Наверное, всякий понимает, что было бы очень плохо, если бы лишь Соединенные Штаты имели атомную бомбу. Но сейчас это оружие есть у русских, французов, китайцев и, возможно, у других. Ситуация достигла самой опасной стадии.

Перед приходом Нового Вождя должна быть произведена большая подготовительная работа. Определенные люди должны получить представление о том, что происходит, где и как. Но все же абсолютное большинство людей не должно быть допущено к этому знанию.

Кроме Учеников, которые уже родились, но все еще дети, есть те, кто намного старше и обладает особым знанием, кто должен написать обо всем так, чтобы эти знания распространились и их постигли те, кто будет позже «мостить путь». Эти старшие учителя, конечно, уже не будут живы, когда наступит время Нового Пришествия, но, как и те, кто должен прийти после, эти предвестники (предтечи) выполнят свою задачу, совершенствуя себя и искореняя ненависть и подозрительность, которые всегда появляются в отношении к новаторам.

Люди боятся того, чего не понимают, и поэтому если о человеке говорят, что он, к примеру, меняется телами с другими, то он сразу же становится объектом гонений. Но такие моменты демонстрации смены тел совершенно необходимы для того, чтобы принести в общественное сознание определенное представление, чтобы после прихода Нового Вождя люди были в состоянии принять истину трансмиграции души и смены тел. Поэтому сегодня, хотя всех предтеч преследуют презрение, насмешки и активное гонение нездоровой прессы, они знают, что их страдания и лишения оправданны.

Люди часто будут говорить: «О, но если сила и власть этих людей были так велики, почему они жили в бедности? Если верно, что они – те самые, кого из себя представляют, то они могли бы иметь столько денег, сколько бы захотели». Но подобное заявление просто смешно, потому что человек, пришедший на эту Землю в других условиях, похож на занозу в теле мира, а если у вас в большом пальце заноза, то вы волнуетесь и ерзаете, пока наконец не извлечете ее. То же самое с людьми, которые приходят в этот мир, меняют тела и пытаются подготовить путь для других. Они как заноза, мир находит их странными, а люди чувствуют себя неуютно в присутствии таких существ. Даже если сам человек достоен упрека из-за недостаточного развития, он всегда попытается переложить ответственность на другого: «О, он такой странный, со мной происходят просто жуткие вещи, когда он прикасается ко мне».

Итак, старый мир держит путь вдоль полных трудностей, самых темных часов перед рассветом, когда все выглядит в самом темном свете, но греет сердце счастливая мысль о том, что любое изменение может произойти лишь к лучшему. И этот мир и люди этого мира после своих самых темных времен будут постоянно двигаться в направлении света. Тогда человечество можно будет назвать человечеством, и тогда меньшие существа из мира животных снова станут говорить снами, вместо непонимания, страха и уничтожения, как это было раньше. Так с наступлением 2000 года в мир придет куда больше радости, и Золотой Век встанет на пороге.

Он был одинок в старом заброшенном доме в самом сердце Болота. Далеко в конце длинного ухоженного сада шумный ручеек с журчанием преодолевал камни, и его шипение разносилось по каменистой местности. В теплый день он по обыкновению стоял рядом с этим ручьем или усаживался на одну из больших скал, окружавших беспокойный поток. Ниже по течению был маленький деревянный мостик с шаткими перилами, по которому он переходил ручей по дороге в маленький хутор, чтобы получить почту и сделать покупки.

Им было прекрасно, ему и его жене. Они вместе содержали дом, старались быть вместе «и телом и душой», а он постоянно рисовал и ожидал, когда же наступит признание. Но, как обычно, Пресса не поняла – даже не пыталась понять – его искусства, и поэтому критики дали его работе очень низкую оценку; а широкое признание, как всегда, было слишком далеким. И сейчас он был совсем один в старом-старом доме, его разум и настроение были как раз подстать непогоде снаружи.

Ветер в неукротимой ярости проносился по вересковым просторам болот, играя болотными травами, заставляя их свистеть на ветру. Далекое море кипело и покрывалось белой массой пены, а могучие волны с громом разбивались о гранитное побережье и с резким скрежещущим звуком тащили гальку обратно в море. Высоко в небе парила одинокая чайка, которая все повторяла бесконечные попытки, стараясь добраться до берега, теряя силы в борьбе со штормом.

Старый дом трясся и дрожал от непрерывных ударов ветра. За окнами маячили тени низко проносящихся облаков, как привидения, ищущие путь, чтобы проникнуть в дом. Внезапный металлический звон и грохот – и кусок покореженного металла, вращаясь, пронесся через сад, ударившись о мост и ободрав старые доски. Некоторое время сломанные доски вибрировали, как перетянутые скрипичные струны, потом они по одной отломились и свалились в ручей.

Внутри дома, не замечая суматохи за окнами, взад и вперед вышагивал человек. Снова и снова память возвращала его к моменту, когда он вернулся с хутора и обнаружил, что жена ушла. Перечитывал горькую записку, в которой она сообщала ему, что он неудачник и что она уезжает куда-нибудь в другое место. Решительно – как будто внезапная мысль поразила его – он шагнул к разбитому старому столу и взломал средний выдвижной ящик. Покопавшись, он вытряхнул оттуда коробку из-под сигар, в которой обычно хранил ренту и расходные деньги. Но еще прежде чем открыть ящик, он знал, что там пусто, и деньги, его единственные деньги, пропали. На ощупь добравшись до кресла, он сел в него и сжал голову руками.

– Прежде! – прошептал он. – Это уже случалось со мной прежде!

Подняв голову, невидящими глазами он долго смотрел в окно, за которым неудержимым потоком шел проливной дождь, а вода просачивалась сквозь неплотно закрытое окно и на ковре уже собралась лужица.

– Все это я уже когда-то пережил! – шептал он. – Может быть, я СОШЕЛ С УМА? Откуда же я все это знаю?

Высоко у карниза выл ветер, казалось, что он хохотал, заставляя весь старый дом трястись и раскачиваться.

Где-то в холле зазвонил телефон, выводя его из летаргического состояния. Он медленно добрался до дребезжащего аппарата, который продолжал звонить даже тогда, когда он протянул руку, чтобы снять трубку.

– То же самое, то же самое, – бормотал он немым стенам. – ВСЕ ЭТО УЖЕ СЛУЧАЛОСЬ СО МНОЙ ПРЕЖДЕ!

Старый Профессор устало брел по квадратному зданию, ища нужную ему аудиторию. Тяжелые годы миновали. Родившись в простой семье, он всегда вынужден был быть «чистюлей», готовым служить и заслуживать репутацию человека, призванного положить жизнь за свой колледж. Чтобы преодолеть все противодействия оппозиции, всех тех, кого возмущало его низкое происхождение, потребовалась практически вся жизнь. Сейчас, на закате жизни, груз Времени был заметен в седых волосах, морщинах на лице, плохом сне. Когда он медленно, спотыкаясь, шел по коридору, не замечая приветствий студентов и выпускников, он обычно размышлял о множестве неясных аспектов в своей специальности, Древней Истории.

Будучи истинным образцом Безумного Профессора, он нащупывал ручку уже открытой двери и, не находя ее, оборачивался, бормоча:

– Послушай, дорогой! Что САМОЕ странное – дверь обычно бывает здесь. Должно быть, я не в том здании.

Ничего не понимающий студент, один из тех, кто посещал великолепные Лекции этого старика, брал его за руку и аккуратно поворачивал вокруг.

– Здесь, сэр, – говорил он. – Я открыл дверь для Вас. Сюда.

Профессор благодарно поворачивался и бормотал свои извинения. Входя в Аудиторию, он всегда преображался. ЗДЕСЬ была его жизнь, здесь он излагал Древнюю Историю.

И на этот раз сразу став бодрым в движениях, он подошел к кафедре и мягко улыбнулся собравшимся студентам. Они приветствовали его в ответ, ведь несмотря на то, что они иногда шутили над его забывчивостью, они преданно и искренне любили Лектора, который так сильно желал помочь им всем своим опытом и знаниями. Вспоминая свою собственную борьбу, он наслаждался, ПОМОГАЯ студенту, когда возникали затруднения, вместо того чтобы вышучивать его, как это часто случалось с другими Профессорами.