Так как ввиду римских приготовлений можно было предположить эскалацию военных действий, с дакийской стороны старый царь Диупаней уступил место своему племяннику Декебалу. Таким образом, там теперь командовал высококвалифицированный как в военном, так и в политическом смысле, молодой человек, который так же, как и Домициан, жаждал успеха, личность, о которой Кассий Дион сообщает, что он умел использовать победу и извлекать выгоду из поражения и был для римлян достойным противником. С римской стороны командование операциями принял префект преторианской гвардии Корнелий Фуск. После того, как даки после кровопролитных боев были отброшены за Дунай, Домициан решил, что их сопротивление сломлено. В 86 г.н.э. он отпраздновал первый триумф над даками, отклонил предложение Декебала о мире и приказал Фуску начать контрнаступление.
В 87 г.н.э. Фуск построил понтонный мост через Дунай и продвинул свои соединения вдоль Алуты (Олт) на север. Однако на горном перевале Ротен-Турм был наголову разбит. Сам он нашел смерть в этом сражении, а лагерь, вооружение, штандарты и многочисленные пленные попали в руки Декебала. Молодой царь блестяще себя проявил, а римляне потерпели сокрушительное поражение. Однако в 88 г.н.э. командование задействованных против даков войск принял Теттий Юлиан, опытный и осторожный легат. Он решил начать наступление от Баната, и даки не смогли его остановить даже в ущелье Тапы у Железных ворот. Декебал опасался за свою столицу, но римские потери были столь велики, что Теттий Юлиан отказался от продолжения наступления.
Год спустя место военных действий изменилось. Так как квады и маркоманны во время похода против даков не выполнили своих обязательств и даже угрожали открытым флангам римского войска, Домициан решил перед дальнейшими акциями против Декебала сначала нейтрализовать этого противника. Однако штрафная акция потерпела неудачу, маркоманны обратили римлян в бегство. У Домициана не было теперь другого выхода, кроме как заключить компромиссный мир с Декебалом. В обмен на предоставление финансовой поддержки и технической помощи специалистов он получил назад пленных и оружие, которое было утеряно Фуском. Кроме того, Декебал обеспечил римлянам право прохода из их провинции Верхняя Мезия в области маркоманнов и пообещал не трогать римские предмостные укрепления в Банате и Олтении.
Домициан это фактическое закрепление status quo в конце 89 г.н.э. отпраздновал, как триумф над даками и организовал по этому поводу игры и состязания. Полностью признавая общее тяжелое положение на Дунае, нельзя не отметить и здесь противоречие между действительностью и стилизацией. Когда Домициан в процессе переговоров о мире с дакскими аристократами надел на голову их предводителя диадему, в далеком Риме могли продумать, что Декебал стал зависимым клиентельным царем империи. Фактически же он получил драгоценное время и драгоценное средство для укрепления своей власти. В остальном даже после этого на Дунае не наступило окончательное спокойствие. В 92 г.н.э. маркоманны, квады и язиги полностью уничтожили XXI легион. И на этот раз Домициан смог только отбросить захватчиков и снова восстановить оборону границы.
В отличие от положения в Британии и Германии, где меры Домициана были постоянными и определяли римскую политику в последующие десятилетия, очаги кризиса на Дунае он затушить не смог. Вероятно, у Домициана никогда не было планов разбить дакское царство Декебала, вероятно, речь шла скорее о стабилизации обороны границы и о том, чтобы помешать дакам, маркоманнам, квадам и язигам объединиться против Рима. Конечно, в неудачах римских полководцев на Дунае был виноват и сам принцепс, так как он лично присутствовал ни театре боевых действий. Заключенный с Декебалом компромисс не изменил того обстоятельства, что Домициан оказался «неудачливым принцепсом». Действительность не соответствовала пафосу его триумфов и празднеств по поводу военных и политических успехов, хотя тираничная политика Домициана по своей сути была реалистичной.
Понимание Домицианом принципата определило своеобразное и противоречивое внутреннее развитие империи при этом принцепсе. После смерти Тита для младшего Флавия закончилось время враждебности, обид и неудовлетворенности. В вопросе оформления и обеспечении своего положения у него не оставалось другого выбора, кроме как принять позицию отца и брата. Это привело к постоянному возобновлению консульства и трибунской власти, то есть к накоплению власти и титулов, что часто вызывало критику. Однако это явление является относительным, если его связать с практикой Флавиев: Веспасиан был консулом девять раз, Тит — восемь, а Домициан — шестнадцать. Веспасиан и Тит обладали и трибунской властью на одиннадцать лет, Домициан на шестнадцать. Веспасиана провозглашали императором двадцать раз, Тита — шестнадцать, Домициана — двадцать два.
Так же было и с должностью цензора. Для сената явилось особенно вызывающим, что Домициан с 85 г.н.э. взял на себя обязанность цензора пожизненно и считал это столь важным, что включил в свои титулы «пожизненный цензор». Здесь тоже нужно вспомнить о цензуре Веспасиана и Тита в 73—74 гг. н.э., а также о том, что предшественники Домициана были удостоены звания цензора после определенного срока исполнения обязанностей. Еще Веспасиан использовал должность цензора для чистки и пополнения сената.
Объединение цензуры и принципата было направлено не только против сената. Домициану было необходимо обновить старомодные обычаи и нормы и устранить разнообразные признаки упадка. Он последовательно применял закон Сканциния о совращении малолетних, запретил кастрацию, понизил цену на евнухов, карал весталок за нарушение обета целомудрия архаическим наказанием — закапыванием живьем, наблюдал за формированием сословий и контролировал деятельность магистратов и управленческих чиновников.
Домициан взял на себя не только кодифицированные законом о власти Веспасиана полномочия, но и с логической последовательностью осуществил их в открытой автократической манере и ввел новые формы церемониала и презентации. Принцепса постоянно сопровождали 24 ликтора, он входил в сенат в триумфальных одеждах и в отличие от стиля Веспасиана его персона была неприступной. На организованных им играх в честь Юпитера Капитолийского он был в пурпурной тоге греческого покроя, на голове золотая корона с изображениями Юпитера, Юноны и Минервы. Его окружали жрецы Юпитера и флавиевская коллегия жрецов, одетых так же, как и он, но на их коронах было только изображение принцепса.
В том же духе планомерного возвеличивания принцепса были выдержаны многочисленные золотые статуи правителя на Капитолии, триумфальные арки, которыми Домициан украсил весь город, и переименование в его честь месяцев сентябрь и октябрь в германик и домициан. Не в последнюю очередь его возвышению способствовала придворная поэзия, превосходящая по пафосу самого Овидия. Так, например, Стаций чествовал приглашение к столу принцепса, где священной была не только персона принцепса, но и сама еда. Особенно четкая формулировка находится у Ювенала в его эпиграмме, где он прославляет Домициана, как отца всего земного шара и приветствует его законы о нравах.
Наивысший судья нравов, принцепс принцепсов,
Твой Рим обязан тебе многими триумфами,
Многими новыми и восстановленными храмами,
Многими представлениями, многими богами и городами,
Но больше тем, что вернулось повиновение.
(Марциал. «Эпиграммы», 6, 4)
Ключевым понятием для определения правления Домициана является форма обращения «господин и бог», которое, правда, не было включено в перечисление его титулов. Эта формулировка впервые была принята среди рабов и вольноотпущенников семьи Цезаря. Принадлежащие к кругу этих лиц прокураторы употребляли ее сначала в управленческом аппарате, а потом она распространилась повсюду. При общей оценке этой формулировки нужно исходить из того, что она, как считают лучшие знатоки античности, обозначала не «обожествление, а богоподобное возвышение принцепса» (Тегер Фр. «Харизма». Штутгардт, 1960).
