Стефан Медлей сидел в библиотеке, глядя на книжные полки и не замечая их. Он должен был рассказать Хоку и Фишер о своей возлюбленной, но не смог. Они бы не поняли его.

Любовь — новое испытание для Медлея. Раньше его единственной страстью была работа. Он уже давно пришел к заключению, что не обладает тем, что привлекает женщин в мужчинах. Он довольно невзрачен, не занимает высокого положения и не имеет большого состояния, а выбранная им профессия едва ли привлекательна. Медлей не слишком многого ждал от жизни, только хотел, чтобы кто-то думал о нем, чтобы рядом был человек, способный наполнить его жизнь смыслом. Он мечтал иметь в жизни то, что имеют все остальные, и чего у него никогда не было.

И вот наконец он нашел свою любовь — или она нашла его — и не может отказаться от нее. Кроме любви, у него не было ничего. Не считая дружбы Джеймса… Медлей ударил кулаком по ручке кресла. Джеймс верил в него, сделал своим другом и ближайшим помощником, доверял ему, как никому другому. А он эгоистично хранит секрет, который может погубить карьеру Джеймса, если правда всплывет наружу.

Нет у него выхода. Джеймс никогда не поймет его чувств. Так уж вышло, что он, Медлей, влюбился именно в эту женщину, хотя на свете есть много других… Правда, у него не было выбора. Все произошло помимо его воли. Он всегда думал, что любовь — нечто очень благородное и романтичное. Но получилось наоборот. За одну ночь изменилась вся его жизнь.

Медлей сидел, задумавшись, пока его разум отчаянно пытался найти выход из положения, в которое он попал. Но выхода не было. Рано или поздно придется выбирать между другом и возлюбленной, — и что тогда произойдет? Сделать выбор очень трудно. Трудно разрываться между политикой и любовью.

— Это все больше и больше напоминает мне случай с Блекстоуном, — сказала Фишер. — Произойдет что-то ужасное. Меня одолевают дурные предчувствия, и вряд ли мы сможем что-либо сделать.

— Но в тот раз у нас была по крайней мере дюжина подозреваемых. А теперь приходится выбирать между двумя: женой и лучшим другом нашего подопечного. Единственная тайна, которую удалось пока раскрыть, — то, что Медлей встречается с девушкой из семьи консерваторов. Едва ли это существенный мотив для убийства и предательства. Ты согласна? — спросил Хок.

— Не смотри на меня так. Из нас двоих думаешь ты, а я выполняю черновую работу. От всяких тайн у меня болит голова.

— Хорошо. — Хок нахмурился. — Остается еще дворецкий, Вильерс. Может быть, он что-нибудь расскажет. Слуги всегда очень наблюдательны.

Фишер кисло усмехнулась.

— Вопрос в том, захочет ли он поделиться с нами своими наблюдениями. Мне сдается, что Вильерс — слуга старой школы: верный хозяину до смерти, а может быть, и после смерти. Нам повезет, если он ответит на вопрос, сколько сейчас времени.

Они молчали, когда дверь открылась и в кабинет вошел Вильерс. Он вежливо поклонился Стражам, плотно прикрыл за собой дверь — весь внимание, желание услышать, что от него требуется. Чопорная осанка дворецкого и терпеливое, строгое выражение лица создавали впечатление достоинства, которое нарушалось только смешными пучками седых волос над ушами, контрастирующими с абсолютно лысым черепом. Вильерс был одет с исключительной тщательностью и не казался бы неуместным даже в особняке Господа Бога.

Любопытно, что защитник простых людей держит таких слуг.

— Садитесь, — пригласил Хок.

Вильерс еле заметно, но решительно покачал головой.

— Я лучше постою, сэр.

— Почему? — удивилась Фишер.

— Мне не подобает сидеть, мэм, — ответил Вильерс. Последнее слово он добавил после заметной паузы.

— Давно вы работаете дворецким у Джеймса Адаманта? — спросил Хок.

— Девять лет, сэр. До этого я был дворецким у его отца. Семья Вильерсов служит семье Адамантов на протяжении трех поколений.

— Даже в тяжелые времена, когда Адаманты лишились всего?

— У каждой семьи время от времени случаются неприятности.

— Что вы думаете по поводу политических взглядов Адаманта? — спросила в свою очередь Фишер.

— Мне не подобает говорить об этом, мэм. Мой долг — служить господину Адаманту, а семья Вильерсов всегда знала свой долг.

— Вы ладите с миссис Адамант? — задал вопрос Хок.

— Она превосходная леди. Из прекрасной семьи. Большая поддержка господину Адаманту. Ее здоровье в последнее время несколько ухудшилось, но она по-прежнему выполняет свои обязанности по отношению к мужу, хорошо ведет домашнее хозяйство. Миссис Адамант — весьма целеустремленная молодая леди.

— Что у нее со здоровьем? — поинтересовалась Фишер.

— Не могу точно сказать, мэм.

— Как вы относитесь к Стефану Медлею? — спросил Хок.

— Судя по всему, господин Медлей весьма компетентен в своем деле, сэр.

— А что насчет его личной жизни?

Вильерс слегка подтянулся.

— Это меня не касается, сэр, — ответил он твердо. — Я не одобряю сплетен и стараюсь не допускать их распространения среди прислуги.

— Спасибо, Вильерс. У нас все.

— Благодарю вас, сэр, — Вильерс церемонно поклонился Хоку, вежливо кивнул Фишер и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Я еще не встречал дворецкого, которому повредил бы хороший пинок под зад, — заключил Хок.

— Верно, — кивнула Фишер. — Все они снобы. Даже если бы он что-нибудь знал, он бы не сказал каким-то Стражам: «Это меня не касается».

— Может быть, ему нечего сказать, — предположил Хок. — Возможно, никакого предателя нет, а есть часть хитрого плана консерваторов, чтобы смутить Адаманта и лишить его уверенности.

Фишер застонала.

— У меня голова раскалывается.

— Потерпи. Ответ лежит где-то рядом, надо только копнуть поглубже. Будь я проклят, если позволю Адаманту погибнуть так же, как Блекстоуну. Я уберегу его, даже если мне придется лично убить всех его врагов.

— Ну ты и сказал, — покачала головой Фишер.

Никакие рассказы не могли подготовить Хока и Фишер к тому, что им довелось увидеть и испытать на улицах. Адамант вышел из дома до наступления полудня вместе с ними, Медлеем, Даниель и небольшой армией своих последователей, наемников и сочинителей речей. Хок был немного оскорблен присутствием наемников — как будто их с Изабель недостаточно для безопасности Адаманта. Но когда процессия оказалась на улице, вокруг мгновенно собралась такая плотная и возбужденная толпа, что только отряд наемников и мог защитить Адаманта от напора множества людей. Хок и Фишер грозно взирали на всех, кто приближался к нему слишком близко.

В памяти Хока это утро отложилось мешаниной улиц, людей и митингов. Адамант произносил бесконечные речи, заражая слушателей лихорадочным возбуждением и горячим желанием голосовать за реформаторов, надеясь, что это желание не испарится до начала голосования. Последователи Адаманта раздавали деньги всем, у кого хватило сообразительности протянуть руку, а бесплатная выпивка текла рекой. Составители речей постоянно переделывали их, сообразуясь с местными условиями, и судорожно вкладывали дополнительные листки Адаманту в руки буквально за секунду до начала выступления. Но Адамант каким-то образом успевал изучить листки, и слушавшим его речи казалось, будто эти мысли только что пришли ему в голову. Хок был поражен. Вместе с тем он понял, чем были сильны речи Адаманта. Искренность оратора — вот что их объединяло, и слушатели чутко улавливали это. Адамант верил в свое дело и внушал веру другим людям.

На Ил-Стрит они встретили домовладельца, под страхом выселения диктующего своим жильцам, как надо голосовать. Адамант произнес получасовую речь о недопустимости притеснения избирателей и достоинствах тайного голосования, а Фишер вышибла домовладельцу пару зубов. Неподалеку, на Бейкер-Стрит, Хардкастл поставил изготовленного колдовским способом двойника Адаманта, который призывал к насилию. К несчастью для двойника, он был чересчур очарован звуками собственного голоса и не успел вовремя убраться. Наемники Адаманта позаботились об охранниках двойника, а Хок и Фишер схватили его самого. Адамант тут же произнес сенсационную речь о необходимости запретить грязные трюки в политике, Хок и Фишер тем временем по очереди окунали двойника головой в канаву, пока он наконец не признался, кто его хозяин.