Прилагаемые чертежи представляют выработанный мною полтора года назад проект ледокола для арктической экспедиции. Ледокол этот будет вполне подходить под условия плавания в Северном Ледовитом океане. Он по водоизмещению в два раза меньше, чем ледокол «Ермак», и имеет одну машину... но винт его хорошо защищен самим корпусом, а гребные валы можно сделать гораздо крепче, чем на «Ермаке»...
Машина для ледокола может быть взята та, которую сняли с ледокола «Ермак» и которая теперь хранится у Армстронга. Если дело это передать в комиссию, то прой дет столько времени, что постройка станет излишней».
Записка, о содержании которой императору Николаю II так и не стало известно, заканчивалась следующими словами:
«Прошу великодушно простить мне, ибо единственное побуждение, которое толкает меня на Север, есть любовь к науке и желание раскрыть те тайны, которые природа скрывает от нас за тяжелыми ледяными преградами».
Но экспедиции вновь не повезло. Ледовая обстановка в районе Новой Земли оказалась необыкновенно тяжелой, хотя в это время северная часть Баренцева моря обычно очищалась ото льда. Макаров приказывает пробивать ледяной панцирь «с набега». Но такой прием не дает желанного эффекта: «Ермак» с трудом осиливает одну милю за другой. Адмирал настаивает:
— Только вперед! Каждая миля к Северному полюсу есть вклад в копилку отечественной науки.
Начальник экспедиции пробует для продвижения ледокола вперед все, порой даже немыслимые, средства. На лед льют горячую воду. Забивают якорь на впереди лежащую льдину и подтягивают судно вперед на канате. Вручную ломами и кирками ломают лед и растаскивают его в стороны, когда требуется развернуть «Ермак». В работах участвует вся команда, ученые и даже сам адмирал.
О том, как экипаж ледокольного судна вел поединок с Арктикой, лучше всего говорят дневниковые записи руководителя экспедиции:
«24 июля
Проснулся в 4 с половиной часа и до утра не мог заснуть. Мысль, что мы совершенно во власти природы, меня страшно гнетет. Если льдины раздвинутся, мы можем выйти, а если нет — мы останемся и зазимуем. Мы находимся в тористом поле. Все усилия повернуть лед оказались напрасными.
Ледокол крошил лед, образовывал ледяную кашу, которая под действием воды и ночного мороза смерзалась. Все это производило весьма неблагоприятное впечатление, и чтобы занять всех общей работой, я решил попробовать руками растащить часть льда. Все, начиная от меня, вышли на работу с ломами, кирками и прочими инструментами...
...Работы усиленно продолжались до вечера. Потом, поднявшись на ледокол, я увидел, какую ничтожную часть работы мы произвели. Очевидно, руками в Ледовитом океане многого не сделаешь!..»
Затем в дневнике следует краткая запись:
«...Мы остановились на сутки. Кругом опять были торосы».
«28 июля
После обеда пошли на лед. Лед оказался с проталинами, так что я два раза провалился...
Что это такое — я решительно не могу понять. 28 июля — между тем холодно, а все ветры только сжимают лед. Какое заколдованное место! Я сильно опасаюсь, что нам не удастся выбраться отсюда».
Начальник экспедиции, ее люди старались всячески вырваться из ледового плена. Как это сделать вернее — они не знали. Слишком мало историй арктических эпопей было известно миру во всех своих подробностях. Но экипажу было ясно, что корпус «Ермака» абсолютно надежен.
Как относились моряки к возможной зимовке в полярных льдах? Об этом рассказал старший механик «Ермака» М. А. Улашевич:
«Никто из экипажа ни разу не подал вида неудовольствия, упрека или какого-либо намека ни адмиралу, ни командиру. Все, начиная с «Ученого Штаба» и кончая кочегаром, совершенно спокойно относились к своему положению, так как видели, что ледокол несокрушим, а если напор льда увеличился бы снизу, то судно благодаря своим обводам было бы выперто на лед. Разумеется, все находились под впечатлением возможности провести полярную зиму на ледоколе, но все имели достаточно характера не высказывать каких-либо жалоб или упреков ».
Все попытки людей вырвать «Ермак» из объятий Арктики оказались тщетными. Ледокол запирали сплошные ледяные поля, и он попал в нешуточный плен. Начинается дрейф «Ермака», продолжавшийся больше месяца. Опасность зимовки в белой пустыне становилась реальностью. Пришлось уменьшить суточный рацион. Начали беречь уголь для топок.
Но тут экипажу «Ермака» откровенно повезло. В начале августа ветер вдруг переменился, и среди ледовых полей образовались большие полыньи. Ледокол после 28 суток арктического плена вышел на чистую воду Карского моря.
Экспедиционный ботаник Н. В. Палибин рассказывал о дне 6 августа так. К Палибину, стоявшему на вахте, явился другой вахтенный — Лавров и сообщил радостную весть о том, что лед как будто начинает расходиться.
«Через четверть часа я вышел и убедился, что веревка туго натянулась. Я немедленно разбудил командира, который, осмотрев лед, тотчас послал будить команду и приказал приготовить левую машину...
Выйдя утром наверх, я уже видел, что «Ермак» шел хорошим ходом среди льдов... и в 9 ч. 30 м. увидели впереди открытое море. День этот был праздником для всех после 28-дневного сидения во льдах. Завтрак прошел с оживленными тостами. Адмирал пил за здоровье механиков с Улашевичем во главе, говорил, шутя:
— Все старания были приложены, чтобы сломать машины, но эти старания не увенчались успехом!»
Маршрут арктической экспедиции пришлось изменить. Путь к устью Енисея надежно сторожили непроходимые для «Ермака» льды. Макаров приказал взять курс к Земле Франца-Иосифа, пустынному и малоизученному арктическому архипелагу. Туда никогда еще не заходил ни один русский пароход. Затем судно прибыло в норвежский порт Тромсе. Оттуда Макаров телеграфировал в Россию:
«...Северная часть Новой Земли была обложена тяжелыми прибрежными льдами...» поэтому после ледового плена программу арктической экспедиции пришлось сократить.
С тяжелым сердцем возвращался Степан Осипович в Кронштадт. Он был готов принять все неудачи арктической экспедиции на себя. И хотя ледокол «Ермак» полностью оправдал свое предназначение, правительство императора Николая II приняло решение с освоением северных территорий России... обождать. Равно как и с освоением Северного морского пути.
В октябре 1901 года Министерство финансов распоря-дилось ограничить деятельность ледокола «Ермак» про-водкою судов в Балтийском море, прежде всего в замерза-ющем Финском заливе. Ледокол передали в ведение Комитета по портовым делам с освобождением вице-адмира-ла С. О. Макарова от лежащих на нем ныне обязанностей в отношении к опытным плаваниям во льдах.
Об этом Степан Осипович получил уведомление официальным письмом. В нем говорилось:
«Государь император, по всеподданнейшему докладу министра финансов... высочайше повелеть соизволил:
1) Ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкой судов в портах Балтийского моря и
2) Передать ледокол в ведение Комитета по портовым делам, с освобождением вашего превосходительства от лежащих на вас ныне обязанностей по отношению к опытовым плаваниям во льдах, и ближайшее заведование работами ледокола возложить на Отдел торгового мореплавания».
Флотоводец не проиграл, как тогда казалось его недоброжелателям и, что греха таить, многим сторонникам, «арктическую битву» за Северный полюс. Он стал отечественным пионером в поисках путей к нему, получив в мировой истории освоения Северного Ледовитого океана всеобщее признание.
Ледокол «Ермак» — любимое детище флотоводца Макарова — войдет славной страницей в отечественную историю, как подлинный корабль-герой. Под красным флагом он примет в 1918 году участие в знаменитом Ледовом переходе, проводя сквозь льды корабли Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт, чтобы они не достались германским войскам, появившимся в Финляндии.
В 1938 году «Ермак» снимет со льдины экипаж первой в мировой истории полярной научно-исследовательской станции «Северный полюс». Имя «Ермака» и его создателя еще раз обойдут страницы многих газет самых разных стран.
