как соседи, не лезть в жизнь друг друга. Без обид, без выяснения отношений. Так ведь лучше, правда? Раньше меня это угнетало, пожирало, но сейчас, за столько лет, я сам зарос маской равнодушия и безразличия. Братьями мы были только по крови, в реальности же мы были чужими людьми, слишком далекими, насколько возможно было себе вообразить. После того, как я перестал добиваться его прощения и пустил все на самотек, начав жить своей, а не его жизнью, наши отношения наладились. Мы стали чаще видеться, общаться, заезжать друг к другу в гости. Чаще всего это было, конечно, по делу, но все же. Холодные монотонные разговоры, всегда сопровождающиеся издевками и подколами, какими бы они ни были, но они все же были. Сколько раз мне хотелось обнять его, прижать к себе, потрепать за волосы, рассказать ему все, что происходит в моей жизни, рассказать то, что творится в душе, на сердце, спросить совета и, возможно, посоветовать что-то, узнать о чем он думает, что чувствует. Просто ночью лечь рядом, уставиться в потолок и под свет ночной лампы поведать друг другу все, что мы так бережно и жадно скрывали столько лет. Но мы оба были пленниками, закованными в маски равнодушия и жестокости по отношению друг к другу, что даже захотев, попробовав что-либо изменить, мы были бы не в силах это сделать, так как эти маски намертво приросли к нашим лицам, стали нашей второй кожей. Я так чувствовал. Что на самом деле испытывал Влад, я мог только догадываться. Я не хотел признаваться себе в этом, но мне было радостно, что мы стали больше времени проводить вместе. Пусть это и было раз в неделю. Но по сравнению с восемью веками это было значимой цифрой. Все в жизни относительно. Уж это я уяснил как никто другой.

Выйдя из машины я почувствовал, как холод пронзил моё тело насквозь. Начало октября. Пар изо рта вырывался причудливыми узорами. Почему же так холодно? Видимо, дело в том, что уже почти пять часов утра. Влад уж точно не встретит меня с улыбкой на губах. Ну и к черту всё. Подняв ворот рубашки в попытке защитить шею от ветра, я поднял глаза в сторону восьмого этажа и поджег сигарету. Спальный район на окраине города. Я никогда не мог понять его. Он всю жизнь провел аскетом, отказываясь от всех возможных благ, на которые мог смело рассчитывать.

Всю свою жизнь я провел, изучая языки и культуру разных стран, в которых мы жили, изучил различные дисциплины и науки, затронул всевозможные сферы жизни. Я попробовал себя практически во всем: изучал астрологию, космос, физику, философию и психологию людей. Самым интересным для меня было познание философии религий разных стран и народов. Будучи язычником, не понимающим и не осознающим законов природы, с каждым новым годом, с каждым новым открытием человечества, с каждой новой псевдорелигией, я стал законченным атеистом. Фраза «всё в руках Божьих» стала для меня бессмысленной, так как со временем я осознал силу человеческих способностей. Испробовав почти все, я нашел себя в медицине. Вот уже почти двести лет я помогаю людям сохранять их жизни. Это так смешно и нелепо для меня. Ведь я совершенно не ценю свою жизнь. Бессмертие - это проклятие. Осознание того, что ты вечен, полностью разрушает ценность твоего существования. Любить я не мог, близость с единственным родным человеком наладить не мог, свою жизнь не ценил, поэтому я и нашел себя в медицине. Чувствуя себя абсолютно опустошенным, я испытывал невероятную радость, смотря на людей, чьи жизни я спасал, на тех, кого возвращал с того света, на тех, кому даровал новую жизнь. Только смотря на эмоции и слезы этих людей, я понимал, что живу. Но это было не единственной причиной, почему я выбрал профессию не просто врача, а врача-кардиолога. Гибель Ксении - главная причина, причина выбора моего жизненного призвания, причина того, что с нами происходило, того, что разрушило наши жизни и от чего, на протяжении стольких лет, мы так и не обрели даже толики счастья. Я всячески старался и по сей день стараюсь хоть как-то искупить свою вину, перед ней, перед братом, перед Меланьей, перед собой - в первую очередь. Так я успокаивал себя, пытаясь обрести душевное спокойствие, жить в ладу с собой и перестать ненавидеть себя, и винить за то, что растоптало столько жизней и судеб. Помогать людям обрести заново возможность жить, помогать их сердцам продолжать биться в их груди - вот что стало для меня своего рода спасением, спасением моей души.

Влад же полностью ушел в себя, замкнулся, запечатал двери на тысячи замков. Ни я, никто другой так и не нашел ключей от них. Он полностью отдал себя преподаванию истории. Чувствуя вину перед отцом, перед нашим родом и всем, во что мы верили, он посвятил свою жизнь просвещению и своим ученикам, прививая им любовь к истории своего народа, пытаясь взрастить в них патриотизм и почтение к своим корням и происхождению. Я всегда считал это бесполезным занятием. Ведь у нынешней молодежи совершенно другие представления о понятиях, добре и красоте. Но, к моему удивлению, Влад был превосходен в своем деле. Множество достижений и почетных наград, множество довольных и заинтересованных студентов были показателем того, что все было не зря. Материальной выгоды это не приносило, да он и не стремился к такого рода благам. Двухкомнатная квартира в спальном районе была единственным его крупным приобретением за последние годы.