«Кто я такой? – переспросил он. – Я всегда считал, что каждому должно быть известно, кто я такой. Я представитель самой престижной издательской фирмы Англии и хочу узнать жизненную историю писателя во всех подробностях. Меня зовут Джарви Бумблекросс».
Старик Молигрубер продолжал бесстрастно жевать свой сэндвич, разбрызгивая томатную пасту и что-то бормоча себе под нос. В одной руке он зажимал сигарету, в другой руке держал сэндвич. Он поочередно то затягивался сигаретой, то кусал сэндвич. Затем он произнес: «Джарви, говорите? Никогда не слышал такого имени. Не знаю даже почему».
Мужчина на минуту задумался, а затем решил, что ничего страшного не произойдет, если он откроется этому старику. В конце концов, скорее всего, он больше никогда с ним не встретится. Собравшись с духом, он заговорил: «Я происхожу из древнего английского рода, насчитывающего множество поколений. Давным-давно моя прабабка по материнской линии удрала в Лондон с кучером. В те времена кучеров называли „джарви“, и потому с тех пор всех отпрысков мужского пола в моей семье стали называть „Джарви“ в память об этом прискорбном случае».
Старик Молигрубер сказал, поразмыслив: «Итак, вы хотите написать что-то о жизни того парня? Но я слышал, что о его жизни и так написано предостаточно. Из того, что я слышал, мне показалось, что вы, газетчики, сделали его жизнь совершенно невозможной. А он-то не причинил мне никакого зла». – «А теперь взгляните на это, – с этими словами Молигрубер протянул сэндвич под нос собеседнику, – видите: весь хлеб в типографской краске. Как мне теперь его кушать? Какой смысл покупать газеты, если краска не держится на них, как должна держаться? Никогда не любил вкуса типографской краски!»
С каждой минутой мужчина раздражался все больше. «Не хотите ли вы стать на пути у средств массовой информации? Не знаете ли вы, что журналисты обладают правом идти куда угодно, к кому угодно и задавать какие угодно вопросы? Я проявил большую щедрость, предложив вам деньги за информацию. Но это ваша обязанность: рассказать все, что вам известно, представителю прессы».
Старик Молигрубер ощутил внезапный прилив ярости. Он не мог дольше выносить присутствия этого англичанина-краснобая, возомнившего себя главнее самого Бога. Потому он вскочил и закричал: «Убирайтесь вон, мистер, идите восвояси, катитесь к чертовой бабушке или я брошу вас в тачку и отвезу на свалку, где вами займутся другие ребята». С этими словами он схватил в руки грабли и стал наступать на мужчину, который мгновенно вскочил и стал пятиться, спотыкаясь об ящики. Оступившись, он упал на пол и начал барахтаться между ящиками, но не задержался там надолго. Взглянув на лицо Молигрубера, он подскочил как на пружинах и стал убегать что было сил.
Старик Молигрубер начал медленно собирать разбросанные ящики и деревяшки, раздраженно бормоча себе под нос: «Джарви – кучер – за кого, интересно, он меня принимает, если решил, что я поверю во все эти байки? И если это правда, что его прабабушка, или кто там еще, была замужем за кучером, то как случилось, что этот парень получился таким придурком?» – «Ага, – продолжал он бормотать себе под нос, и его лицо становилось все более мрачным и злым, – это, наверное, потому что он англичанин». Он присел на ящик и полез в свой контейнер за новым сэндвичем, но злость настолько душила Молигрубера, что он не смог продолжить свою трапезу. Затолкав остатки еды назад в контейнер, он отправился в парк, чтобы напиться воды из-под крана.
Он стал прогуливаться по парку, присматриваясь к другим людям. В конце концов, это был его законный перерыв на обед. Вдруг на тропинке показались фигуры двух или трех священников. Они только что вынырнули из-за угла, а до этого их скрывали деревья. «Сын мой, – обратился один из них к Молигруберу, – не мог бы ты подсказать, где находится хм, хм… общественное место для мужчин?» Старик Молигрубер, все еще пребывавший в дурном настроении, ворчливо ответил: «Нет здесь таких мест. Вам следует заскочить в какую-нибудь гостиницу и сказать там, что вам приспичило. Вы, наверное, прибыли сюда из Англии, где они есть на улицах, а у нас их нет на улицах, потому вам следует зайти на заправочную станцию, или в гостиницу, или еще куда-нибудь».
«До чего странно, до чего странно, – сказал один священник другому, – некоторые канадцы явно настроены против нас, англичан». И они заторопились прочь, по направлению к гостинице, стоящей неподалеку.
Именно в этот момент Молигрубер услышал крики, доносящиеся от маленького озерца, расположенного в центре парка. Заинтересовавшись причиной беспокойства, он повернул и, дойдя до озерца, увидел барахтающуюся в воде маленькую девочку, приблизительно трех лет. Ее голова то показывалась над поверхностью, то скрывалась под водой. Рядом стояла группа зевак, но ни один из них не делал попытки спасти ребенка.
Старик Молигрубер иногда умел двигаться на удивление быстро. И сейчас он это доказал. Он ринулся вперед, сбив с ног какую-то толстуху и закружив как юлу другую женщину, попавшуюся ему на пути. Молигрубер перемахнул через каменную стену, ограждающую озерцо, и стал брести по неглубокой воде. При этом он поскользнулся на илистом дне и ушел под воду с головой, разбив себе лоб о что-то твердое, но все же он сумел выпрямиться и, подхватив девочку на руки, стал трясти ее, чтобы вся вода вылилась из ее легких и дыхательных путей. Затем со своей ношей он быстро зашагал по скользкому дну, снова перемахнул через каменную стену и очутился на твердой почве. Навстречу ему бросилась женщина, вопя: «Где ее шляпка? Куда девалась ее шляпка? Она была совершенно новой. Вы бы пошли и достали ее».
Молигрубер, не сказав ни слова, ткнул ребенка, с которого стекали потоки воды, в руки матери. Та попыталась отпрянуть назад, испугавшись, что ее платье навсегда будет испорчено. Старик Молигрубер отправился обратно в свою будку. Некоторое время он простоял там неподвижно, наблюдая за тем, как вода стекает с его костюма и, набираясь в ботинки, выливается из них на пол. Но затем он подумал, что у него нет никакой сменной одежды и что костюм вскоре просохнет, если останется на нем. Устало взявшись за ручки тачки, он выкатил ее во двор и запер за собой дверь.
Он поежился, когда с севера налетел холодный ветер. Ведь каждому известно, что ветер, дующий с севера, несет с собой настоящий холод. Старик Молигрубер поежился и зашагал быстрее, в надежде согреться от быстрой ходьбы и таким образом высушить на себе свою одежду.
Вскоре он начал потеть, но его одежда вовсе не собиралась высыхать. Вода сочилась и хлюпала в ботинках, и казалось, что это никогда не кончится. Наконец он возвратился на станцию.
Остальные работники, казалось, были удивлены молчаливостью старого Молигрубера. «Что стряслось со стариком», – недоумевали они. «Он выглядит так, словно потерял доллар и нашел цент, – сказал один. – Никогда я еще не видел его таким тихим».
Его старая машина долго не заводилась, и, когда она наконец завелась, оказалось, что он все равно не может ехать на ней, так как задняя шина спустила. Тогда, громко ругаясь, он заглушил мотор и начал менять колесо. Покончив с этим делом, он вновь сел за руль и вновь стал мучительно долго заводить мотор. Добравшись наконец до дома, он почувствовал, что ему надоело все на свете; надоело одиночество, надоело спасать людей, надоела работа. Он быстро сорвал с себя мокрую одежду, растерся насухо полотенцем и забрался под одеяло, даже не позаботившись о том, чтобы поесть.
Ночью он обнаружил, что обильно потеет. Ночь казалась бесконечной, ему было тяжело дышать и казалось, что все тело охватил огонь. Так он и лежал в темноте, тяжело дыша, и решил, что, как только наступит утро, он отправится в аптеку и купит там лекарство от кашля или чего-нибудь еще, лишь бы избавиться от боли в груди.
Утро долго не наступало, но наконец первые лучи солнца проникли сквозь окна комнаты, в которой лежал Молигрубер с горящим от высокой температуры лицом. Он попытался подняться с кровати, но тут же рухнул на пол. Как долго он там пролежал, не знал никто. Когда он очнулся, то увидел двух санитаров, кладущих его на носилки. «Двусторонняя пневмония, вот что с тобой случилось, приятель, – сказал один из них. – Мы отвезем тебя в городскую больницу. С тобой все будет в порядке». – «Есть у тебя родственники? – спросил второй. – Кому мы должны сообщить о тебе?»
