Программа и понимание истории отражены в предисловии к произведению Ливия: «Создам ли я нечто стоящее труда, если опишу деяния народа римского от первых начал города, того твердо не знаю, да и знал бы, не решился бы сказать, ибо вижу — затея это и старая, и не необычная, коль скоро все новые писатели верят, что дано им либо в изложении событий приблизиться к истине, либо превзойти неискусную древность в умении писать. Но как бы то ни было, я найду радость в том, что и я, в меру своих сил, постарался увековечить подвиги первенствующего на земле народа и, если в столь великой толпе писателей слава моя не будет заметна, утешеньем мне будет знатность и величие тех, в чьей тени окажется мое имя. Сверх того, самый предмет требует трудов непомерных — ведь надо углубиться в минувшее более, чем на семьсот лет, ведь государство, начав с самого малого, так разрослось, что страдает уже от своей громадности; к тому же рассказ о первоначальных и близких к ним временам, не сомневаюсь, доставит немного удовольствия большинству читателей — они поспешат к событиям той недавней поры, когда силы народа уже могущественного истребляли сами себя; я же, напротив, и в том буду искать награды за свой труд, что, хоть на время — пока всеми мыслями устремлюсь туда, к старине, — отвлекусь от зрелищ бедствий, свидетелем которых столько лет было наше поколение, и освобожусь от забот, способных если не отклонить пишущего от истины, то смутить его душевный покой. Рассказы о событиях, предшествующих основанию Города и еще более ранних, приличны скорее твореньям поэтов, чем строгой истории, и того, что в них говорится я не намерен ни утверждать, ни опровергать. Древности простительно, мешая человеческое с божественным, возвеличивать начала городов; а если какому-нибудь народу позволительно освящать свое происхождение и возводить его к богам, то военная слава народа римского такова, что назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с тем же покорством, с каким сносят власть Рима. Но подобным рассказам, как бы на них ни смотрели и что бы ни думали о них люди, я не придаю большой важности. Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, какова была жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий — дома ли, на войне ли — обязана держава своим зарожденьем и ростом; пусть он далее последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах. В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамленьи величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь чему подражать, здесь же — чего избегать: бесславные начала, бесславные концы». (Ливий.Т «История Рима от основания города». М., 1989, с. 9).
Ливий полностью следует древнеримским традициям. Благодаря ему оживают легенды о римских царях и героях Римской республики, образы Камилла, Цинцинната, Мения Агриппы и многих других. Не имеет смысла упрекать Ливия в том, что он не занимался критикой исторических источников, как это делается сейчас, не старался любой ценой быть оригинальным, что ему не хватало политического опыта, и он не разбирался в военных вопросах и, наконец, что недостаточно проблематилировал свой материал. Эти аспекты у Ливия отсутствуют. Для него основными были традиционные этические и моральные принципы подхода к истории и, прежде всего, осознание тождественности религии и политики. Прошлое Рима для Ливия было достойно подражания, в первую очередь, за свою религию. Она была основополагающей, как для характера и добродетели каждого отдельного человека, так и для норм права и политики всего римского народа.
С большой силой убеждения Ливий противопоставлял просветленное, гармоничное прошлое настоящему, которое характеризуется терзаниями, развитием крайнего насилия, роскошью и алчностью, падением нравов и произволом, пренебрежением к старой религии. Ливий испытывал чувство глубокого разочарования, когда начал писать 142 книги своей истории «От основания Рима», охватывавших период с IX века до н.э.
Бесполезно рассуждать о содержании и достоинствах утерянных исторических книг Ливия. Совершенно очевидно, что его произведение было созвучно усилиям Августа, но удивительно, что он не рисует в безнадежно мрачных тонах настоящее и будущее. Когда он подчеркивает большое значение согласия граждан, прославляет власть, благоразумие и самоограничение, идеализирует обычаи предков, напоминает о значении традиционной религии, он действует в интересах новой системы. Не в меньшей степени это относится к той непрерывности и целостности римской истории, которая, по мнению Ливия, полностью соответствует формуле «возрожденная республика».
Конец гражданских войн и новая систематизация римского господства при Августе способствовали возникновению целого ряда произведений различного литературного жанра, которые описывают более ранние события или подводят итоги, руководствуясь современными им знаниями. Значительным добавлением к книгам Ливия служит исторический труд Помпея Трога, который происходил из знатной галльской семьи. Он написал 44 книги, в настоящее время утерянные, но их содержание пересказывается у Юстина (III в.н.э.) в «Истории Филипп», важнейшем дополнении к Ливию, потому что он внешнюю историю Рима понимает во всемирно-исторической концепции, структурно воспринимает как следствие развития мировых империй, воплотившихся в Римской империи августовской эпохи.
При ретроспективном взгляде на целый ряд классических латинских авторов кажется, что они являлись идеальными «подготовителями» августовского принципата. Самыми известными подобные связи были у Цицерона. У него встречаются некоторые формулировки и оценки, которые позже оказались свойственными августовской идеологии. При этом не нужно забывать, что цицероновский принцепс выполняет узко ограниченные функции в рамках законной традиционной Республики, и что сам Цицерон глубоко ошибался по поводу истинных намерений Октавиана.
Как широки были реставрационные тенденции в области морали, философии и религии, на которых строилась духовная ориентация, законодательство о нравах и региональная политика Августа, мы узнаем из энциклопедического, к сожалению, сохранившегося только в отрывках и мало известного сегодня произведения Марка Теренция Варрона (116—27 гг. до н.э.). Его состоящий из 41 книги труд «Древние сказания о делах человеческих и божественных» посвящен Цезарю. Варрон подробно рассказывает о частных, государственных и религиозных древностях Рима. Вплоть до Августина эта книга оставалась арсеналом античных знаний, которые были оценены по стоическим критериям. Августовские поэты, особенно Овидий, почерпнули большую часть сведений у Варрона. Гораздо скромнее вклад появившихся в 37 г. до н.э. трех книг «О сельском хозяйстве» — специальное сельскохозяйственное произведение в форме диалогов. От других языковедческих и литературоведческих книг Варрона, от его сатир, исторических диалогов остались только фрагменты, остальные произведения известны только по названиям.
Судьбу, подобную историческим трудам Помпея Трога, имело также большое философско-антикварное собрание сочинений вольноотпущенника Марка Веррия Флакка о значении слов. Это был составленный по алфавиту толковый словарь, который давал не только точное описание значений слов, но и разъяснял архаические значения многих старых римских обычаев и нравов. Авторитет создателя «О значении слов» был так велик, что Август назначил его воспитателем своих приемных сыновей, Гая и Луция Цезарей.
Инвентаризация и научная систематизация, — кроме сугубо конкретных практических военных и политических целей, — были задачами, которые поставил себе Марк Агриппа при разработке большой карты мира с важными пояснениями. Эта карта содержала большое количество сведений о расстояниях и прочих данных, позже использованных в географических трудах. Большое значение, прежде всего в Средневековье и в эпоху Ренессанса, приобрели те 10 книг «Об архитектуре», которые Витрувий посвятил Августу. В них великий практик собрал все знания своего времени о планировке городов, об архитектуре, возведении общественных и частных зданий в различных местностях, о водопроводах, часах и изготовлении станков.
