10. Предисловье[1]

Две сущности бытия не враждебны друг другу и не напрочь друг от друга отчуждены. Они связаны узкими тропо-скважинами, проходящими сквозь граничный слой – Подступ.

Окончания скважин в нижней, сдвоенной сущности, то есть, в вещественно-духовном мире, располагаются на нескольких характерных участках поверхности Земли. Первоначально они были надёжно укрыты от влияния земных стихий, а главное, от никчёмной любознательности людей, которым невдомёк, что встреча с прямым выплеском иносущностной среды крайне опасна для них. Однако, бурное развитие человечества, процессы миграции, применение техники, воздействующей на ландшафт планеты, весьма понизили эту надёжность.

В верхней, одноцелой, энерго-информной сущности – применительно к обиходному человеческому понятью: в духовном, «послежизненном» мире – находятся специальные субприводы для отвора-затвора скважин. Периоды между включениями субприводов значительны, а время их действия очень кратко – для минимального влияния друг на друга структурно несхожих сред.

Через тропоскважины проникают в нижний мир Верители, выполняют свои контролирующие и балансировочные функции и возвращаются обратно. Находятся они там, разумеется, в виде личностных информных полей, недоступных для восприятия чувствами и приборами обитателей этого мира.

Вернуться назад Верители, в принципе, могут и напрямую, через слой Подступа. Но это потребовало бы очень большого расхода индивидуальной энергии; снизился бы общий потенциал, который потом нелегко восстановить.

Кстати, не помешает попутно пояснить, что в верхнюю сущность, через границу и Подступ, поднимаются все без исключения духовные матричные комплексы разумных обитателей нижнего мира, а именно: в ортодоксно земных понятиях – души. Это неминуемая и важная часть Программы Двусущностного Генезиса человека, разработанной Творцами. Для этого непростого процесса затрачивается энергия, высвобождаемая при разъединении двух компонент человеческого индивидуума: духа (души) и тела. То есть, во время его физиологической смерти.

Так вот. В описываемый здесь момент отворилась одна из скважин, через которую вернулся назад Веритель. Прибывшего, по обыкновению, встречал Аналитик, чтобы принять у него отчётные сведения. И разумеется, для дружеской беседы. Беседа, как вы понимаете, велась не посредством слов, за отсутствием органов для их говоренья и слушанья, а универсальным способом: рекомбинациями личностных информных импульсов.

Это единственный (и вседостаточный) способ общения в энергетическом мире.

Аналитик: – Ты чем-то расстроен?

Веритель: – Зверёныш остался там. Не успел проскочить.

Аналитик: – Почему?

Веритель: – Отстал. Отвлёкся на какую-то мелочь. Надо было мне его первым вбросить в скважину.

Аналитик: – Надо было помнить, что скважина отворяется на короткое время.

Веритель: – Недоследил, извини.

Аналитик: – Перед зверёнышем извиняйся. Зачем ты, его с собой взял?

Веритель: – Очень просил. Любопытный он. И очень привязан ко мне.

Аналитик: – Ты же знаешь, что… нежелательно.

Веритель: – Но не запрещено. Другие тоже брали с собой зверёнышей. Для их полноценного развития. Контраст впечатлений очень много даёт.

Аналитик: – У других они не оставались там.

Веритель: – Моя вина, признаю. Что делать? Ждать следующего отвора?

Аналитик: – Самому пройти напрямую, через границу и Подступ, у него сил не хватит.

Веритель: – Подождёт. Он смирный и понятливый.

Аналитик: – Пока он сам в себе. Рядом со скважиной.

Веритель: – Там он и будет. Ему известны правила.

Аналитик:– Следует срочно ввести правило о запрете неодиночных проникновений. Нельзя рисковать.

Веритель: – Он спокойно дождётся.

Аналитик: – Ты так уверен? Кто может оказаться с ним рядом? Вдруг, с кем-то сконсонирует его импульсный спектр.

Веритель: – Вероятность очень мала. В любом случае, Закон о Невмешательстве он знает.

Аналитик: – Не настолько неукоснительно, чтоб оставаться там одному. Молод он и неопытен.

Веритель: – Моя вина. Готов нести ответственность.

Аналитик: – Подумаем.

Веритель: – С этой скважиной ещё проблемы. Выход слишком доступен. Второй случай попадания людей под выплеск среды.

Аналитик: – Скважина будет ликвидирована. Ещё один, последний отвор. Возможно…

До чего ж не любил он эти высоконачальственные кабинеты. На тёмном дубе, на жаркой латунной бляхе – «Первый заместитель». Он намеревался пойти к самому мэру, но его направили к первому заместителю: мол, вопрос ваш не настолько гигантен, и вообще, мэра нет и невесть когда будет.

Он задержался у могучей двери, сооружая на лице в меру торжественную благоозаботу. Монументальная секретарша с пышным костром шафрана на голове, приняв его задержку за нерешительность, кивнула покровительственно.

– Глеб Степанович в курсе.

Невелов отворил дверь и вошёл в кабинет.

Первый зам стоял спиной к нему, у окна, склонившись над аквариумом, и кормил рыбок.

– Здравствуйте – здравствуйте, проходите уважаемый…

– Эдуард Арсеньич Невелов.

– Эдуард Арсеньич. Замечательно, – хозяин кабинета завершил умилительное руководство рыбьим завтраком, разогнулся в плечистого, плотного, средних лет верзилу, потёр друг о друга концы пальцев, стряхивая с них остатки сухого корма, протянул руку Невелову.

– Глеб Степанович. Рад познакомиться. Мы с вами ещё не встречались. По-моему.

– Не доводилось.

– Хорошо, что встретились. Чем больше узнаешь интересных людей, тем жизнь интересней становится. И поучительней. Меня информировали о теме вашего визита. И даже немного заинтриговали оной, – голос у первозама был густ, басист, речь – почти без обычных мягкоковровокабинетноназидательных выжимов, с крапинами иронии, – Эльза Иосифовна, – наклонился он к селектору на столе, – Пригласите, пожалуйста, Никишина. Он знает, зачем.

С начальником управления охраны здоровья населения и защиты окружающей среды города Волстоля Юрием Вадимовичем Никишиным Невелов был формально знаком по городским совещаниям руководителей медицинских учреждений и впечатление о нём себе составил нелестное: тусклый чиновник-прагмат, мыслящий и действующий только в рамках своих обязанностей, не приемлющий риска и азарта; хотя, в духе времени, ненавязчиво эрудированный, улыбчиво красноречивый, безупречно «лоялизированный». Да. От Никишина ему сегодня вряд ли случится содействие. Хорошо, если нейтралитет. Рассчитывать только на себя.

– Итак, Эдуард Арсеньич, вы являетесь главным врачом известной в городе клиники «Надежда»… – кратким жестом хозяин кабинета показал на небольшие кресла вокруг уютно расположенного у окна столика со столешницей красного тёплого дерева. Сам уселся напротив. Столик, в противу официальному длинному столу, служил, видимо, для доверительных бесед.

– Именно: психотерапевтической специализированной клиники «Надежда», – прокашлявшись, сказал Невелов, – Я возглавляю клинику третий год. До меня был Ирвин Модестович Торн – мой добрый товарищ, золотой человек, мощнейший специалист. Умер… безвременно. К великому сожаленью.

– Мн… – философично кивнул головой первозам, – Кто знает, кому когда… Причина?

– Сахарный диабет.

– Вы работали с ним вместе?

– Нет, я работал в мединституте на кафедре психиатрии.

– Сменили институтскую кафедру на обычную клинику?

Глаза у первозама сидели глубоко и прочно под кустистыми бровями, отгороженные друг от друга твёрдой отливкой переносицы; взгляд тягуч, досконален.