— Ладно, твоя взяла, — неохотно признала она. — Руперт и Джулия…
— …не приедут! — отрезал Хок, вставая между королевой и герцогом. Фишер тут же оказалась рядом и гневно уставилась на своего отца. — Мы с Фишер расследуем это убийство и найдем виновного. Мы никуда не уйдем. Мы нужны здесь. Хотя бы просто потому, что мы здесь единственные незаинтересованные лица. Так что отвали, Старлайт, или я обрежу тебе подтяжки.
Герцог молча смотрел на него. Очевидно, прошло очень много времени с тех пор, как ему осмеливались открыто бросать вызов.
— Кстати, а что это вам вдруг захотелось снова повидать свою дочь Джулию, герцог Арлик? Разве давным-давно вы не приговорили ее к смерти?
Герцог пожал плечами:
— Она ослушалась меня. Она меня разочаровала. А поскольку у меня имелось еще семь дочерей, надо же было как-то держать их в узде. Поверьте, Джулия не из тех, кто делает то, чего от них ждут. Может, она просто боится снова показаться мне на глаза.
Фишер ухмыльнулась:
— Очень сомневаюсь. Она видела Черный лес, Долгую ночь и князя демонов. После всего этого старик, который не разваливается только благодаря бечевке и сургучу, вряд ли представляет для нее серьезную угрозу.
— Я — суверенный монарх Герцогства под горой. Вы не смеете говорить со мной в таком тоне.
— Еще как смеем, — возразил Хок. — Вы не первый правитель, кого мы осаживаем, и не последний. У вас нет над нами власти. Мы — Хок и Фишер. И мы не перед кем не преклоняем колен.
— Правда-правда, — поддакнула Фишер.
Герцог Арлик повернулся к своим гвардейцам:
— Убейте их.
Герцогская гвардия вытащила мечи и молча, сосредоточенно бросилась вперед. Хок и Фишер выхватили оружие и пошли им навстречу. Прочие, разинув рты, наблюдали, как сшиблись мечи, брызнула кровь — и пришельцы втоптали в грязь двадцать гвардейцев. Чанс прыгал вокруг потасовки и причитал: «Только никого не убивайте! Пожалуйста, не убивайте их!»
Горские гвардейцы были тренированными, опытными солдатами, но не смогли тягаться с Хоком и Фишер, которые повзрослели при гораздо более жестких условиях, чем люди герцога вообще могли себе представить.
Вскоре и на полу, и на одежде придворных оказалось много крови. Повсюду валялись раненые и оглушенные гвардейцы. Немногие оставшиеся побросали мечи и сдались, вопреки гневным приказам своего герцога.
Хок и Фишер с тихим удовлетворением огляделись, очистили клинки от крови и убрали их в ножны, не потрудившись даже взглянуть в сторону Арлика. Сэр Роберт Хок начал аплодировать и большинство придворных присоединились к нему. Королеве Фелиции явно очень хотелось сделать то же самое.
Чанс приблизился к Хоку и Фишер и тяжело вздохнул:
— Неужели вы двое ни с кем не можете поладить?
— Мы ведь никого не убили, — невинным тоном возразил Хок.
— Именно так вы представляете себе дипломатию, да?
— Ну, в общем и целом, да, — ответила Фишер.
— Считай это утверждением принципов. Впрочем, нам все равно. Итак, на чем мы остановились, Арлик?
Чанс мгновенно оказался между ними и герцогом.
— Достаточно. Герцог является гостем при дворе и в качестве такового находится под моей защитой. Я не могу позволить вам угрожать ему.
— Вечно ты портишь все удовольствие, — проворчала Фишер.
И тут всё замерло, потому что из неимоверного далека донесся рокот железного колокола. Жуткий звон перекатывался в воздухе, словно медленный гром. Этот набат отдавался в самой сокровенной глубине человеческой души, и каждый из находящихся в зале ощутил это. Кошмарный колокол звонил и звонил, словно дьявол призывал проклятых на молитву у своих раздвоенных копыт.
— Что это? — спросила Фишер. — Что это за звук? Откуда он исходит?
— Это большой колокол Опрокинутого Собора, — ответил Магус, повышая свой обычно тихий голос, чтобы его услышали сквозь гул. — Он молчал несколько веков.
— Тогда почему он зазвонил сейчас?! — в отчаянии крикнула королева Фелиция.
— В замок явилось нечто новое, и оно изменит все, — ответил колдун. На Хока и Фишер он не смотрел.
— Кто же звонит в эту проклятую штуку? — поинтересовалась фея Лунный Блик, зажав острые ушки крохотными ручками.
— Не знаю, — отозвался чародей. — Может, Жареный?
— Плевать, кто там звонит! — заревел Хок. — Как нам остановить его?
Ответом Магус не располагал. Теперь уже все придворные заткнули уши, но это не помогало. Набат страшного колокола Опрокинутого Собора услышал бы и глухой, и последний тупица плакал от ужаса при этом звуке. Некоторые тряслись, кого-то тошнило, по щекам текли слезы, от рыданий сотрясались плечи. По всему периметру тронного зала свет начал меркнуть. В глубине теней ощущалось чье-то ужасное присутствие. Мужчины схватились за оружие. В заполненном народом зале нарастала паника, сдерживаемая лишь отсутствием общего порыва. Все были равно готовы бежать или нападать.
А затем те, кто находился ближе всех к теням, зашатались, будто пьяные. С лиц их отхлынула вся краска, взгляд сделался рассеянным. В этих людях появилось нечто бесплотное, словно из них утекла самая жизнь. Лица их кривились в гримасах отчаянного ужаса, как будто их высасывали гигантские пиявки. Некоторые провалились в тень, которая поглотила их, словно чернильные воды. Те, кто стоял к исчезнувшим ближе других, отчаянно сражались между собой, лишь бы убраться подальше от голодной тьмы. Тени становились больше, темнее, глубже. Некоторые бросились туда с мечами, но сталь безвредно проскальзывала сквозь темноту.
Хок и Фишер встали спина к спине с оружием наготове, высматривая врага, с которым они могли бы сразиться.
Королева вскочила с трона:
— Сделайте что-нибудь, черт подери! Кто-нибудь, сделайте что-нибудь!
— Единственное известное мне заклятие, у которого достанет мощности отбросить подобное зло, наверняка убьет здесь все живое, сказал Магус. — Если ситуация будет усугубляться, мне, возможно, придется пойти на это, но в данный момент, полагаю, нам лучше приступить к эвакуации.
— Если люди побегут, половина все равно будет затоптана насмерть! — заорала королева. — Делайте что-нибудь!
— Увы, ваше величество…
— Ты тут стоишь и извиняешься, а люди умирают! — воскликнула Тиффани, вырываясь из толпы. — Типичный колдун. Прочь с дороги!
Она поднялась в воздух, уронив тапочки. Длинные рыжие волосы плыли вокруг ее безмятежного лица, словно огромное янтарное облако. Тиффани вознеслась над шумом и суетой охваченной паникой толпы, со скрещенными на груди руками, словно старинное романтическое изображение ангела. Глаза ее были закрыты, лоб нахмурен. Железный колокол пропустил удар. А затем Тиффани заговорила, и голос ее звучал повелительно, словно ее устами изрекал некто гораздо больший.
— Fiat Lux! — произнесла Тиффани. — Да будет свет!
И свет явился.
Ослепительное сияние омыло Тронный зал, словно освежающий дождь в жаркий полдень. Каждый был окутан его сверкающей славой, пронизавшей тела волной успокоения и прощения. Свет затопил все помещение, яркий, как милосердие, и живой, как сама справедливость. Он изгнал мрак и тени, которые не могли устоять против его мощи. Те, кого поглотила тьма, вернулись невредимыми и только озадаченно моргали.
А затем и свет, и тьма исчезли, а гул жуткого колокола смолк. Тронный зал снова стал просто большим залом. Люди вполголоса переговаривались, пожимая руки и обнимая друг друга. И только Чанс заметил, как Тиффани камнем выпала из воздуха.
Он пробился сквозь толпу к ней, бесцеремонно отталкивая персоны, куда более важные, чем он сам. Юноша опустился на колени перед упавшей ведуньей, которая лежала на полу, словно оброненный носовой платок. Он проверил ее дыхание и пульс и с облегчением выдохнул, обнаружив, что она цела и невредима.
Чанс взял девичьи ладони в свои и позвал возлюбленную по имени. Тиффани медленно открыла глаза, зеленые, как самые роскошные луга Лесной страны, только вдвое теплее. Молодые люди улыбнулись друг другу, и на долгое мгновение остальной мир перестал для них существовать.