– А пошли треснем по пиву! – Я решил, что готка от такого предложения не откажется.
– Ну пошли, – охотно согласилась девчонка.
Я похвалил себя за знание женской психологии вообще и психологии готов в частности.
Мы пошли в сторону ближайшего метро, попутно высматривая круглосуточный продуктовый ларек и болтая о том о сем, словно старые знакомые. С Ники оказалось очень легко общаться. Вскоре я уже чего только о ней не узнал! Она родилась в Питере, но последние несколько лет провела в Москве. Там же закончила школу.
– А сейчас где учишься?
– Да так, – она пожала плечами. – Готовлюсь поступать… куда-нибудь. На самом деле, еще толком не решила, чего хочу в жизни.
– Ох-о-хо, – вздохнул я. – Некоторые даже и после института не знают, чего хотят…
– Я – не «некоторые», – ответила она довольно надменно. – Я привыкла четко знать, чего хочу, и всегда этого добиваюсь. Просто есть… внешние обстоятельства.
Я покивал с умным видом. Никогда не лезу к людям с расспросами, особенно к девчонкам. Захочет – сама расскажет.
Мы быстро напали на общую тему для разговора. То что интересовало нас обоих, – русский рок. В нем она разбиралась отлично, гораздо лучше меня. Причем о многих довольно известных рокерах Ники упоминала как о своих знакомых и приятелях. Сначала я подумал, что она притусованная фанатка, но потом по нескольким проскользнувшим фразам понял, что она играет сама. У нее была своя рок-группа, которая даже записала один альбом. О нем Ники с кривой ухмылкой сказала:
– Да-а, фигово продавался. Все хвалят, но никто не берет – говорят, неформат. Так и раздали по друзьям и знакомым.
– А как записали? – заинтересовался я. – Это же, наверно, дорого?
– Папа дал денег, – сказала Ники равнодушно.
Наверно, врет, подумал я. Впрочем, почему бы и нет? Мелких рок-групп в Питере как тараканов, и в Москве, наверно, то же самое. Да и папы с деньгами не такая уж редкость.
Мы прошли уже почти до конца Липовой аллеи, и впереди замаячил железнодорожный переезд, когда Ники неожиданно повернулась ко мне, заглянула в глаза и спросила совершенно другим тоном:
– Леша, был ли ты когда-нибудь влюблен?
Я ошалело взглянул на нее:
– Чего?!
– Влюблен – страстно и безнадежно? Без всякой надежды на взаимность? И при этом – ты находишься с НИМ рядом каждый день, а иногда и ночь. Смотришь на него, вдыхаешь его запах, прижимаешься к нему плечом – и при этом точно знаешь, что тебе НИЧЕГО не светит?!
– Он что, голубой? – ляпнул я.
Ники бросила на меня бешеный взгляд.
– Нет, это я так… подбодрить тебя хотел!
– Меня невозможно подбодрить, – страдальчески произнесла она, устремляя взор к облакам. – Я схожу с ума… Вчера я приняла решение – все, хватит! Нельзя так мучиться! Я письмо ему написала, где призналась во всем, а он… – раздался всхлип, – он послал меня подальше! Он сказал, что «больше не желает этого слышать» и что «я его раздражаю»! Представляешь, какой ужас? Но что мне делать? Он – моя жизнь. А теперь мне остается только умереть!
– Точно. Ужас, – пробормотал я.
Во блин. Никакая она не готка! Это же самое натуральное эмо!
Вот ведь везуха мне подвалила! Можно сказать, солидного мужчину на третьем десятке – склеила чокнутая девчонка-эмо. В памяти услужливо всплыл характерный отрывок с какого-то портала:
«Скрежет тормозов! Крики людей! Кровь на асфальте, сирены „скорых“! И только окровавленный розовый мишка валяется среди дымящихся обломков…»
Говорила мне мама – не знакомься с девушками в общественном транспорте!
Впереди раздались короткие резкие звонки, замигали красные огоньки – закрывался переезд на Старой Деревне. Я не к месту вспомнил Анну Каренину и подумал, что неплохо было бы на всякий случай увести мою эмо-герл подальше от рельсов и поездов. Незаметно повернул налево, в обледеневший сквер возле здания районной администрации. Ники этого не заметила. Она размашисто шагала рядом со мной, вся погруженная в свои страдания.
– Зачем только папа меня ему отдал?
«О как…»
В голове возник образ подпольного гарема.
– В Москве было так клево, так весело – ребята, тусовки… Кореша мои, клубы, квартирники… И тут появился папа и все испортил!
– «Папа» – это в смысле отец? – на всякий случай уточнил я.
Из бессвязной речи девчонки выяснилось следующее. У нее есть отец. Который какая-то там шишка. С отцом у Ники невероятно сложные отношения. Впрочем, наверно, типичные для властолюбивого папаши и трудного отпрыска, каким без сомнения является Ники. Папаша грубо вырвал ее из рокерски-тусовочной среды (я его где-то понимаю), а потом «отдал» тому парню, по которому она сейчас и страдала. В каком смысле отдал, я не вполне врубился.
– Он твой учитель?
– Воспитатель, – буркнула Ники, породив в моем воспаленном сознании образ колонии для несовершеннолетних.
– Чему он тебя учит-то? – осторожно поинтересовался я.
– Жизни, – кратко ответила она. Подумала и добавила: – И смерти.
Мне внезапно захотелось пойти домой, навернуть макарон с сыром и лечь спать.
Блин, с кем же это я ухитрился познакомиться?! Вот ведь влип!
Но все только начиналось. Я еще не понял, КАК я влип.
Мы прошли через сквер насквозь, снова пересекли улицу Савушкина и оказались на Приморском проспекте. Тут я сообразил, что выбрал крайне неудачное направление для прогулки. С одной стороны тротуара стремительно проносились машины, слепя фарами, и улетали в темноту. На другой стороне чернела Большая Невка в белях пятнах подтаявших льдин, дальше – полный мрак. Елагин остров. Горят одинокие фонари, и нет ни единого прохожего, кроме нас. И верно, какой идиот пойдет гулять в парк в такую погоду и в такое время?
Кроме девочки-эмо.
– Ага, – пробормотала Ники, завидев воду. – Прекрасно!
Она стремительно перебежала Приморский проспект, не обращая внимания на машины. Я, проклиная все на свете, устремился за ней.
Дальше мы пошли вдоль берега Невы. Мокрый нетоптаный снег под ногами превращался в кашу. Машины обдавали нас грязными брызгами. Ники снова завела песню про своего «воспитателя».
Его звали Грег.
И он был самым крутым в мире. Ну конечно.
– Хочешь, я расскажу, как мы с ним познакомились? – спросила она и, не дожидаясь моей реакции, начала: – Папа мне ничего не объяснил. Просто привез меня обратно в Питер. Сказал, типа – хватит страдать фигней. Пора начинать учиться. Я отца вообще-то уважаю и никогда с ним не спорю. Но тут уж я очень разозлилась. Ненавижу, когда мной распоряжаются, словно куклой. А он привел какого-то мужика, представил нас друг другу и вышел. Мы стояли друг напротив друга… я еще подумала – нарочно ничего не буду говорить, пусть он первый начнет. Отца я слушаюсь, но этому типу я в лояльности не клялась. И тогда Грег сказал мне одну вещь – очень странную. Он спросил: «Чем ты готова пожертвовать ради превращения?»
– В самом деле, странный вопрос, – озадаченно сказал я.
– Больше он ничего не сказал и ушел. Я долго обдумывала его слова. Весь вечер и ночь. Ответа так и не нашла, кстати. Но… знаешь, что я поняла утром? Что он – настоящий, и что он мне нужен.
Ники грустно усмехнулась.
– Что я в него влюбилась с первого взгляда – это я уже гораздо позднее догадалась…
Я наконец начал врубаться в ситуацию. Видимо, Ники сохла какое-то время по своему «воспитателю» молча. А сегодня у них состоялось объяснение, и он разрушил все ее девичьи мечты. Причем в резкой форме. Поставил на них жирный крест. Растоптал тяжелым сапогом.
– Знаешь, мне кажется, он правильно поступил, – сказал я рассудительно. – В сущности, нет ничего более обычного и даже где-то нормального, чем влюбиться в своего учителя. Я когда в старших классах занимался карате, у нас был один такой тренер, что ему приходилось от девчонок лазать через окно раздевалки. Это же не настоящая любовь, а просто восхищение лидером. Тебе кажется, что ты хочешь своего учителя, а на самом деле ты просто хочешь стать таким, как он…