И вот тут она взяла паузу, от которой меня до сих пор берет дрожь. Что означало ее молчание? Сожаление?

Я взял Томку на себя. Старался оптимизировать работу своей конторы так, чтобы снизить собственную нагрузку. Ирония судьбы – я нашел время для семьи в тот самый момент, когда семья перестала во мне нуждаться. Во всяком случае, довольно существенная ее часть. Если ваза разбилась, ее можно склеить, но оставшиеся трещины делают вазу уязвимой до скончания веков. Дома Марина все чаще была неуравновешенной, злой, стала срываться на ребенке. Как следствие, Томка еще больше тянулась ко мне. Я водил ее на танцы во дворец пионеров, на уроки письма и чтения к частному преподавателю. Мы проводили много времени вместе. Марина бесилась еще больше.

В один прекрасный день она просто не явилась домой. Позвонила и сказала, что останется у подруги. Я смолчал.

Ничего не сказал и следующим вечером, когда она забежала за вещами. Томки в этот момент дома не было, она гостила у моей матери. Я сидел на диване, молча смотрел на снующую туда-сюда жену и удивлялся своему состоянию: я не испытывал горечи.

В тот день я задал лишь два вопроса:

– Надолго?

Она остановилась с чемоданом посреди гостиной.

– Не знаю.

– Что сказать дочери?

Она пожала плечами.

– Что хочешь. Вы прекрасно ладите. Думаю, она тебя поймет и поддержит, что бы ты ни наплел.

И жена ушла.

Да, Томка все поняла. Я скормил ей какую-то ерунду о командировке, в которой маме надо задержаться, и дочка слопала эту ложь с привычной улыбкой, как печенье с шоколадным сливочным маслом. Марина пару раз звонила, говорила с дочерью, но я заметил, что Томка торопится побыстрее закончить разговор, чтобы вернуться к игрушкам или мультикам.

После финального звонка жены, когда она сказала, что «нашла себя», я основательно надрался. Впервые за многие месяцы. Просто пришел к матери, уложил дочку спать, а сам сел на кухне и стал пить.

– Может, оно и к лучшему, – успела сказать матушка, пока я еще не вырубился. – Если вам суждено было расстаться, пусть это случится сейчас, пока Томке всего пять.

Я кивал, говорил «угу» и все наливал в рюмку коньяк.

– А у Марины твоей, похоже, действительно отсутствует материнский инстинкт, – продолжала мать. – Я давно это заметила, только не хотела тебя расстраивать. Надеялась, что ошиблась. Не переживай, ты отличный отец, с тобой Томке будет хорошо.

– А если со мной что-нибудь случится?

Мать протянула руку к бутылке, чтобы забрать ее, но я вцепился клешнями намертво.

– Тогда живи так, чтобы с тобой ничего не случилось. Сегодня я за внучкой пригляжу, а дальше – смотри…

Это было год назад.

Сейчас я стараюсь жить так, чтобы со мной все было в порядке. Я нужен этой белокурой девчонке с волосами до попы и «окошечком» в частоколе зубов. Кривой, косой, пьяный, уставший, злой, но я должен у нее быть, потому что я для нее – всё.

Надеюсь, у меня получается…

…Но сейчас я смотрел на фотографию Марины, лежавшую на моем рабочем столе, и пытался унять дрожь в руках. Никогда не думал, что мы встретимся в подобных обстоятельствах. Последний раз мы говорили по телефону две недели назад. Она сказала, что потеряла какой-то документ и хотела бы его поискать в нашей квартире (бывшей нашей квартире, дорогуша, поскольку ты отказалась от своей доли), но так и не пришла и не удосужилась объяснить, что именно хотела найти.

И вот она у меня на столе. Улыбается, как ни в чем ни бывало.

– Хорошо, – сказал я спокойно. – Мне нужны ее имя, фамилия, координаты, где она может находиться. Разумеется, если вам все это известно.

– Разумеется.

Виктор обильно потел. Похоже, визит сюда дался ему нелегко.

– Хотите воды?

– Нет, все в порядке.

Я услышал в его голосе нотки раздражения.

– Дело ваше. Итак…

– Ее зовут Марина Гамова. Она… – Виктор задумался, сосредоточенно уставившись в одну точку.

– Вы видели ее документы? – спросил я.

– Конечно! Хотя… хм, я должен проверять паспорта у женщин, которые мне симпатичны?

Он замялся. Очевидно, его отношения с Мариной зашли достаточно далеко. Неожиданно для себя я почувствовал укол ревности, и довольно болезненный. Передо мной сидел мой соперник.

Под моим испытующим взглядом он опустил голову.

– Вы правы, я довольно мало о ней знаю.

– Что же вас привело сюда? Точнее, что именно мы должны искать – любовников, тайное место встречи, темные пятна в биографии? Я спрашиваю не из досужего интереса («ой ли, Антоша?»), мне нужно правильно понять задачу, чтобы правильно поставить ее перед своими сотрудниками.

– Это разумно, – согласился Виктор, впрочем, без особого энтузиазма.

– Тогда я вас слушаю.

Он снова полез в карман. Я ожидал новую партию документов, но он всего лишь вынул сигареты.

– Здесь можно курить?

Я подставил пепельницу. Он неторопливо закурил, спрятал пачку в кармане, выпустил дым. Меня стало разбирать любопытство: что еще успела натворить моя бывшая?

– Марина увела меня из семьи. Точнее, не увела… слово-то какое идиотское, будто речь идет о племенном бычке… В общем, я был женат. У меня двое детей, они остались с супругой. Мальчик и девочка десяти и тринадцати лет.

Я чувствовал, как наливаюсь желчью, но старался не подавать виду. Ни один мускул не должен выдать моей заинтересованности.

– Я человек состоятельный и могу обеспечить своим детям безоблачное детство и относительно безмятежную юность. И с женой мы разошлись мирно, она не предъявила никаких завышенных претензий. В общем, так случилось, влюбился я…

– Когда это произошло?

– Что?

Я смутился. Вопрос был задан слишком эмоционально.

– Я имею в виду, когда вы встретились и, соответственно, когда приняли решение уйти из семьи?

– Это важно?

– Возможно, что и нет.

– Это случилось, – он посмотрел в потолок, – чуть больше года назад. Да, прошлой зимой нас познакомили на вечеринке общие знакомые. А спустя три месяца, когда наши отношения перешли в более глубокую фазу, я решил обо всем рассказать жене. Обошлось без больших скандалов, к счастью. Мы тогда снимали с Мариной квартиру на окраине, потому что свое жилье я оставил семье. Все вроде бы было хорошо…

Виктор снова замялся. Наверняка ему казалось, что он один такой несчастный на всем белом свете. Многие клиенты приходят ко мне как к венерологу, стесняются, краснеют. Можно подумать, их проблема уникальна.

– Мы прожили вместе больше полугода, переехали в центр в хорошую квартиру, а недавно Марина стала настаивать на заключении брачного контракта.

– Настаивать?

– Именно так. Она была очень настойчива. Конечно, поначалу я принял это за естественное желание иметь какую-то ясность, стабильность, подтверждение серьезности наших отношений, и я готов был рассмотреть этот вопрос. Но меня насторожила срочность.

Я задумался. Маришка, конечно, могла быть истеричной, взбалмошной, капризной… но чтобы она настаивала? Не припомню. С другой стороны, она могла измениться. Я все еще чувствовал уколы ревности. Говорят, ревность живет дольше всего. Когда любви уже нет, ревность продолжает трепыхаться, словно рыба на песке, и умирает последней, даже позже надежды.

Кормухин погасил сигарету в пепельнице, посмотрел на желтеющие пальцы.

– Мне показалось, что она преследует какую-то определенную цель, будто от заключения этого проклятого контракта что-то зависит.

– У вас есть догадки?

Он покачал головой. У него не было никаких идей, в противном случае он не пришел бы сюда.

Мысли в моей голове начали свои безумные гонки по вертикали. Сталкивались друг с другом, разбивались в мелкие осколки. Я никак не мог собраться.

– Позвольте поинтересоваться, – наконец сказал я, – какими активами вы располагаете?

– Это имеет значение?

– Конечно. Мне нужно знать, на что именно Марина Гамова может рассчитывать.