— Мой внук будет править и Лесом, и Горами, — сказал герцог. — Он объединит их в одну страну, как это и было давным-давно. Я останусь здесь, чтобы проследить, чтобы его правильно воспитали. Чтобы он вырос сильным и могущественным и искоренил всю эту южно-демократическую чушь. Я сделаю все необходимое, чтобы ничто не помешало этому.

— Нам нужно побеседовать с вами о смерти Харальда, — сказал Хок, решив, что с него хватит старческой болтовни. — Где вы находились в момент убийства короля?

— Здесь, со своими людьми. В тот день артрит мучил меня особенно сильно. Не пытайтесь повесить обвинение на меня, капитан. Мне смерть Харальда была невыгодна. Флисс приносила мне куда больше пользы в роли королевы-супруги. Кончина Харальда как ничто иное активизировала сторонников этой идиотской демократии.

— Кто, по-вашему, убил его?

— Вы хотите, чтобы я делал вашу работу за вас?

— Вы здесь такой же посторонний, как и мы, — пояснил Хок. — Но пробыли в замке дольше, поэтому у вас больше связей. Возможно, ваши люди видели или слышали что-нибудь, что мы сочли бы интересным.

— Я бы на вашем месте поставил на Магуса, — медленно проговорил герцог. — Он гораздо могущественнее, чем показывает, дьявольски загадочен и знает слишком много, чтобы хоть кто-нибудь мог спать спокойно. И кто преодолеет магические щиты лучше человека, который их сам же и установил? Какое-то время я грешил на Флисс, но у нее смекалки не хватит.

— Ходят слухи о любовнике королевы, — вставила Фишер.

— Пустое. Никого не было. Я бы знал.

— Мог ли Харальд иметь любовницу? — спросил Хок.

— Нет. Опять-таки, я бы знал. И не позволил бы ему развратничать. Никто не посмеет безнаказанно обидеть мою дочь. Разумеется, остается еще Хеллстром, сэр Вивиан. Предатель — всегда предатель. Харальду следовало убить его, когда тот вернулся живым после войны демонов. И, наконец, имеется сэр Роберт, ландграф. И весь тот демократический сброд, который вертится вокруг него. Они могут достичь власти только путем убийства. Копните там — и вы найдете грязь.

— Но со смертью Харальда, — не унималась Фишер, — вам стало гораздо легче давить на Фелицию. Как вчера в тронном зале. И вы сами заявили, что имеете собственные взгляды на воспитание Стефена. При наличии армии, сосредоточенной у границ Леса, вы можете заставить двор назначить регентом вас — и тогда именно вы получите полную власть и над Герцогством под горой, и над Лесным королевством.

— А вы неплохо соображаете, — одобрительно произнес герцог. — Имей хоть одна из моих дочерей половину ваших мозгов, я бы не печалился так о своем наследстве.

Фишер проглотила гневную отповедь. Ей хотелось, чтобы отец оказался убийцей, но у неё пока не было никаких улик для справедливого обвинения. А она была слишком хорошим полицейским, чтобы позволить эмоциям повлиять на ее суждения. Принцессе хотелось задать герцогу еще кое-какие вопросы, просто ради ощущения власти над ним, но трудно получить удовлетворение, запугивая искалеченного старика. Хок уловил в ее взгляде отблеск внутренней борьбы.

— Нам пора, — быстро проговорил он. — Спасибо за сотрудничество, герцог Арлик.

— Не трудитесь вставать, — добавила Фишер. — Мы сами найдем дорогу к выходу.

— Вы пока никуда не идете, — остановил их герцог. — Внезапно отовсюду появились вооруженные гвардейцы с мечами наголо. Они сомкнули кольцо вокруг Хока и Фишер. Супруги быстро встали спина к спине, но не сделали попытки вытащить оружие. Измотанные до предела, они не хотели начинать битву, которую были не в состоянии закончить.

— Я не забыл, как вы унизили меня вчера в тронном зале, — продолжал герцог. — Я не забываю неуважения. Думаю, вам обоим следует извиниться передо мной.

Хок быстро огляделся. Гвардейцев было человек сорок. Здоровенные, профессионального вида бойцы. Паршивое соотношение, даже не будь они с Фишер настолько уставшими после целительного заклятия. Единственная дверь казалась невероятно далекой.

— Ладно, — кивнул Хок. — Я сожалею, что мы обидели вас. Можем мы теперь идти?

— Капитан Фишер еще не извинилась, — возразил герцог.

— Убирайтесь к дьяволу, — сказала Фишер.

— Давай, — шепнул ей Хок. — Мы не в том положении, чтобы беречь самолюбие. Это же только слова.

— Извините, — еле слышно произнесла Фишер.

— По-моему, этого недостаточно, — издевался герцог. — В вашем голосе не хватает искренности. Вам придется сделать это как следует. Полагаю, следует встать передо мной на колени и склониться до пола, чтобы я мог поставить ноги вам на шеи, дабы между нами не осталось недопонимания.

— Извините, — возразил Хок. — Этого мы не сделаем. Лучше попытаем счастья в битве.

— Но шансы у вас не очень велики, — не согласился герцог. — Не в нынешнем-то состоянии. А на меня вы напасть не можете из-за моего амулета. Все до крайности просто. Если вы не исполните в точности, что я говорю, капитан Хок, мои люди убьют капитана Фишер. И наоборот, разумеется. В любом случае, по крайней мере, один из вас поклонится мне.

— Вы не сможете убить нас безнаказанно! — выкрикнула Фишер.

— Уверен, что смогу. Не забывайте, моя армия ждет на границе. Вы не настолько важные персоны, чтобы воевать из-за вас.

— Вы развяжете войну из одного только уязвленного самолюбия? — поразился Хок.

— Этот — развяжет, — процедила Фишер. Ничто и никогда не имело большего значения, чем его гордость.

— Моя репутация — единственное удовольствие, которое мне осталось в жизни, — признал герцог. — Никто не смеет разговаривать со мной так, как это делали вы, и уйти безнаказанным.

Хок и Фишер обменялись быстрым взглядом. Оба понимали, что если попытаются драться, то неизбежно проиграют. И умрут. Хок вспомнил поединки с сэром Чэмпионом много лет назад, на главном дворе Лесного замка. Вспомнил, как этот страшный воин бил и унижал его и оставлял валяться в луже собственной крови. Тогда он поклялся, что больше никому не позволит обращаться с собой подобным образом. Но Хок не мог рисковать жизнью Фишер.

Не так уж это и трудно. Ради нее он переживал и худшее.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Мы встанем на колени и поклонимся, а затем уйдем. Согласны?

— Разумеется, капитан. Даю слово.

— Нет, милый, — пролепетала Фишер. — Я не могу. Не перед ним.

— Придется. Это нас не убьет. — И Хок шепнул: — для мести придет время позже.

— Хок…

— Придется.

Принц выступил вперед, опустился на колени перед герцогом и прижал лоб к холодному мраморному полу. Он дрожал от едва сдерживаемой ярости, чувствуя во рту горький вкус унижения. Хок слышал, как рядом преклонила колени Изабель. Последовала пауза, затем тихое поскрипывание ремней и тросов — герцог поднял ноги и поставил их капитанам на шеи. Он негромко рассмеялся и осторожно убрал ступни.

Хок и Фишер неловко поднялись. Принцесса пылала от стыда и ярости, ладонь дрожала возле рукояти меча. Лицо Хока оставалось холодным, а единственный глаз горел смертельным ледяным огнем.

Герцог задумчиво посмотрел на него.

— Интересно, вы сделали это, но по-прежнему намерены бросить вызов моей воле. Унижение не сломило вас. Да, любопытно, что же для этого потребуется… Ах да. У вас очень красивый топор, капитан. Очень красивый. Думаю, я возьму его на память, чтобы мы оба всегда помнили это мгновение. Отдайте мне секиру, капитан. Быстро.

Хок взглянул на покоящийся у бедра топор и медленно вынул его. Огромный вес пригибал усталую руку к полу.

— Не делай этого, Хок! — воскликнула Фишер. — Боже, не делай этого…

— Эту секиру подарил мне Верховный маг, — спокойно и даже задумчиво произнес Хок. Он взглянул на герцога и медленно улыбнулся. — У него есть одно очень полезное свойство. Он прорубает любую магическую защиту. Включая и ту, что дает вам Полуночный Амулет. Мы с Фишер уходим. А если кто-нибудь попытается остановить нас, клянусь, я возьму этот топор, который вам так понравился, и всажу вам его точнехонько между глаз.