Интересно, что он станет делать, если узнает, что в нас течет кровь Харконненов, тех самых Харконненов, которых он ненавидит всеми фибрами души?

Улыбка на губах Алии обратилась вовнутрь. В конце концов близнецы еще дети. Дети, у которых бесчисленное множество родителей, память которых принадлежит им, но не только и исключительно им. Несомненно, близнецы сейчас будут стоять у внешнего ограждения сиетча Табра и наблюдать след приземления корабля Джессики на берегу Арракина. Неужели горящая отметина на небе сделает прибытие Джессики реальным для ее внуков?

Мать, конечно, поинтересуется, как идет их обучение, подумала Алия. Но стоит ли рассудком вмешиваться в учение пранабинду? Я скажу ей, что дети учатся самостоятельно, и процитирую слова внука: «Из всех ответственностей, лежащих на властителе, самая тяжкая – это необходимость наказывать… но наказывать только тогда, когда жертва сама напрашивается на это».

В этот момент в голову Алие пришло, что если она сумеет отвлечь Джессику проблемами близнецов, то все остальные смогут избежать пристального внимания матери.

Это можно сделать без особого труда. Лето очень похож на Пауля. А собственно говоря, почему нет? Он мог стать Паулем в любой момент по своему усмотрению. Даже Ганима обладала этой поразительной способностью.

Ведь я точно так же могу стать матерью, и всеми другими, кто разделил с нами свои жизни.

Она отвлеклась от тяжелых мыслей и окинула взором протянувшийся внизу Защитный Вал. Каково ей было покинуть теплый, безопасный, изобилующий водой Каладан и вернуться на Арракис, в эту Пустыню, где был убит ее возлюбленный герцог, а сын погиб мученической смертью?

Зачем Госпожа Джессика возвращается именно сейчас?

Никакого определенного ответа на этот вопрос у Алии не было. Она могла проникнуть в «я» других людей, но как только индивидуальные опыты расходились своими путями, то пропорционально множились и мотивы поступков. Суть решений была в тех поступках, которые совершали индивиды. Для предрожденных, причем много раз предрожденных Атрейдесов это было высшей реальностью, столь же осязаемой, как телесные предметы, это было каждый раз подлинное рождение во плоти; то было подлинное отчуждение бытия, подобно тому, как родившаяся плоть отчуждается от материнского лона, начав самостоятельно дышать и двигаться, взяв у матери многие знания.

Алия не находила ничего странного в том, что любит и ненавидит свою мать одновременно. То была необходимость, не оставлявшая места чувству вины и обвинениям. Где границы любви и ненависти? Надо ли винить Бене Гессерит за то, что они назначили Джессике вполне определенный путь? Вина и обвинение становятся расплывчатыми, когда пропитывают тысячелетия. Общине Сестер надо было породить Квисатц Хадераха – мужское соответствие Преподобной Матери… и даже больше того: Квисатц Хадерах должен был стать сверхчеловеком с необычайной восприимчивостью, умом и способностью быть одновременно во множестве мест. В этой селекционной игре госпожа Джессика была лишь разменной пешкой, у которой хватило безрассудства влюбиться в своего партнера, которому она была предназначена. По желанию своего возлюбленного герцога она родила сына, а не дочь, как то было предусмотрено Общиной Сестер.

Она предоставила мне родиться после того, как стала пристрастной к зелью! А теперь они не хотят меня. Они меня боятся, и у них есть на это очень веские основания…

Пауль был Квисатц Хадерахом, но он явился на одно поколение раньше, чем следовало, – в плановый расчет Сестер вкралась ошибка, и теперь перед Бене Гессерит возникла другая проблема: воплощение Мерзости, в которой присутствовали драгоценные гены, предназначенные для столь многих будущих поколений.

Краем глаза Алия заметила какую-то тень и подняла голову. Сопровождающая ее охрана приготовилась к посадке. Алия тряхнула головой, отгоняя ненужные и странные мысли. Что проку думать о прошедших жизнях и перебирать старые ошибки, увеличивая их груз? Сейчас новое время – время новых поколений.

Дункан Айдахо использовал всю свою мудрость и знания, оценивая приезд Джессики. Он применил свой подобный вычислительной машине ум – свой особый дар – для этой труднейшей цели и сказал, что Джессика возвращается, чтобы забрать близнецов в Общину Сестер. Еще бы, ведь близнецы тоже носители драгоценных генов. Вероятно, Дункан прав. Такая задача – вполне достаточный повод для того, чтобы Джессика вырвалась из своего добровольного затворничества на Каладане. Если Сестры приказали… Да и зачем еще может мать вернуться на планету, полную страшных и болезненных воспоминаний?

– Посмотрим, – пробормотала Алия.

Она почувствовала, как орнитоптер коснулся крыши ее личного посадочного ангара. Сердце Алии было преисполнено самых мрачных предчувствий.

Две крупные кошки неслышно и легко неслись по каменистой гряде в предрассветной мгле. Это еще не была охота – просто обход владений и осмотр территории. Кошки назывались лазанскими тиграми и были завезены на планету Салуса Секундус почти восемь тысяч лет назад. Генетические манипуляции стерли некоторые черты, присущие предковым земным формам, но зато снабдили кошек новыми. У зверей остались длинные клыки. Морды широкие, глаза широко расставленные, живые и умные. Большие лапы служили хорошей опорой на неровной каменистой почве, когти длиной более десяти сантиметров спрятаны, а давление кожных складок постоянно затачивало их так, что концы когтей отличались остротой бритвы. Шерсть гладкая и слегка коричневатая – покровительственный окрас в песках Пустыни.

Эти кошки отличались от своих предков еще кое-чем: сервостимулятором, который имплантировался в их головной мозг, когда они еще были котятами. Эти стимуляторы делали животных послушными воле любого, кто имел соответствующий передатчик.

Было холодно, и из пастей остановившихся кошек валил густой пар. Вокруг расстилалась бесплодная увядшая равнина, на которой росли колючки, завезенные с Арракиса, – это порождало мечту о том, что скоро с монополией Арракиса на меланжу будет покончено. Там, где остановились кошки, ландшафт ограничивался несколькими песочного цвета скалами и разбросанными там и сям кустами – серебристо-зелеными в косых лучах восходящего солнца.

Звери внезапно насторожились. Повернув морды влево, они разом посмотрели на двух детей, игравших рука об руку в сухом русле ручья. Детям было по девять-десять стандартных лет; они были рыжеволосы и носили одинаковые серые костюмы и бурки, скрепленные на голове и вороте золотыми застежками Дома Атрейдес в виде ястребов. Звонкие голоса были хорошо слышны кошкам. Лазанские тигры хорошо знали правила игры, им уже приходилось в нее играть, однако сейчас они оставались неподвижными, ожидая команды передатчика на начало охоты.

На каменистом гребне позади кошек появился какой-то человек. Некоторое время он молча наблюдал открывшуюся перед ним сцену: дети и тигры. На человеке была надета черно-серая форма сардаукара, на металлической пластинке было выгравировано имя: Левенбрех, адъютант башара. На груди висел сервопередатчик с удобно расположенными по обе его стороны ключами.

Кошки не повернули голов при появлении человека – они знали о его приближении по звуку и запаху. Левенбрех прокрался поближе к кошкам и отер лоб. Было холодно, но дело предстояло слишком жаркое, и на коже человека выступила испарина. Снова светлые бесстрастные глаза внимательно посмотрели на кошек и детей. Заправив влажную прядь светлых волос под шлем, человек тронул ларингофон.