Я качаю головой.

– Ну и оставайся нищим, колченогий придурок!

Он злобно стучит костылями, унося тощий зад навстречу светлой мечте. Кажется, я потерял единственного друга.

– По какому поводу ругачку устроили?

Я вздрагиваю от неожиданности и тут же расплываюсь в улыбке. Раздвинув ветки, на меня смотрит Марго.

– Сигареты не поделили? – усмехается она. – Я неподалеку окурок видела. Принести? Свеженький, еще не затоптали.

Горькая обида слизывает улыбку с моих губ. Я совсем не такой, как она думает, я совершенно другой. Сейчас докажу! Она должна это видеть! Я напрягаю руки, приподнимаюсь и отталкиваю коляску. Ноги, как сухие палки, пару секунд держат равновесие, а потом ломаются в коленях. Я рухнул бы на четвереньки, если бы Марго не подхватила меня.

– Ты чего? – пугается она.

– Я буду ходить.

– Серьезно?

Она держит меня подмышки, я чувствую ее вздымающуюся грудь, а теплое дыхание оставляет влажный след на моей шее. Сейчас или никогда!

– Буду. Помоги. – Я обнимаю девушку за плечи, опираюсь и делаю шаг. Потом еще один.

– Вот это да. Ты же безнадежный.

– Кто сказал?

– Да так, слышала где-то.

– Я не безнадежный. Я докажу.

– Тогда вперед.

Я стискиваю зубы, пот катится по напряженной спине. Ноги отказываются подчиняться, но я не могу признаться в беспомощности.

– Ты тяжелеешь, Солома. Давай к коляске.

– Нет. Еще! – И я шагаю. Но сил совсем не осталось. Кажется, это всё.

Марго усаживает меня в коляску, переводит дух и улыбается.

– Ты меня удивил, Солома.

– Мышцы, – я ожесточенно мну свои ноги, – они еще слабые. Мне надо тренироваться.

– Я тоже тренируюсь. Хочешь, буду помогать тебе, Солома?

– Нет, Марина.

– Почему?

– Потому что я не Солома. Меня зовут Паша!

Она фыркает и передергивает плечи. Я вижу ее спину.

– Вообще-то я к Ате пришла.

Она ухаживает за котенком и рассказывает о себе. Я узнаю, что у нее была мама и младшая сестренка Катя. Они впервые поехали в Египет, приземлились ночью, но до отеля не добрались. Автобус врезался в опору моста. Катя умерла спящей. Она еще не умела говорить, и когда ее спрашивали, как тебя зовут, отвечала: Атя.

Марго нежно гладит рыжий живой комочек.

– Сестренка была рыженькой? – догадываюсь я.

– Катя была золотой.

Сестренка, котенок – эти слова рождают неясные воспоминания. Я уже видел в своем кошмаре маленькую девочку. Она была рядом со мной, когда надвигался самосвал. На ее руках был…

К черту кошмар! Я отгоняю мрачные мысли.

– А мама? Что с ней?

– Мама тоже погибла. А мне повезло. – Марго иронично показывает на то, что осталось от руки. – И вот уже пять лет, как я здесь.

– А я грохнулся об «камаз». Его долго чинили, – пытаюсь шутить я.

– Слышала. – Марго поворачивается ко мне без тени улыбки. – Я помню, как ты появился. По глазам вроде сильный, а по ночам ревел.

– Это было давно!

– Я тоже ревела. Помню, проснусь среди ночи и понимаю, она уже никогда не вырастет.

Мы смотрим друг другу в глаза, не улыбаемся, не моргаем, словно играем в игру «кто кого переглядит». Я поднимаюсь на руках, переношу вес тела вперед и отпускаю коляску. Ноги распрямляются. Марго стоит на моем пути.

– Уйди, – говорю я, стараясь держать равновесие.

– Ты в праве сам набивать шишки, но со мной дело пойдет быстрее. – Она ловко подныривает под мою руку и обнимает за талию. На ее другой, короткой руке примостился котенок. – Давай, Паша.

Круг из двадцати шагов, пройденный за пять минут, стал моим Эверестом.

Звонкий смех девушки катится по коридору, втискивается в стеклянные плафоны, пытаясь превратить их в гулкие колокольчики. С давно немытых светильников даже пыль слетает.

Свернуть было некуда. Преподаватель Денис Голубев отвел хмурый взгляд и прошел мимо смеющейся парочки.

Ну, чем этот урод мог рассмешить девчонку? Он жалкий колясочник, а она телка с упругими ляжками. Неделю назад орбиты их интересов не пересекались, как Венера и Марс, а сейчас Марго помогает Соломе выехать на прогулку. И хохочет, будто это ей в радость.

После неприятного случая в кабинете физиотерапии Дэн избегал смотреть в глаза Соломатину. Он мучился вопросом. Что это было: его микроинсульт или дьявольское колдовство упрямого чертенка? Так или иначе, подросток разрушил его план и победил, а этого нельзя прощать. Иначе даст трещину оточенная система, которую создал он, Денис Голубев! Солому надо унизить и растоптать, чтобы другим не повадно было! Еще раз переломать его упрямое тело. А то инвалид, похоже, умудрился даже встать с кресла. Недаром Валентина Николаевна говорила о каком-то прогрессе у Соломатина. Этого нельзя допустить!

«Всё должно идти так, как задумал я! Пять лет мои планы в этих стенах не давали сбоя».

Дэн юркнул в пустой класс и затаился у окна. Мстительный взгляд прощупывал двор. Так и есть. Парочка свернула в кусты за помойкой. Как и вчера. По два раза в день туда ездят. Чем они там занимаются? Почему так расцвел Солома? Парень сияет, словно его поцеловала радуга счастья? Калеку надо грохнуть об землю, пока у него не выросли крылья. Кисель, тоже хорош, не смог уболтать дружка отдаться в умелые руки. И что теперь делать? Время поджимает, Тиски ждет и скоро проявит недовольство. Колясочника ему подавай. Не сломленного Вонючку, а упертого подростка со странным пугающим взглядом. И Марго не по делу дорожку перешла. Пора телку сплавлять быкам на обкатку.

Дэн набрал телефонный номер Кабана.

– Привет Кабан, это Голубев, из интерната, – тихо сказал в трубку Дэн.

– А-а, Голубок, – отозвался насмешливый голос.

Дэн в сотый раз проклял свою фамилию. Наградил же папаша клеймом! Устроить, что ли, фиктивный брак с какой-нибудь Орловой или Волковой и взять фамилию жены? Надоели откровенные намеки. Хотя таким, как Кабан, с большой колокольни на закорючки в паспорте.

– Чего тебе, Голубок?

– Новую ампути, надо объездить, – спохватился преподаватель. – Длинноногая девчонка без руки.

– А на мордашку как?

– Хорошенькая.

– Сам так решил? Ты же специалист по юнцам.

– Я в красоте разбираюсь! – обиделся Дэн, но тут же перешел на заискивающий тон: – Телка клеевая, в самом соку.

– Лады. Мы порезвимся. Правда, брат? – На заднем плане эхом заржал Моня.

Дэн знал, что мало похожие друг на друга Кабан и Моня на самом деле, известные в Верхневольске родные братья Саша и Дима Ручкины. Пьющая мать нагуляла их от разных мужиков. Старший Кабан прошел тюремные «университеты», там не облажался, и Савчук забрал земляков под свое крылышко в Москву.

– Когда передашь, телку? – спросил Кабан.

– Да хоть сегодня. Надо подъехать после восьми вечера с заднего двора. Девчонка будет там. Ее зовут Марина Андреева, откликается на Марго.

– Телка в теме?

– Была бы в теме, заранее не сплавлял. Пару деньков ее у себя подержите, а я пока паренька приготовлю. Потом обоих переправите в Москву.

– Подержим за все места, если девка стоящая. В прошлый раз ты такую мымру подсунул. Без ноги, да еще, дрянь, кусается. Пришлось ей зубки проредить.

– Марго фэйс не трогайте. Зачем товар портить.

– Как получится, Голубок. Если с нами нежно – на кой нам грубить.

Дэн замялся:

– Есть маленькая просьба.

– Чего еще?

– Пустяки. Для вас – раз плюнуть.

– Ты не финти, излагай.

– Парнишка попался упертый.

Дэн посмотрел на кусты, за которыми скрылся взбрыкнувший Соломатин, и объяснил, что требуется с ним сделать.

Рыженькая Атя упрямо хромает на трех лапах и повсюду тычет любопытную мордочку. Отлеживаться в коробке котенку надоело.

– А кость у нее срастется? – спрашиваю я.

– Должна, – отвечает Марго с некоторым сомнением.

Девушка идет впереди. Я вращаю колеса инвалидной коляски и наблюдаю, как бронзовая кожа ее ног то и дело касается края юбки. Сколько же томящей красоты в простых движениях.