— В самом деле? — В голосе слышалось легкое сожаление. — Тогда, быть может, вас заинтересует вращающийся стул пятнадцатого века или ваза эпохи короля Георга?

Мэг рассмеялась и смягчилась.

— Я бы не против их увидеть. Но не сегодня. Сейчас я очень занята.

— Пойдете к Гансу?

— Это зависит от мистера Уилтона.

— Сходите, если сможете. Поговорите с его экономкой. Напроситесь к ней, если она сама не явится. Заставьте Ганса показать вам, что получится.

— Саймон, вы самый любопытный человек на свете.

— Простите, дорогая, но такова моя натура. И я ей весьма доволен.

На лестнице послышались шаги и Мэг поспешно бросила:

— Мне пора.

— Понимаю: Клайв пришел. До встречи. И еще, Мэг… — уже закончив разговор, Саймон вдруг сказал совсем другим тоном, от которого Мэг даже вздрогнула: — Будьте осторожны!

Он повесил трубку первым, и Мэг постаралась встретить Клайва с беспечным видом.

— Кто звонил?

— Это мне, мистер Уилтон, — и заметив, что он нахмурился, Мэг поспешно добавила: — Всего лишь Саймон Саммерс. Он становится назойливым.

Мэг сама не поняла, зачем пустилась в объяснения и чего хотела, — защитить Саймона или обмануть Клайва? Как бы там ни было, но хитрость её удалась, лицо Клайва просветлело.

— Я не могу винить его, Мэг, но и не позволю вас монополизировать.

— Вам нечего бояться, мистер Уилтон.

Клайв сел за стол. Выглядел он вполне прилично, на лице никаких признаков усталости и подавленности, замеченных Мэг всего несколько часов назад. Взгляд ясен, волосы тщательно причесаны и весь облик дышал уверенностью.

— Ну что, давайте поработаем? А потом у вас будет возможность уделить часок бедняге Гансу. Но и ему не позволяйте слишком командовать. Кстати, Мэг, полагаю, мне не нужно просить вас не распространяться о том, что произошло ночью. Не хочу, чтобы Луиза что-то знала.

— Конечно, — согласилась Мэг, — мне можно доверять, мистер Уилтон.

Отныне любопытство Саймона останется неудовлетворенным. И поделом.

Но с кем же говорил Клайв по телефону прошлым вечером и почему с таким отчаянием и злостью крикнул:» — Чертов идиот!»

В тот день Ганс сказал Дженни:

— Сегодня платье надевать не надо. Осталось только несколько штрихов…

— Значит, больше мне позировать не придется?

— Нет, милая.

— Но приходить сюда мне можно, Ганс?

Ганс, весь испачканный засохшей краской, оторвался от работы и изумленно уставился на нее:

— Конечно. Кто сказал, что ты приходишь сюда только ради портрета? Я люблю тебя.

Дженни смущенно улыбнулась.

— Ну ладно. Я просто подумала, что ты забудешь обо мне, когда начнешь писать портрет Мэг.

— Какая чушь! Я ведь не собирался влюбляться в Мэг.

— Откуда я знаю, насколько тебе можно доверять?

— По этой части я абсолютно надежен. Но что касается портретов… — Ганс задумчиво уставился на полотно на мольберте. И вдруг взмахнул рукой и стал соскребать краску.

— Что ты делаешь, — всполошилась Дженни, — портишь мой портрет?

— Он уже был испорчен, — грустно бросил Ганс. — Он не передает твою натуру. Ничуть. Просто ужас.

— Но ты мне его даже не показал, — возмутилась Дженни.

— Можешь посмотреть, если хочешь.

— Ах, Ганс! — Дженни взглянула на размазанные по холсту краски. — И это после стольких дней работы! После мучений с платьем и всего такого.

— Да. Как ты сказала, после стольких мучений, — плечи Ганса уныло поникли. — Не понимаю, зачем я продолжаю мучиться…

— Не унывай, милый. Может, тебе повезет с Мэг.

— Может быть. Ведь её она для меня ничего не значит. А твой портрет должен был стать шедевром.

Дженни обняла его и прижалась лицом к лицу.

— Дурачок, мне ведь все равно, что и как у тебя получается. Но не ешь себя поедом. Раз не вышел из тебя портретист — ну и черт с ним. Я тебя все равно люблю. — И Дженни его поцеловала. — Ты не думаешь, что нам следует пожениться?

— Пожениться?

— Иногда это помогает. Знаешь, поначалу я об этом и не думала. Просто хотелось приятно провести время. А теперь меня не покидает чувство, что я могу тебя потерять.

Ганс все ещё не пришел в себя.

— Может быть, это и к лучшему, милая.

— Почему? Потому что про тебя не напишут в газетах? Я никогда не хотела выйти замуж за знаменитость. А вот за тобой пора присмотреть как следует. Я уверена, что мисс Барт завтраком тебя сегодня не кормила.

Ганс блаженно улыбнулся:

— Точно, не кормила. Сегодня она не выходила из своей комнаты.

— В самом деле? Почему же ты от неё не избавишься? Пусть ты не можешь позволить себе хорошую экономку, я могу стать ей бесплатно. Я очень прилично готовлю.

— Дженни, мне все-таки нужно подумать. Ты в самом деле хочешь выйти за меня замуж?

— Ты человеческий язык понимаешь? Я намекала тебе на это последние шесть недель, старый ты дуралей.

Дженни поцеловала его в лоб, ощутив мощный прилив нежности. Бедный Ганс совершенно не понимал некоторых вещей. Даже совсем простых, например, что можно обзавестись одной женщиной на всю оставшуюся жизнь, а не встречаться от случая к случаю с разными.

— Подумай как следует, чего ты хочешь, — попыталась Дженни его вразумить. — И взгляни на вещи со всех сторон.

Уходя, Дженни столкнулась с Мэг.

— Привет! — дружелюбно воскликнула она. — похоже, вы напрасно потеряете время. Мой портрет Ганс только что уничтожил. Мол, он вышел недостаточно хорош.

— Вы его видели?

— Пару раз, и то мельком. Ганс не любит, чтобы его работы долго разглядывали. Должна сказать, увидела я довольно странные вещи. Но, быть может, с вами ему повезет. Во всяком случае, ему это доставляет столько удовольствия!

Мэг задумалась. Если это было пустой потерей времени, почему все так уговаривали её позировать? Клайв, Саймон, даже Дженни. Казалось, это стало почетной обязанностью — позировать Гансу, чтобы доставить ему удовольствие.

А сам Ганс после депрессии, вызванной уходом Дженни, моментально оживился, его черные глаза засверкали. Он потратил немало времени в поисках подходящей позы для Мэг.

— Я хочу, чтобы завтра вы надели простое белое платье. Найдется?

— Да. Льняное без рукавов подойдет?

— То, что нужно. Надолго Клайв вас отпустил?

— Можно не торопиться. Мы с ним приступим к работе только вечером.

— Отлично. Тогда попозже мы ещё сможем выпить чаю. Поможете приготовить? Моя экономка сегодня засела в своей комнате. День, видите ли, слишком яркий для её глаз, хотя солнце едва-едва светит. Все, что я могу сделать, — оставить ей еду у двери и проследить, чтобы она не умерла с голоду.

— И что, сегодня она вообще не выйдет?

— Вряд ли. Хотя попозже может и появиться, потому что я видел, как она кормила из окна птиц. Это знак надежды. В плохом настроении она этого не делает.

— Она выпустила кошку, — заметила Мэг при виде крупного рыжего существа, растянувшегося на кипе холстов и следившего за ними большими желтыми глазами.

— О да. Та слишком шумит, когда её запирают. Пришлось настоять, чтобы мисс Барт её выпустила. А теперь, мисс Берни, — Ганс встал к мольберту, внимательно в неё вглядываясь, — мы будем продолжать беседовать. Мне хочется, чтобы ваше лицо было подвижным и выразительным. Может быть, вам захочется рассказать о себе? Я полагаю, это любимое занятие всех молодых женщин.

— У меня очень простенькая биография.

— Любому его собственное прошлое кажется простым. Вчера вы вспомнили знакомое лицо. Возлюбленный?

— О нет, просто симпатичный мне человек.

— Что-то случилось? Он вас оставил или вы его? Или вы все ещё хорошие друзья?

— Мы не ссорились, — сдержанно ответила Мэг.

— Но вы явно несчастны, о нем вспоминая, а молодым это дается нелегко. Родные тоже переживают?

— Они ничего не знают. Я с ними не живу. У меня только брат и отец. Брат уже несколько лет живет в Индии, отец женился снова. И никому из них не до меня. Каждый из нас сам по себе.