Литмир - Электронная Библиотека

Он приказал нам взяться за руки. Я почувствовал пухлую влажную ладонь Лешки на своей руке. Добродеев нервничал и потел. Я готов был рассмеяться, но смех застрял у меня в глотке – мы пересеклись взглядом с колдуном. На долю секунды, на малый временной осколок, но и этого хватило с лихвой. Я почувствовал тоску смертную и тяжесть в членах – казалось, меня запихнули в давящий скафандр, голова опустела, лишь бился жалкий ошметок какой-то недодуманной мысли, будто я что-то почему-то должен сказать… Казимиру – брат смотрел на меня и молча ждал. Моя голова готова была с треском разлететься, и только мучительным усилием воли я удерживал ее в границах. Казимир сверлил меня взглядом исподлобья, лицо его вытягивалось и плыло, в глазах плавала ненависть. Меня затошнило, появилась звенящая боль в ушах. И вместе с тем я понимал, что это все ненастоящее, понарошку, это игра, и стоит лишь хорошенько топнуть ногой или даже просто шевельнуться, как все пройдет, но не мог двинуть и пальцем и все глубже проваливался в темноту и вязкую тишину…

И вдруг меня отпустило – я вынырнул, обессиленный, какой-то ватный, цепляясь за горячую спасительную Лешкину ладонь. И звуки полились в уши. Вязкая тишина отступила.

Он сказал, что мы должны вспомнить тех, кого уже нет с нами. Мягкий вкрадчивый голос, полуприкрытые глаза – проступали жутковатые полоски белка, так и просились туда медные пятаки. Лицо трупа. Неподвижные губы, хотя слова звучали. Фокус-покус. Его, наверное, можно было назвать красивым… Смуглое сильное лицо, черные с сединой волосы, четко очерченный крупный рот. Но… что-то мертвящее, потустороннее, пустое… «Грим?» – мелькнула у меня мысль. Или… плата за знание? Расплата. Интересно, как он спит по ночам? Видит кошмары? Или сном праведника? Худые руки с длинными гибкими пальцами. Все в традициях магического цеха. Адекватный антураж. Мерлин. Не хватало только черного бархатного плаща и серебряной цепи на груди. Вместо этого был черный свитер, из ворота которого торчала бледная кадыкастая шея с набухшей веной – меня передернуло. Я не мог отвести от него взгляда, наливаясь тоскливым раздражением и чувством неловкости. Он же больше ни разу на меня не взглянул.

Легкий сквозняк едва заметно колебал огни свечей. Их горело десятка два по всей комнате. Они потрескивали, удушливо чадя, с шорохом скатывался воск. Я сидел, налитый тоской, чувствуя неровный пульс в Лешкиной ладони, спрашивая себя, какого черта я тут забыл. На что рассчитывал и чего ожидал? Я скептик по натуре, занудный, скучный реалист, привыкший иметь дело с цифрами. Ничего не ожидал, шел, как на забаву, чувствуя свое превосходство, невнятно представляя себе, как буду рассказывать… потом, что был, удостоился, участвовал… пожимая при этом плечами, давая понять, что Колдун – очередной шарлатан и проходимец. Он сверкнул взглядом – мне показалось, он проник в мои мысли и все про меня понял, а я сидел дурак дураком, взявшись за руки, в компании истеричных дамочек, закативших глаза, и притихшего не к добру Лешки… Стыдно-с!

– Я понимаю, – сказал колдун негромко, и я почувствовал, что он обращается ко мне. – Не все верят, но этого и не нужно. Слепая вера приносит вред. Самое главное, не бойтесь. В каждом человеке живут другие сущности, вроде зеркальных отражений… со своей памятью, воображением, умением предвидеть будущее и проникать в другие миры… Наши сны – отголоски их путешествий… Сейчас мы попробуем вызвать их… освободить… и спросить о тех, кто нам дорог. Никто не исчезает бесследно, просто дверь закрыта…

Он говорил и говорил, почти не разжимая губ, обволакивая своим мягким глуховатым голосом, от которого клонило в сон. Кажется, я уснул. Мне приснился отец. Сверкает река, подрагивают от легчайшего ветерка узкие серебристые листья ив. Белый речной песок, выцветшее летнее небо. Ни облачка. Отец – с мокрыми волосами в сверкающих каплях воды – щурится на солнце, улыбается, что-то говорит, но звука нет – кино немое, черно-белое…

– Ты что-нибудь видел? – спросил притихший Лешка Добродеев уже на улице.

– А ты?

– Черт его знает! – искренне ответил он. – Вроде видел… а может, и нет. Не знаю! А ты?

– Отца видел. Мы часто ходили на реку…

– И что ты думаешь? – Он смотрел на меня с жадным любопытством.

– Ничего. Не знаю. Не верю я в эти штуки…

– Я тоже не верю, но говорят разное.

– Пишут тоже разное, – уколол я его. – Сон разума. Будешь ведь писать?

– Конечно, буду. Город полон слухов, все просто в истерике.

– Сделаешь ему рекламу? Это он тебя попросил? – догадался я.

Лешка пожимает плечами и не отвечает. Жулик! Ему все равно, о чем писать, лишь бы платили. Он всегда раздражал меня всеядностью и жадностью во всем – в знакомствах, шмотках, застольях. Мы холодно прощаемся и расходимся. Удивительно, что это меня так задело. Расходимся, как оказалось, на долгих семь лет. До сегодняшнего… Нет, уже вчерашнего вечера, когда наши дорожки снова пересеклись. Мои и Колдуна…

…Я уступил актрисе спальню. Постелил себе в кабинете. Она принимала душ, кажется, напевала что-то. Чувствовала себя как дома. Простыня была шуршащей и ледяной. Давно я не спал на диване. Я чувствовал себя последним дураком, невольно прислушивался к звукам из спальни, но лежал неподвижно, прикованный к жесткому дивану. Вспоминал…

Глава 5

Анечка

Миша молчал почти всю дорогу. Только и спросил: «Может, ко мне?» Я виновато ответила, что мама волнуется, и он кивнул, соглашаясь. Я тоже молчала. Только сейчас я испугалась по-настоящему. Я не понимала, как могла отдать ребенка… все получилось так быстро! Бедный Павлик! А если бы этот Хмельницкий оказался негодяем? А если бы он мне не открыл? Я прижала ладони к горящим щекам и покосилась на Мишу. Миша… сильный, надежный, немногословный, глаза прищурены. Человек-скала. Четкий профиль, мощный разворот плеч. Руки… Сильные надежные руки спокойно лежат на руле. Он ни о чем не спросил, хотя любой другой на его месте… Я не пришла на условленное место, не позвонила, исчезла и проявилась лишь в полночь, причем позвонила из квартиры постороннего мужчины, который затем проводил меня к машине. Я ему благодарна – можно собраться с мыслями и объяснить, что произошло, осторожно выбирая слова. Без особого урона для репутации. Ну, что-нибудь вроде того, что Хмельницкий на самом деле отец Павлика, и я, зная об этом и принимая во внимание то, что актриса Ананко… Ох, если бы! Не умею я врать. А сегодняшний вечер… уже вчерашний, навсегда останется кошмаром всей моей жизни. А вдруг узнает заведующая, Алина Эдуардовна? Вдруг актриса Ананко пожалуется, что я отдала ребенка неизвестному лицу? А вдруг этот Хмельницкий расскажет ей, что я ткнула ему Павлика и удрала? И нагрубила? Похолодев, я представила себе собрание сотрудников с повесткой дня: «ЧП в нашем коллективе» о нерадивом и легкомысленном сотруднике… сотруднице, которая своими руками… чужого вверенного ей ребенка… отдала неизвестно кому, первому встречному, который даже не являлся его отцом! В президиуме – пострадавшая заплаканная мать, актриса Ананко, и псевдоотец, тот самый Хмельницкий Артем Юрьевич.

У моего дома Миша спросил:

– Может, расскажешь?

Он повернулся ко мне. Спокойный, деловитый… Иногда мне кажется, что у Миши нет чувства юмора – он никогда не смеется над шуточками из телевизора и не рассказывает анекдотов, но мама говорит: «Слава богу, что нет, ведь смех без причины… сама знаешь. Смеются бездельники и эстрадные комики – первым нечего терять, вторые зарабатывают. А Миша весь в мыслях о деле».

Он смотрел на меня серьезно, чуть сведя брови, такой значительный, мужественный… Я подумала, что мама права! Мне повезло с Мишей. Он надежный, сильный и… Впрочем, я, кажется, об этом уже говорила.

– Я отдала ребенка чужому человеку, – сказала я. – Павлика Хмельницкого…

– Ты отдала ребенка из детского садика чужому человеку? – уточнил Миша. – Зачем?

– Я думала, это его отец.

8
{"b":"229306","o":1}