— Да, это правда, — согласился Гриндель. — Видимо, перед смертью играл в карты или в бильярд. Я просто не думал, что вам это будет любопытно.

— Очевидно, есть подозреваемые?

Беседу эту они вели прямо в аптеке Слона, куда Маликульмульк явился сразу после урока немецкого языка. Герр Струве куда-то ушел, оставив заведение на Гринделя. Поскольку велись переговоры о том, чтобы молодой человек, его ученик, в ближайшем будущем выкупил аптеку, герр Струве был уверен, что Давид Иероним прекрасно обслужит любого посетителя. Так что молодой химик сидел по одну сторону прилавка, Маликульмульк — по другую, и оба пили ароматный кофе, закусывая печеньем. Из задних комнат доносился стук, двое учеников толкли в ступках какие-то зелья.

— Трудно сказать — тело нашли в номере примерно сутки спустя после смерти. Тот, кто отравил этого господина, уж, верно, далеко успел убежать.

— А не выиграл ли господин фон Бохум накануне большой суммы денег?

— Я не знаю. В номере, кажется, таких денег не обнаружили — а то бы уж все об этом кричали. Вы полагаете, его отравили, чтобы забрать выигрыш?

— Да. Именно так я и полагаю.

— Этим делом занимаются полицейские сыщики, — как-то неуверенно сказал Давид Иероним. — Я надеюсь, они всех расспросят и поймут, кто был отравителем…

— Возможно, тот, кто сутки назад съехал из гостиницы, не заплатив, так торопился…

— Неужели вам так все это любопытно?

— Пожалуй, да…

Химик задумался.

— Поиски убийцы, возможно, могут быть занимательны, — согласился он, — но, с другой стороны, чаще всего они просто скучны. Сыщику приходится расспрашивать множество народа, записывать показания, сверять их, бродить по окрестностям, и, наконец, он находит преступника — дурного человека, который соблазнился деньгами. Что бы ни попадалось по дороге, результат один — дурной человек. А вот мы с Георгом Фридрихом ставим опыты — и сами не знаем, что получится в результате. Мы открываем новые сущности, о которых раньше никто не ведал. Скоро Георг Фридрих придет, и мы сегодня, Бог даст, узнаем кое-что новенькое о гальваническом токе.

— Узнаете, а потом?

— Напишем статью в почтенный журнал, выступим с докладом в столице.

— А потом?

— Будем развивать свой успех! Вот что хорошо в нашем деле! Сыщик поймал своего дурного человека, а на следующий день все начинается сначала — другое преступление и другой злодей. А мы продолжаем свои исследования с того места, на котором остановились, и продвигаемся вперед. Человек не должен ходить по кругу! — убежденно воскликнул Давид Иероним. — Если Господь дал ему разум более острый, чем у соседей, он должен двигаться вперед и только вперед!

На это Маликульмульк ничего не ответил. Ему стало жаль химика. Вот сам он, явившись в столицу, именно так и видел свой путь — вперед и вверх, опираясь на силу своего таланта! И что же? Расшиб башку о потолок. Написать «Проказников» лучше, чем они написаны, он не может — но забыты все связанные с ними скандалы, а пьесу так и не поставили. Играть на скрипке лучше, чем играл четыре года назад, не может — но и тогда он не достиг славы Хандошкина. То есть Господь во благости своей ставит зачем-то непреодолимые барьеры — будет такой барьер и у симпатичного Давида Иеронима, всему свое время…

Очевидно, нужно выбирать как раз то, что принесет результат сразу. Ты схватишь этот результат жадными руками, а завтра сделаешь то же самое, и послезавтра, и через год.

Математические способности — именно то, что требуется для Большой Игры. Их и надо развивать, а прочее — милые таланты как раз такого размера, чтобы блистать в гостиной у Варвары Васильевны. Вот только пьеска, кулинарная пьеска…

Стало быть, придется ехать в «Иерусалим»…

Сейчас игроки затаились. Скорее всего, перебрались в какое-то иное место. Но быть того не может, чтобы хозяин «Иерусалима» не оказался с ними в сговоре. Главное, предстать перед ним в образе Косолапого Жанно, и тогда он сам даст знать своим приятелям: прилетела жирная пташка, которую грех не ощипать!

— Не стану отрывать вас от ваших гальванических успехов, милый Давид Иероним, — сказал Маликульмульк. — Кланяйтесь герру Парроту.

И увидел, что Гриндель рад его уходу.

Давид Иероним, человек по характеру пылкий, но мягкий, совершенно не желал, чтобы в его аптеке встретились люди, один из которых другому отчего-то неприятен. Что же, он прав — необъяснимое противостояние начальника губернаторской канцелярии и профессора Дерптского университета тут ни к чему.

Пока Маликульмульк пил кофе в аптеке Слона, прошел дождь, круглобокие камни мостовой блестели, одни отливали синим, другие тускло-красным, иные — рыжеватым. На сей раз он забыл считать шаги от аптеки до Рижского замка — голова была занята иным.

Он сочинял, что сказать хозяину «Иерусалима». Идея была, весьма неплохая идея, но недоставало сведений. У кого получить сведения — он пока не знал. Но, подходя к Южным воротам, он уже примерно представлял себе свой завтрашний трудовой день.

В декабре 1797 года покойный император Павел окончательно решил предоставить убежище в Митаве брату казненного французского короля, которого уже называли Людовиком Восемнадцатым. В марте следующего, 1798, года король прибыл в Митаву с двумя племянниками своими, герцогами Беррийским и Ангулемским, сыновьями его младшего брата, графа дʼАртуа. Позднее приехала королева Мария-Жозефина-Луиза Савойская — как и король, со свитой. Последней, в июле, явилась Мария-Луиза-Шарлотта Французская — та, кого называли «тампльской сиротой». Лишь она уцелела из всех детей покойного Людовика Шестнадцатого. 10 июля она обвенчалась со своим кузеном — герцогом Ангулемским.

В Митаве образовался маленький королевский двор. Туда съезжались знатные эмигранты, чтобы, объединившись, дождаться лучших времен. Но длилось это всего два года — Павел Петрович, вдруг проникшись уважением к узурпатору-корсиканцу, решил жить мирно с нынешним властелином Франции и вздумал выставить королевское семейство из пределов России. Людовик Восемнадцатый с близкими поселился в Варшаве, аристократы разбрелись кто куда.

Они-то и были нужны Маликульмульку — точнее, не они сами, а их знатные имена. В переписке между Санкт-Петербургом и Рижским замком эти люди непременно упоминались. Больше проку было бы от переписки Санкт-Петербурга с курляндским губернатором Ламсдорфом, но, поди, ее раздобудь. А канцелярский архив был в полном распоряжении Маликульмулька.

К обеду у него уже был готов списочек знатных имен — оставалось только его заучить. Герцог де Берри, граф де Сен-При, виконт дʼАгу, кардинал де Монморанси, граф дʼАварей — имена были роскошные.

Графини де Гаше среди них, понятное дело, не оказалось. Была герцогиня де Гише — но вряд ли эта дама стала бы раскатывать по Риге в наемном экипаже с молодым Дивовым.

Затем Маликульмульк стал выяснять, как добраться до «Иерусалима». Летом он не вздумал бы задавать таких вопросов, он любил ходить пешком. А осенью шлепать под дождем — сомнительное удовольствие. Ему посоветовали перейти через мост, а на том берегу взять извозчика. Почему-то извозчики неохотно ездили через Двину. Маликульмульк даже обрадовался — наконец-то он сможет измерить ширину реки шагами.

На следующий день он насчитал по мосту девятьсот шестьдесят два шага, но часть моста лежала на песчаной мели, которую он, разумеется, заметил слишком поздно — не сразу понял, отчего бревна под ногами перестали колыхаться. Мель была искусственного происхождения, ее много лет назад насыпал полковник Вейсман на самом конце Газенхольма, а народ прозвал ее носом Вейсмана.

Настроение у Маликульмулька было бодрое. Все ипостаси, которые составляли в этом году и в этом городе его личность, находились в приподнятом состоянии духа. Косолапый Жанно предвидел вкусную еду. Маликульмульк — увлекательное наблюдение за причудами и страстями человеческими. Проснувшийся после долгой спячки господин Крылов заранее радовался Большой Игре.

Искомое заведение «Иерусалим» располагалось примерно в полутора верстах от моста, в Торенсберге. Сперва это была простая корчма, и даже не на Митавской дороге, а чуть в стороне, на берегу рукотворного Мариинского пруда. Потом вокруг корчмы зародился целый мир.