— Ты прав — несколько лет назад он точно работал, а потом вышла какая-то нехорошая история, и фуникулёр оказался заброшенным.

Анатолий постучал пальцем по окну. — Лава там сошла или ещё что-то было, однако не думаю, что его будут в ближайшее время восстанавливать, раз есть тот, на котором мы едем.

— Хм, кабинки-то сплошь открытые, — сказала Лена, перегибаясь через меня. — И уж очень смахивают на те, что доставляют на вершину лыжников. Ты уверен, что там не было чего-то катательного?

— На сто процентов не буду утверждать, но мне кажется, что нет. Он и выглядит малюсеньким. Однако признаюсь, меня вполне устраивает то, что здесь все кабинки закрытые.

— Это почему?

Я чуть наклонился и вытер с колена какой-то тёмный мазок, невольно вспомнив, как однажды поздней осенью решил прокатиться в открытой кабинке на колесе обозрения возле павильона «Москва» на ВДНХ, замёрзнув и проклиная свои фантазии.

— Чувствуешь себя как-то безопаснее. Не хотелось бы случайно вывалиться вниз!

— Мне, пожалуй, тоже. Тем более думаю, до склона здесь приличное расстояние, — кивнула Лена, а потом захлопала в ладоши. — Я уже вижу впереди конец пути. Мы подъезжаем!

— Сюда — да. Но не забывайте, что нам ещё предстоит небольшое и захватывающее путешествие на мощных автобусах, — ответил Анатолий.

— Это как? — я потянулся и поправил панамку, под которой уже успели вспотеть волосы. — Нечто вроде корпусов на огромных колёсах, какие неизменно любят обыгрывать в американских фильмах?

— Нет, просто такие небольшие автобусы, которые обладают повышенной проходимостью. Хотя, уверен, туда вполне можно по дороге добраться и на самом обыкновенном джипе. Однако на нём много народа не увезёшь, да и вряд ли даже самая хорошая машина сможет противостоять камнепаду или чему-то подобному, часто происходящему в этой местности.

Анатолий поморщился. — В прошлый раз, когда я был здесь, то видел несколько человек, которые запаниковали перед посадкой в автобусы и поспешили спуститься на фуникулёре вниз. Так странно устроены люди — готовы заплатить энную сумму за, возможно, единственное, что стоит посмотреть на Сицилии и, практически этого достигнув, самостоятельно отказываются, чтобы потом жалеть, возможно, всю оставшуюся жизнь.

— Согласна, но это всё-таки лучше, чем умирать от страха, закрывать глаза и замкнуться в себе, всё равно так толком ничего и не увидев, — ответила Лена. — Тогда теряется весь смысл поездки сюда. Да и вообще — некоторым людям лучше не напоминать о том, что происходящее как-то отличается от привычного, иначе они сразу запаникуют. Вот, помню, я несколько лет в детстве серьёзно занималась плаванием — потом, к сожалению, пришлось бросить, но это уже совсем другая история. Так вот, однажды мы в группе проплывали двадцатипятиметровый бассейн под водой — я, как всегда нырнула, а потом всплыла у другого бортика, невольно удивившись необычайно плохому для меня времени. И только позже, в раздевалке, ко мне подошёл тренер, попросил не волноваться и рассказал, что примерно на середине пути я потеряла под водой сознание, но продолжала по инерции грести, только очень медленно. Он взял шест и легонько ударил меня по ногам, после чего, видимо, я пришла в себя и благополучно добралась до финиша. Однако скажи он мне это сразу, я бы, наверное, не смогла продолжать тренировку, да и вообще ассоциировала бассейн с возможностью незаметной смерти, так как действительно не помнила, что со мной тогда случился обморок. Но атмосфера раздевалки, отсутствие воды и весёлый пересказ тренером этих событий, несомненно, помогли воспринять всё гораздо спокойнее и без каких-то последствий. Конечно, я потом какое-то время была настороже, однако ничего подобного больше не случалось.

— Да, по-всякому бывает, — пробормотал Анатолий. — А теперь давайте собираться на выход.

Я увидел огромное колесо, крутящееся параллельно полу, где зиял округлый раскол, напоминающий монорельсовую дорогу. Всё-таки во всех этих технических штуковинах меня всегда что-то завораживало своей серьёзностью и предназначенностью для конкретного дела, в отличие от разного рода фривольных отступлений и изысков. А здесь, глядя на это колесо, раза в два превосходящее по диаметру «таорминского собрата», по которому неровно скользил толстый металлический канат, я подумал ещё и о том, что от них частенько зависит очень много жизней и человеческих судеб. Наверное, именно чувствуя ответственность за своё назначение и, так сказать, ключевую роль, подобное редко выходило из строя и продолжало скромно работать, мало кем замечаемое, но необходимое для того, чтобы всё было хорошо. Здесь же я почему-то провёл невольные параллели с нами — всего лишь тремя, что там ни говори, запуганными и немощными людьми перед лицом этих сверхъестественных теней, которым, тем не менее, мы были зачем-то нужны. А скакни мы сейчас с какого-нибудь обрыва и убейся насмерть? Что произойдёт? Может быть, и ничего такого, или же нарушатся некие грандиозные планы, которые, пусть никогда и никому не дано узнать, независимо от стадии воплощения или же напротив — тесно связанные с судьбой всего человечества. Наверное, именно в такие моменты можно почувствовать всю полноту собственной значимости перед теми, кто стоит на много этажей вверху некоей невообразимой пирамиды или даже мавзолея, но нуждается в ком-то, верит и ждёт, что всё случится именно так, как запланировано.

Мы миновали турникеты и оказались в неожиданно маленьком помещеньице, где справа располагалось нечто вроде раздевалки, а слева тянулась длинная барная стойка, обильно заставленная различными бутылками и поделками из вулканического камня. Над ней висел большой экран, где безмолвно крутился видеоролик извергающейся Этны, и это логически завершало какую-то особую атмосферу высоты и загадочности.

— Вы пока гляньте там какие-нибудь причиндалы, а я подберу кое-что из одёжки! — сказал Анатолий, махнув рукой в сторону бара.

— А ты знаешь мои размеры? — наиграно-весело воскликнула Лена.

— Не волнуйся. Я в курсе всего, что нужно, — сделав зловещее лицо, произнёс Анатолий, и мы рассмеялись.

— Прэго, прэго! — закричал вихрастый молодой человек за стойкой, едва завидев нас у прилавка, тут же исчезая где-то внизу.

— Не хочешь купить себе какой-нибудь сувенир в дорогу? — спросил я, разглядывая неровную пепельницу, внутри которой, словно капли яркой крови, было неаккуратно написано, что это Этна, а разводы по краям, видимо, подразумевали растекающуюся лаву. — В случае чего, можно будет и метнуть в кого-нибудь!

— Давай лучше сделаем это вместе, когда будем возвращаться.

— Я не против.

— Прэго! — снова вынырнув из под стойки, воскликнул молодой человек, на этот раз приглашающе держа в руках небольшие пластиковые стаканчики. — Но мани!

Лена нерешительно потянулась и, понюхав, передала один из стаканчиком мне. — Наверное, это нечто вроде пробников.

— Си, прэго!

Продавец радостно указывал на множество разнокалиберных бутылок с изображением извергающейся Этны, и я понял, что здесь, видимо, принято сначала давать попробовать, а потом уже предлагать товар. Что же, несмотря на то, что я в принципе пить не любил, особенно крепкие напитки, да ещё и перед неизвестностью нашего путешествия, сейчас решил сделать исключение. В самом деле, мы на одноимённой горе и кто знает — может быть, это последние граммы алкоголя, которые будут выпиты нами в этой жизни. В конце концов, немного успокоить нервы может быть даже вполне на пользу.

— Давай на брудершафт, — с энтузиазмом предложила Лена и, наклонившись, зашептала. — За нас, успех и победу!

— Да, именно так, — кивнул я, чувствуя, как внутрь льётся что-то необычайно забористое и, в то же время, здесь отсутствует неприятный привкус спирта.

— А что, весьма ничего. Надо будет на обратном пути, наверное, прикупить бутылочку.

— Может быть, ты и права.

— Эй, идите-ка сюда! — раздался голос Анатолия, который появился в проёме, нагруженный какими-то вещами. — Переодевайтесь. Уверен, что там совсем не холодно, однако кто знает — куда нам придётся забраться, поэтому подстраховаться не помешает.